Отправлено: 21.11.13 09:24. Заголовок: "Воспоминания бывшего ребёнка"

Восстанавливаю рассказы, которые я столь эгоистично удалила. Я не имею права уничтожать их, если они нравятся хоть одному человеку. Отдельное спасибо пользователю Миррка, которая скопировала их в своё время и отправила мне файлы. Я их только почистила от опечаток и некоторых неточностей, которые были в предыдущей версии и дополнила статьёй об авторах.


Alex710.
Воспоминания бывшего ребёнка.
Предисловие.

Все когда-то были детьми. Шалили, получали двойки и бывали за это наказаны. Этот цикл небольших рассказов посвящается всем детям планеты (бывшим, настоящим и будущим). В основе лежат действительные истории, произошедшие в далёкие уже 70-е годы со мной и моими друзьями или недругами. Но, я всё-таки считаю эти рассказы художественными (надеюсь, не от слово «худо»), а не документальными, поэтому (в отличие от высказываний на форуме) писал их в стиле отечественной журналистики: «правда, но не вся правда и не только правда», чтобы было интереснее. Если кому-то покажется что я пишу смешно о не смешных вещах, то это потому-что ирония и самоирония всегда были моей отличительной чертой, как сказал герой одного детектива: «я всегда шучу под дулом пистолета, под ним можно или шутить или паниковать, так лучше – шутить». Имена я не изменял (мало ли в России Светок, Игорьков, Андреев, Сергеев, Лёш…), если кто-то узнает себя – прошу не обижаться. Автор фигурирует в этих рассказах под именем «Лёня», как его называли в детстве. Хотелось бы надеяться, что из этого, что-то получилось.
Автор не возражает против перепечаток.
Alex710.



Соавтор тоже не возражает против перепечаток и надеется, что наши рассказы найдут своего читателя среди детей (как настоящих, так и бывших, а может быть и будущих).

Svetka-Bekky.


Памяти друга посвящается.

Alex710 и Svetka-Bekky, фигурирующие в рассказах под именами Лёнька и Светка, действительно друзья детства, знакомые с детского сада, потом одноклассники. Дружба эта за долгий период, случалось, перерастала в любовь, а потом обратно (не верьте тем, кто говорит, что дружбы после любви не бывает).


Alex710.
Воспоминания бывшего ребёнка.
История первая. Тапочек.

Случилось это ещё в детском саду. Мне было шесть лет и у нас с мальчиком по имени Игорь появился большой общий интерес – авиация. (Надо сказать, что я был мальчишкой любознательным (с годами, видимо, поглупел), читать умел, сколько себя помню. Специально спросил у мамы (она, слава Богу жива, хоть и лет ей уже немало): в каком возрасте я научился читать. Она говорит, что четырёх не было – по деревянным кубикам с буквами и картинками (А-арбуз, Б-барабан и т.д.). И пытался «писать», зажав в кулаке карандаш.) Так вот, к этому времени у меня была любимой книгой «История отечественной авиации» 195?-какого-то года издания. И я часто представлял себя одним из первых авиаторов на «Фармане», истребителем Второй Мировой или полярным лётчиком. А у Игоря отец был диспетчером в нашем аэропорту, бывшим лётчиком и, естественно, у нас было о чём поговорить. Вот, однажды, мы с ним во время «тихого часа» ушли потихоньку в кладовку, где хранились швабры, вёдра, тряпки и пр., долго болтали и не заметно заснули. Можно, конечно, понять воспитательницу – немолодую уже женщину, у которой пропали два ребёнка. Она перевернула весь садик и нашла нас мирно спящими среди вёдер и швабр. Помню только, что проснулся от шума, открываю глаза: она снимает с ноги тапочек, хватает Игорька за шиворот (он сидел ближе к двери), встряхивает, потом просовывает головой между ног, спускает с него трусики, задирает майку (больше на нас ничего не было, в «тихий час» полагалось спать) и щёлк тапочком (хорошо – веник под руку не попался) раз, другой… получилось пять. Я в этот момент стоял в ступоре (наверное, с раскрытым ртом), понимая, что и мне предстоит то же самое (меня ещё ни разу не пороли по-настоящему, время от времени получал только шлепок-другой ладонью по одежде). Игорёк был мальчишка уже поротый и даже ни разу не пикнул. Когда она его отпустила, я только успел спросить: «больно?» Ответ: «ерунда, папин ремень куда больнее» я услышал уже, когда ойкнул (скорее от неожиданности, было не слишком больно) после первого шлепка, дальше я тоже не пищал. Потом она расставила нас по разным углам минут на пятнадцать. На этом наказание и кончилось. Родителям она ничего не сказала, так как мы не были какими-то особенными хулиганами.
Почему-то, я никогда не считал это поркой.


Воспоминания бывшего ребёнка. История вторая. «Банан».
Alex710.

Было это давно. Я тогда заканчивал первый класс. Учился я хорошо. Круглым отличником не был, но четверок было немного.
И вот, в один весенний день я получил, как мы тогда говорили, «банан». Почему двойки называли «бананами»? Наверное, потому что в Советском Союзе бананы были большой редкостью, просто какой-то экзотикой, это сейчас они продаются на каждом углу. Вторая причина, что по форме банан, действительно напоминает верхнюю часть цифры 2. К тому же тогда был популярный мультфильм «Три банана». Причём «банан» был просто дурацким. Случилось так, что я не выучил наизусть заданное стихотворение. Надо бы сидеть тихонько, да помалкивать. Но, когда Валентина Фёдоровна (так звали мою первую учительницу) спросила - есть ли желающие отвечать, я, как заколдованный, поднял руку. Почему-то решил, что если не подниму, то она поймёт, что я не учил, а среди других - не спросит. И вдруг, учительница называет мою фамилию… Мне бы признаться, что я не готов, но я встал и пошёл к доске. Хватило моих знаний на автора, название и первую строчку. С первых парт послышались тихие подсказки, но невозможно вспомнить то, чего не знаешь. Валентина Фёдоровна строго спросила: «ты учил?» и я сделал ещё одну глупость – ответил, что учил. «Учил, учил, недоучил – двойку получил» - ответила она любимой прибауткой. Когда, возвращался к себе за парту, то чувствовал, что щёки буквально горят от стыда…
На перемене ребята, кто сочувственно, а кто и злорадно (в зависимости от отношений, которые уже успели возникнуть, а с некоторыми из одноклассников я был знаком до школы по двору или детсаду), спрашивали: «попадёт?». Я отвечал: «попадёт…», хотя сам ещё не понимал значения этого слова. Дело в том, что хоть мне и было уже почти восемь лет, меня ещё ни разу не пороли. Шлепок-другой ладонью по даже не оголённой попе, которые я время от времени получал, считать поркой никак нельзя. Я, конечно, слышал от друзей об этом, видел в фильмах, читал в книгах, но всегда во время разговоров на эту тему старался больше молчать и слушать, боясь, что они поймут, что я не поротый и перестанут «уважать» - не хотелось быть «белой вороной». Один мальчик (на год старше меня) как-то показал воспалённую руку и сказал, что это его пороли «с пряжкой». Тогда я чуть не попался – спросил: «А при чём тут рука, тебя же по попе пороли?» Теоретически я представлял, как это делается. К счастью, он не догадался и прямодушно ответил, что искусал руку от боли.
По дороге домой я начал испытывать какое-то странное беспокойство. Начали докучать мысли на тему – долго ли будут ругать.
И вот, наконец, я добрёл до дома, вошёл, снял сандалии, прошёл в комнату, положил портфель. Дома был один дед. Отца у меня не было, мама работала, а бабушка вечно стояла в очередях – примета того времени. Из другой комнаты послышался голос деда: «ну, что получил?». «По математике – пять» - ответил я (и это было правдой), а сам подумал: «не буду пока рассказывать про двойку». «Что-то плохо слышно, зайди ко мне» - сказал дед. Я зашёл к нему в комнату и повторил: « по математике – пять». Дед сидел за круглым письменным столом, в руках у него была газета. «А по чтению?» - спросил он. Я невольно покраснел и замялся с ответом. Дед отложил газету в стопку на столе и продолжил допрос: «а зачем ты руку тянул, если урока не знаешь? Валентина Фёдоровна позвонила и всё рассказала». Я промямлил, что-то вроде «думал – не спросят…», а у самого от стыда уже начали слёзы наворачиваться на глаза. Дед добавил: «хорошо, что стыдно, первую двойку можно бы и простить, а вот обман учительницы – нельзя», взял меня одной рукой за плечо, а другой начал расстёгивать на мне брюки. Надо сказать, что застёжки-молнии тогда были в нашей стране редкостью, а у большинства брюк было, кроме основной пуговицы, четыре на ширинке. Он успел расстегнуть только верхнюю, когда я, ещё ничего не понимая, сказал, что разденусь сам. Дед, слегка опешил, но отпустил меня и ответил: «сам, так сам». Я расстегнул оставшиеся пуговицы, снял брюки, оставшись в белой рубашке на майку (без майки ходить в школу считалось неприлично) и чёрных «семейных» трусах (тогда другие были редкостью), когда услышал: «тогда уж и трусы сам снимай!». «Зачем?…» - удивился я. «Как – зачем? Стишок не выучил? – не выучил, двойку получил? – получил, учительницу обманывал? – обманывал, да ещё и мне сразу не признался! Пороть тебя буду!». От этих слов я совершенно растерялся. Брюки, которые я держал в руках, упали. Я автоматически хотел их поднять, но вдруг увидел лежащий на столе узкий кожаный ремень. Я оцепенел от ужаса. Как ни странно, вывел из транса меня вопрос: «долго ещё ждать?». Я, неожиданно для себя, вдруг подумал: «не я первый, не я последний, зато не буду чувствовать себя идиотом при разговорах о порке…», дрожащими руками спустил трусы чуть повыше колен и непослушными ногами сделал пару шагов в сторону деда.
Дед ловко уложил меня к себе на колени, так что с одной стороны свисали ноги, а с другой голова и руки, задрал вверх рубашку и майку и моя попа, ещё не знакомая с ремнём, оказалась совершенно незащищённой. Вспомнился Данька из «Неуловимых мстителей», и я принял «мужественное решение», что тоже не буду кричать. Когда дед слегка похлопал ладонью по моему заду, я решил, что это и была порка и, довольный собой (выдержал!), попытался встать. Однако, дед крепко прижал меня левой рукой и спокойно спросил: «ты куда? За сопротивление «добавка» полагается!». «Я не сопротивляюсь, я думал, что ты уже закончил…» - честно признался я.
«Я ещё и не начинал! - усмехнулся он в ответ – за двойку и враньё вместе взятые получишь двадцать ударов ремнём… потому что в первый раз… следовало бы больше…» Зачем он мне это говорил? Для меня тогда было всё равно, что один, что двадцать, что сто – я просто не знал, что это такое. С этими словами, дед взял со стола ремешок, сложил его вдвое и крепче прижал меня левой рукой…
Раздался свист ремня, потом какой то странный звук, вроде всплеска рыбы и мой зад обожгло резкой болью. Я не издал ни звука, но не потому что стерпел боль, а просто задохнулся от боли, а дед сказал: «раз!». Через пару секунд всё повторилось, только дед сказал «два!», после чего я услышал, как бы со стороны протяжный вопль тоненьким голоском. «Кто это орёт таким противным голосом – мелькнуло у меня в голове – неужели я? А как же Данька?» и я закрыл глаза и стиснул зубы, ягодицы мои непроизвольно сжались в ожидании (потом уже, я понял, что лучше наоборот - постараться их расслабить, по напряжённым мышцам больнее). Третий и четвёртый удары удалось стерпеть, после пятого (дед продолжал считать вслух) я застонал сквозь сжатые зубы. Шестой пришёлся по уже ушибленному месту (я по комплекции худощавый и попа была небольшой; кстати, толстые дети в этом (но - только в этом - имеют преимущество) и оказался гораздо больнее – ноги мои резко дёрнулись, а сам я заорал во всю глотку. Это была сдача: ещё четыре сильных удара я уже и не думал о том, чтобы сдерживать крики…
И вдруг всё прекратилось. Дед спросил: «в туалет не хочешь?»
Я сквозь слёзы автоматически ответил, что нет. «Точно? А то только половина порки, ещё уписаешься.» Я понял, что это шанс, по крайней мере, оттянуть продолжение и сказал, что схожу. Дед отпустил меня и я, поддерживая руками трусы (надевать их на горящую попу не хотелось), побрёл в туалет. Там, наедине с собой, я осмотрел пострадавшее место. Ничего такого уж страшного там не было – ярко-красные полоски, но горела попа прилично. Наконец, услышал голос деда: «давай быстрее, а то «добавки» получишь!». Я спустил ручку унитаза и, вздохнув, отправился на «казнь». Дед снова положил меня на колени. Я пробормотал: «может хватит, я больше не буду двойки получать…попу очень больно…» «Будешь – неожиданно сказал дед – школьников без двоек не бывает, но теперь ты знаешь, как за них наказывают.» Ремень вновь засвистел и мне, немного передохнувшему, удалось почти молча выдержать три удара, потом снова начался рёв, который уже не прекращался до конца порки. Отсчитав двадцать, дед осторожно положил меня на кровать на живот и тихонько вышел. Я лежал, продолжая всхлипывать и незаметно… заснул. Когда проснулся, то первой мыслью было: «ну и сон!», но попытка встать отдалась болью в попе и тут я увидел, что трусы мои спущены, а попа не естественного белого и уже не ярко-красного цвета, как «во сне», а в некоторых местах потемнела. И я понял, что это был не сон. Собрался с духом, кое-как натянул трусы, снял рубашку и майку, накинул сверху домашнюю и побрёл на кухню, где дед пил чай. «Обедать будешь?» - как ни в чём не бывало, спросил он. «Буду, только стоя можно?» - полу-ответил – полу-спросил я. «Конечно» - ответил он. Пообедав, я спросил: «ты меня совсем не любишь?» «Что ты – ответил он – очень люблю». «А зачем же тогда побил?» - удивился я. «Я тебя не бил, а наказывал. Бьют те, кто ненавидят, а наказывают любя». Эти слова я запомнил на всю жизнь.
А на следующий день в школе я оказался героем дня. Многие во дворе слышали мой рёв, за что пороли - поняли все, но всё равно вопросы были. Я «немного» приврал, что так орал, потому что первый раз пороли пряжкой, а вообще-то я молчу (и, действительно, раньше моего рёва слышно не было). Это подняло мой «авторитет» и в классе и во дворе.