Монастырский остров. | цитата: |
"Наказания гимназистов смущали его чистые помыслы. Он волновался всякий раз перед назначенным часом и долго молился, избывая из себя грех причинения страдания и нескромных мыслей. А потом, после наказаний, вкусив сладости чужой боли, он так же истово благодарил Бога за благость, которую чувствовал в своем сердце и понимал её, эту благость, как прощение..."
|
|
На небольшом острове, вытянувшимся вдоль западного берега реки и отрезанном от него лишь узкой протокой, стоял старый, еще XII века, монастырь Св.Франциска. Островок носил символическое имя «Монашеской верности», которое связывали со средневековыми легендами о рыцарях и их невестах. Со временем внутри монастырских стен сохранилось мало интересного - здания много раз перестраивались, многое уничтожили наводнения своенравной реки и главной достопримечательностью острова стала Гимназия для мальчиков, учережденная на острове ещё во времена французского владычества и повальной секуляризации монастырей.
Монастырь возродился после наполеоновских войн и следущие сто лет богател, собирая прихожан богатой округи. Но в нацистские времена у монахов вновь отняли земли. В военные годы истаяли все прежние богатства и теперь братия кормилась от учеников. Поэтому для гимназических классов отдали лучшие постройки, устроили пансион для постоянного проживания, а горстка монахов все свободное от молитв время отдавала восстановлению чистоты и порядка, так стремительно и легко уничтожаемых школьниками.
Брат Марек был среди братии всё еще младшим, несмотря на долгое время жизни в обители и уже не мальчишеский возраст. Он пока не получил сана и учился на католическом факультете в соседнем городе, куда каждый день уезжал на велосипеде, а вернувшись после занятий, исполнял вечером обязанности помошника наставника для младших мальчиков, живших в монастырском пансионе.
Аббат-настоятель монастыря определил его помощником наставника, когда Марек уже закончил гимназическую учебу и был принят на католический факультет. Братьев в монастыре оставалось с каждым годом меньше и заниматься с молодыми озорниками у стариков не было охоты.
Комнатка его была под самой крышей старого дома, отданного монастырем под спальни гимназистов. Арочные высокие своды и массивные толстые двери с коваными петлями, стрельчатые окна и стены из грубоотесанного песчанника возвращали его мысли к средневековым временам и христианским мукам. А когда он обходил вечером спальни своих воспитанников, чтобы проследить порядок и пожелать им спокойной ночи, то видел себя умудренным прелатом «взыскующим строгость и дарующим милость малым сим...». Полы его сутаны распахивались от быстрых шагов, узкая талия была перехвачена широким поясом, а на голове он представлял себе уже малиновую камилавку. В руках он всегда нёс Библию, чтобы перед тем как погасить свет в спальне, прочесть слово Божие своим мальчикам.
Когда стремительные шаги его гулко раздавались под каменными сводами, мальчики должны были быть уже в своих комнатах, подле кровати, с тем чтобы не задерживать наставника. Он читал им стихи из Матфея, всем сердцем желая детям добра и христовой любви. И мальчики любили его тогда за неподдельную искренность и участие. Он чувствовал детскую любовь и сам становился чище в помыслах о благих делах, на которые он теперь назначен своей судьбой и будушим саном. Это были самые лучшие минуты его монастырской службы.
* * * *
Однако были и другие обязанности, в исполнении которых должен был помогать Марек отцу Бернгарду – старому монаху, наставнику пансиона. Это были наказания младших мальчиков. Они волновали Марека, но не нарушали в его душе возвышенность веры и святость слова божия. Ибо наказание есть искупление за грехи, а очищения без боли и страдания Марек не знал. Волновался он из-за того, что словно сам чувствовал каждый удар прутиком и вздрагивал вместе с наказанным и готов был вместе с ним плакать.
Наказания в монастыре были приняты как и везде – секли прутьями. На острове у воды были бамбуковые заросли – никто не помнил уже когда эти восточные ростки здесь появились, но монахи издавна использовали бабуковые стволы в хозяйстве на огородах и для оград на птичьем дворе. И секли провинившихся тоже бамбуковыми прутьями.
Марек сопровождал отца Бернгарда только в вечерних молитвах. Когда наставник степенно входил в спальню к младшим мальчикам и читал из священного писания, Марек держал перед ним открытую книгу. Но когда, перед молитвой, отец Бернгард в спальне наказывал провинившегося, тогда Марек подавал прутья и должен был помогать тем, кого сек наставник. Все мальчики, приготовившись ко сну, стояли у своих постелей, а провинившийся (если такой был) должен был, склониться, опершись руками на кровать. Тогда Марек поднимал подол ночной рубашки на спину, а пижамные штаны спускал с него до колен.
В таком положении мальчик должен был оставаться, пока наставник наказывал его бамбуковым прутиком. Марек помогал ему не упасть вперед на кровать или не подняться слишком рано. Это было не трудно – одной рукой он придерживал рубашку на спине, а вторую клал мальчику на голову, и придерживая и утешая его одновременно. И хотя наказание младших мальчиков никогда не бывало болезненным, а утешать он был не должен, но помня свои детские слезы, Марек всегда задерживался у кровати наказанного, чтобы прошептать слова молитвы всепрощения и любви Девы Марии к малым сим.
* * * *
Когда в малом возрасте Марек попал в монастырь, то часто бывал наказан отцом Петрусом , к которому был приставлен в услужение, и которому из сварливого характера трудно было угодить. Помнил он ещё свои горькие слезы, когда старый монах ставил его коленями на молитвенную скамейку , заставлял спустить штаны, пригибал тяжелой рукой детскую голову в раскрытую на подставке Библию и бил по голому телу зелеными гибкими прутьями. Помнил Марек, как отчаянно читал он молитвы о спасении и как обжигала его нестерпимая боль - без облегчения и без пощады.
Иногда за молитвой вспоминал брат Марек свои детские муки и даже плакал о прошлой незаслуженной обиде и вечном страхе наказания, когда приходилось терпеть без вины и часто, слишком часто... Поэтому помогая наказывать мальчиков, приходилось ему всякий раз сначала преодолеть в себе жалость и любовь к несчастным. И каждый взмах прута был для него продолжением его собственного детского страха перед поркой, а каждый удар отзывался болью в душе.
* * * *
Монастырский наставник в пансионе, отец Бернгард, был уже сильно немолод, хотя и крепок на вид, когда получил от настоятеля твердое поручение разделить все заботы наставничества в пансионе с Мареком и научить его своему опыту.
Кроме младших в Пансионе жили ученики школьных и старших, гимназических, классов. Спальни занимали три этажа здания и одному отцу Бернгарду было трудно уследить за порядком. Старшекласники и гимназисты в отеческой опеке уже мало нуждались, больше требовался за ними строгий догляд и своевременное вмешательство, если дело доходило до серьезных нарушений. Постоянное присутствие вечером в пансионе двух взрослых сильно охлаждало мальчишеский пыл к проказам.
Только приобщив Марека к вечерним молитвам и обходам спален школьников перед сном, и точно убедившись в искренней доброте Марека к детям, отец Бернгард взялся учить своего помошника наказанию провинившихся школьников и гимназистов старших классов.
Он привёл его в закрытую для всех небольшую залу, к которой после ужина приходили провинившиеся с записками от учителей и где Мареку никогда прежде бывать не пришлось. Это известная и страшная для всех комната, которую школьники между собой называли «камера пыток», располагалась на первом этаже пансиона, в противоположном крыле от общей спальни младших школьников. Сразу от лестницы к ней вёл короткий коридор.
Когда-то здесь была домашняя часовня для богатых монастырских гостей, которые не выходили в общую церковь на утренние или ночные службы и хотели сохранить тайну своего посещения обители.
Резной деревянный алтарь часовни, на досках котрого были вырезаны сцены страстей Христовых, пережил невзгоды военных лихолетий и оставался символом жертвенности Христа, которой посвящались теперь страдания и слезы провинившихся гимназистов и школьников. Перед алтарём поднимался одной ступенькой над полом прямоугольный постамент. На нём некогда стоял алтарный престол, а теперь отец Бернгард наказывал старших мальчиков. Справа от алтаря стояло бюро с толстой книгой для записей.
Монах подвел Марека к Алтарю. Они преклонили колена и молились во испрощение грехов своих в делах и помыслах, грехах бывших и будущих, во имя веры к Отцу, Святому Духу и Христу, сыну Его. После молитвы отец Бернгард взял руки Марека в свои и, глядя ему в глаза, доверительно говорил:
- Многие думают, что возмужав и укрепившись учением в вере, они не нуждаются в наказании и прощении. Ты знаешь искупительную силу страдания. Я тоже знаю, как велика помощь в этом, для страждущих веры и безгрешных душой. Я долго наставлял детей в поиске истинной веры. Однако я стар и ты будешь мне в помощь. Теперь ты будешь сечь мальчиков, я же буду следить, чтобы был ты умерен в наказании. Сегодня покажу и научу тебя, чтоб завтра ты уже мог справиться один. Ты же будешь получать покаяние и отпущение от меня. Я не оставлю тебя, пока даст мне Господь сил.
Из-за алтаря отец Бернгард выставил ушат с зелеными прутьями и оставил его у постамента. Потом он направился к двери, отпер её и ввёл первого гимназиста с листком в руке. Листок он взял и отнес к бюро, где сделал запись в журнал и поставил штемпель на бумаге.
-Ты провинился, Гернодт Шнайдер, и знаешь свою вину. Сейчас ты будешь наказан. Ты получишь три удара.
Отец Бернгард подвел гимназиста к постаменту и положил ему руки на плечи:
- Преклони колени перед Алтарем и молись о прощении, Гернодт Шнайдлер.
Мальчик опустился на колени и замер, шевеля губами и уставившись на потемневшую резьбу алтаря. Отец Бернгард вытянул прут из ушата и встал слева от мальчика. Левую руку он положил ему на голову, слегка пригнув , а прутом коснулся брюк:
- Расстегни и опусти их вниз.
Когда это было сделано, отец Бернгард коснулся прутом края рубашки и слегка приподнял его:
- Теперь возьми край рубашки руками и держи его крепко.
Мальчик подобрал подол, открыв гладкую белизну кожи, и тогда отец Бернгард взмахнув прутом, резко ударил поперек ягодиц. Звук удара был громким, но никакого следа на коже не осталось. Мальчик вздрогнул.
-Один, Гернодт Шнайдер, - провозгласил отец Бернгард и замахнулся снова. Удар щелкнул резко, и мальчик вскрикнул.
-Два, Гернодт Шнайдер, - отец Бернгард выговаривал неспеша и пока дошло до последнего «р», прут уже снова рассек воздух, соединив хлесткий удар со звонким вскриком наказанного:
-Три, Гернодт Шнайдер! Ступайте и не грешите больше, ибо в следущий раз наказание будет суровым.
Отец Бернгард дождался пока мальчик поднимется с колен, натянет штаны и заправит в них рубашку, опять положил на его голову руку, то ли утешая, то ли подталкивая его, подвел к бюро, где вручил вручил проштемпелеванный листок наказания и отвел к двери.
В открытую дверь Марек увидел еще пару гимназистов. Он прежде много раз был наказан сам, уже видел как секут младших мальчиков в спальнях, но сегодня впервые видел настоящую порку со стороны и волновался так, словно это его самого должны были сечь.
Отец Бернгард впустил в комнату следущего мальчика, запер дверь и взял у него листок.
-Ты был уже у меня, Питер Бергер. В прошлый раз ты получил пять ударов и всё не угомонишься.
Монах записал в журнал, но не стал сразу ставить штемпель в листок наказания, а положил его на бюро.
-Ты знаешь, что нужно делать, Питер Бергер, преклони колени перед алтарём и помолись о прощении.
Отец Бернгард подтолкнул слегка гимназиста к постаменту.
- Не заставляй себя ждать , твои друзья страдают за дверью.
- Уж лучше за дверью, чем здесь, - гимназист с сомнением смотрел на постамент, не двигаясь с места.
- Я проведу тебя, - отец Бернгард положил ладонь на вихрастую макушку Питера и тот, как заколдованный, сразу же сделал шаг вперед. Монах подвел мальчика к постаменту и, поддержав под локоть, помог подняться.
-Ты виноват, Питер Бергер, и ты знаешь свою вину. Стань на колени и сними брюки. Ты будешь наказан пятью ударами.
Мальчик не двигался, насупившись и не поднимая головы.
- Если ты боишься, я мог бы пригласить твоих друзей, чтобы они помогли тебе с честью вынести наказание здесь. Или мы можем отложить наказание до вечера, когда все соберутся в спальне и я приду прочитать вам молитву. Сегодня со мной будет брат Марек, он помогает младшим в спальне снять штанишки и стоять согнувшись, поможет сегодня и тебе, ведь так брат Марек?
Мальчик пунцово покраснел и медленно опустился на колени.
- Здесь ты можешь даже плакать, об этом никто не узнает и никто не услышит твого плача. Я знаю, что ты боишься, но зачем ты опять грешил? Сними штаны и возми край рубашки в руки, чтобы брат Марек не промахнулся.
«...чтобы брат Марек не промахнулся» - что это? - мысли заметались в голове Марека, - Он сейчас должен будет сечь прутом? Господи, но ведь он никогда ...»
Мальчишка метнул взгляд в сторону Марека и опять опустил голову.
- Только не больно, пожалуйста отец Бернгард, не бейте сильно, пожалуйста, отец Бернгард, отец Марек, только не сильно, пожалуйста , только...
В голосе Питера уже были слышны слезы, он ужасно трусил и готов был сорваться в крик, хотя еще и штанов не расстегнул. Мареку было знакомо чувство страха наказания, но он никогда не просил о послаблении, а страдал и переносил порки молча. Такая демонстративная, истерическая трусость была ему неприятна.
Отец Бернгард ласково погладил Питера по волосам.
- Может ты хочешь лечь на живот, так будет проще терпеть?
- Нет, пожалуйста, отец Бернгард, я не буду больше, не надо меня наказы..., не бейте меня, я больше не буду...
- Успокойся, Питер Бергер, и не бойся ничего. Ты все равно получишь свои удары, но ведь мы можем открыть дверь... Ты хочешь, чтобы твои друзья смотрели как тебя секут?
- Нет, пожалуйста не надо, отец Бернгард, я сниму , я сниму..
Петер наконец расстегнул и приспустил штаны.
- Пониже, Питер Бергер, пониже, и возмите рубашку в руки, - отец Бернгард встал перед гимназистом и взял его за плечи, - будьте мужественны, Питер Бергер. Приступайте брат Марек!
Марек со страхом жидал, что вот сейчас... Обращение старого Бернгарда словно встряхнуло его. Он немного замешкался, но быстро шагнул к лохани, выхватил прут, тот показался ему непривычно толстым и тяжелым. Он его уже устроил в руке и даже замахнулся, и тут понял, что не видит куда бить. Марек оторвал взгляд от прута и посмотрел на мальчишку, стоявшего на коленях с голой попой. С замаха от плеча он уже повел было прут вниз, когда отец Бернгард остановил его взмахом руки.
-Не торопитесь брат, не так споро, примерьтесь не спеша..
Первый удар был почти нежным и не оставил на попе никакого следа, зато исторг из груди мальчишки страшный визг и захлебывающиеся рыдания, слезы брызнули из его глаз. Реакция была такой бурной, что Марек растерялся и неуверенно стоял , обжимая пальцами прут. Отец Бернгард криво усмехнулся и размеренно покивал головой над склоненным гимназистом, давая знак к продолжению. Второй удар Марек почти не сдерживал и удивился, что несмотря на силу и то, что видно было как вмялась под прутом вмиг покрасневшая кожа, мальчишка даже не дернулся, а продолжал рыдать, вытягивая на одной ноте заунывный плачь.
Марек теперь ждал знака от отца Бернгарда для следущего удара. Тот снова махнул головой, руками он держал мальчишку. И сразу без перерыва ещё и ещё раз, а потом и пятый раз тоже.
Марек не чувствовал насколько сильны или слабы были его удары, он просто взмахивал прутом и шлёпал им по красной мальчиковой попе, стараясь не промахнуться и не попасть по спине или по ногам.
Плачь и подвывания Питера прекратились так же внезапно, как и начались. Мальчишка засопел натягивая штаны и, подхватившись, уже устремился к двери.
- Не так быстро, Питер Бергер, не так быстро, - отец Бернгард усмехнулся, - Не забудьте свой штрафной листок, а то как бы завтра учитель не выставил вас с урока и не отправил за новой поркой! - он проштемпелевал листок и отдал гимназисту.
- А ещё, Питер Бергер, ты забыл поблагодарить брата Марека за то, что он не был к тебе суров и за его терпение, которое может быть не оставит его и в следущий твой приход.
Так как дверь была заперта, мальчишка обернулся к Мареку, буркнул не очень внятно «Спасибо» и был выпущен .
: 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
