Андрей «Жили мы с матерью в ту пору в коммуналке. От рождения и до взрослого возраста я никакой другой жизни не видела. Жили бедно. И так меня сильно всё это стало угнетать... Я видела в зеркало красивую девушку, достойную лежать на бархатной софе с телефонной трубкой и маленькой собачкой, и чтобы в шелковом платье. Ну а на деле мыла пол вонючей тряпкой в общественном коридоре в штопаном выцветшем халате. И вот на почве этой подростковой драмы я стала отбиваться от рук. Хамила матери, которую ни во что уже не ставила, откровенно и в глаза высказывала ей: как никчемно она прожила свою жизнь. Школа переслала меня интересовать. Я скатилась на тройки и двойки, и единственное в чем находила утешение - внимании противоположного пола. Свидания, прогулки, поцелуи на танцах... Только в такие моменты казалось, что жизнь хоть чем-то хороша. А там и вино, и сигареты.
Мать беспокоилась, страдала, плакала, жаловалась соседям.
За полгода до этого к нам в одну из комнат поселили военного. Мужчина 38 лет, одинокий и красивый, за одну неделю стал всеобщим любимцем. Бабки на него смотрели и плакали, женщины пытались на себе женить, дети просились на руки и поглядеть на настоящее оружие. Его звали Андрей, и конечно мы с соседкой Леной, моей ровесницей и одноклассницей, посматривали на него искоса, пытаясь прочувствовать: как он относится к нам, уже как к девушкам, или ещё как к детям. Хотя, я лично, в своей привлекательности ни капли не сомневалась. Что такое мужские ласки я уже знала, правда то были парни, а не мужчины, но технически, представление о силе моей вещности я точно имела.
Мне так хотелось, чтобы он как-нибудь открыл дверь в ванную, и увидел меня без всего. Как бы случайно... но если бы мне сказали как именно и при каких обстоятельствах он увидит моё тело... я бы сбежала или просто не поверила.
Позже я узнала как всё началось. Ленка тогда была на кухне и с радостным ехидством отличницы мне всё пересказала на следующий же день в школе. А заодно и всем одноклассницам.
Разговор был такой:
Пока я до полуночи слонялась где-то с тогдашним ухажёром, мать пила на кухне валерьянку и плакалась, что вот опять не ясно где я, а когда приду, даже не скажу, а просто отхамлюсь. А между тем, сегодня звонила классная руководительница, жаловалась на успеваемость и предупреждала, что завтра важная годовая контрольная, от которой зависит четверть и годовая оценка.
И тогда Андрей, обнял мать и сказал:
- Анна Михайловна, ну что вы так горюете, никто же не умер. Катька не глупая, потерялась немного, и всё. Ну всё всё. Всё будет хорошо. Хотите ремня ей всыпем? -
Последнее было сказано явно в шутку. Я даже представляю как он ей подмигнул и в его красивых серых глазах заплясали искорки. Однако мать не улыбнулась, а вытерла глаза и сказала:
- Надо было драть, пока поперёк лавки лежала, а сейчас как с ней управиться. Да и не простит она мне.
- А мне простит! Вызовите ка мне завтра её на разговор. Кончатся ваши слёзы, обещаю. Хорошо?
И тут, мать сдалась. Этот «разговор» она до конца себе не представляла, но была видимо рада переложить такой груз со своих плеч на добровольные мужские.
А вокруг все, кто шинковал свои щи на кухне, сразу горячо подержали необходимость порки. И даже выдвинули гипотезу, что все проблемы как раз и есть от того, что меня не драли никогда, а надо было. «Розгами бы её» - доносилось уже откуда-то издалека, хотя Ленка стояла и пересказывала мне это совсем близко.
Конечно, услышав такую историю, я чуть сознание не потеряла от унижения. Бить меня? Кто? Он?! Никогда! Пусть только притронется. Так завизжу! И в милицию пойду! Да и не ясно всё-таки, «разговор» - это он имел ввиду действительно разговор, или есть хоть малейшая вероятность, что... Возмутительно!
В животе что-то перевернулось, мерзкий комок встал у горла. И в тот вечер, я шла домой подавленной, хотя и не хотела признаваться себе в этом.»
Андрей глава 2 «...В общем, на «экзекуцию» я шла, как на убой - с протестом. И когда в коридоре Андрей сказал:
- Катерина, зайди ко мне, пожалуйста - думала, что ногой ему дверь вышибу.
- Звали?
- Да, присядь пожалуйста. - Он указал на кресло рядом с небольшим столиком. Я села и огляделась: впервые видела комнату целиком, а не мельком. Много книг, кровать, полки, стол... красивый офицерский подстаканник с чаем и... великолепная фарфоровая чашка с изящным чайником. Он взял чайник и налил мне чай.
- Кофе не предлагаю, варю его хуже некуда, хоть и люблю. - Впервые со мной разговаривали, как с леди, предлагали, а точнее не предлагали кофе тоже впервые. Я растерялась и поняла, что бить тут никто никого не будет. И он, увидев, что я расслабилась, продолжил:
- Я вот о чем поговорить с тобой хотел. Собственно, даже спросить. Тебя что-то беспокоит?
- Что? Меня? Вы о чем?
- Мне вчера мама твоя жаловалась, но я думаю она просто не понимает, что ты чем-то обеспокоена. Переживаешь сильно и поэтому отвлеклась от учебы и вообще всего. - Он так точно выразил мысль, так ясно описал моё горе... Впервые кто-то говорил со мной так. Не «Катька, свет выключай, зараза» - а по человечески. Что меня волнует хотел узнать. И тут глаза мои наполнились слезами и меня прорвало:
- Да достало всё! Коммуналка эта, нищета эта вечная. Люди другие живут как люди, а мы тут. У меня платья нового никогда не было, только то, что отдают. Вот вы кофе говорите, а я его пробовала, думаете? А учёба... зачем мне учиться? Куда я поступлю? Тут два ПТУ. На общепит, чтобы котлы мыть потом всю жизнь в столовке, как мать? Или мне на токаря?
Глаза его стали очень темными и я поняла, что он считал меня ребёнком вот до этого самого момента. А сейчас что-то в нем переменилось. Впрочем, паузы не наступило. Он просто протянул мне руку, как будто заключал пари и сказал:
- Получи три пятерки на следующей неделе, и я куплю тебе платье. Красивое.
- Вы серьезно?
- Конечно, слово офицера.
А потом мы пили чай, болтали и смеялись над всякими забавными случаями. Он рассказал про работу и про то, что ждёт здесь, когда же ему дадут свою квартиру, шутил, что пора жениться, женатым куда быстрее квартиры дают.
Я вышла из его комнаты как королева. Победоносно. Всё это осиное гнездо ждало порки, и моих слез. А я улыбалась. Кто-то спросил Андрея:
- Вразумил?
- Да она сама кого хочет вразумит - сказал он в ответ и подмигнул мне.
Я думала, что приручила зверя. Вылезла вон из кожи, чтобы получить три пятёрки и таки получила. По литературе, истории и географии - все остальные предметы были безнадёжно запущены. А тут стоило лишь выучить параграф и поднять руку, учителя моей руки давно не видели, так что поощряли.
В субботу утром, Андрей в коридоре поймал меня за локоть и спросил:
- Катюш, есть чем похвастаться?
- Есть! - я полетела за дневником и показала три обговорённых отметки. И тем же вечером он принёс мне свёрток с невероятно красивым платьем. Голубым. Сшитым по моде и оно пахло новым... Где он его смог достать в такие дефицитные дни, не знаю. Фигура Андрея возраста для меня до небес. Я влюбилась. Влюбилась как влюбляются только школьницы во взрослых красивых мужчин. И из-за платья, мне показалось, что это может быть взаимно.
Окрылённая своим успехом, я собралась на субботние танцы на набережную, загуляла после них до часу ночи, напилась вина с ребятами под мостом и прийдя домой, так громко поскандалила с матерью, что слышала вся квартира.
Проснулась я уже с чувством стыда и страха. Мне доверяли... отнеслись ко мне как к принцессе, неужели я потеряла это отношение? Увидев днём Андрея, я тут же опустила глаза в пол, и думала проскользнуть мимо... но он уже привычным жестом поймал меня за локоть и сказал:
- Зайдешь вечерком?
Я кивнула и поняла, что на этот раз беседы с чаем может и не получится...»
Андрей. Часть 3 Я не стала ждать позднего вечера, чтобы в коммуналке всё стихло, а, наоборот, пошла к нему в самый кипучий час, когда все приходили со смен на заводах, гремели кастрюлями и орали, смотрели телевизор и обсуждали новости. Я боялась, что Андрей повысит голос или ещё что похуже. Но я готова была смиренно выслушать его и даже пообещать больше так не делать. На этот раз точно. Мне хотелось вернуть его доверие и его расположение. Снова почувствовать себя взрослой красивой женщиной в компании молодого красивого офицера, с невесомой фарфоровой чашкой в руках...
Я постучала и он позволил войти, но присесть не предложил, вместо этого, Андрей смерил меня долгим испытывающим взглядом, от которого я ещё больше смутилась и никак не находилась что сказать. И в итоге начал он.
- Кать, ты как солдаты мои. Хочешь по хорошему, а не получается. Вот скажи, у тебя кроме матери есть кто-то? Бабушки, дедушки?
- Нет никого - я смотрела в пол и, конечно, понимала к чему он ведёт. Понимала, что прав и да, мне было стыдно.
- Ладно, я вижу, что бесполезно нотации читать, потому что ничего нового я тебе не открою, ты сама отлично всё знаешь. Так что, давай-ка сразу к делу. Видишь ли, я не хочу, чтобы ты пережила большую боль и большее унижение, чем тебе и так предстоит... Так что, я сделаю всё возможное, чтобы то, что тут происходит, осталось между нами. Дольше всё зависит от тебя. Хочешь, чтобы вся квартира под дверями стояла и концерт слушала, ради Бога...
Я вдруг резко подняла на него глаза, думаю они были размером с блюдца. До меня никак не доходило, что то, к чему он ведёт, это не сон какой-то идиотский, а вот оно... происходит здесь и сейчас. Я попятилась, но было поздно. Андрей схватил меня за запястье и, не отпуская его, сделав шаг к двери, задвинул щеколду, а потом выкрутил рычаг громкости радио точки почти на максимум. Диктор гнусавым голосом объявлял программу вечера, словно читал мне приговор.
- Отпустите меня! - это было последнее, что я сказала громко. Дальше он положил вторую руку мне на затылок и потянул вниз железной хваткой. Я ничего не успела сделать и через две секунды уже стояла на коленях, с зажатой между его колен шеей. И тяжелая шерстяная юбка школьной формы легла на мою спину. Я всё ещё просила меня отпустить, но получалось уже очень сдавлено, будто-бы откуда-то издалека, как у козлёнка-Иванушки в сказке, когда его привязали, готовясь зажарить в печи. Безысходность. Отчаяние. Но главное - унижение, которое захлёстывало сознание, как цунами. А между тем, он не отвечал, будто не слышал, и... расстегивал ремень. С противным брякающим звуком толстая полоска коричневой кожи была извлечена из брюк где-то там, наверху. Я стала упираться руками в его ноги и пытаться встать, но Андрей зафиксировал шею так надежно, что эти попытки не принесли никаких плодов. На всё про все ушло каких-то секунд десять, и вот, в довершение этих приготовлений, он сделал то, к чему я была совсем не готова. А именно: взял за резинку моих белых ситцевых трусов и потянул их не вниз, как можно было бы ожидать, а вверх, так, что они сильно-сильно врезались в мой зад. Я вскрикнула. Это было так унизительно. Зачем он это сделал? Чтобы не нарушать рамки приличий и в то же время оголить ягодницы? Меня никогда никто не бил ремнём, я не знала как это будет, но конечно понимала, что бьют по голой попе. Видимо Андрей решил пощадить мою девичью стыдливость, хватало уж и юбки, откинутой на спину. Но размышлять об этом было некогда. Первый удар с оглушительным хлопком обжег мой зад.
Радио-точка надрывалась, передавали Риголетто, «Сердце красавиц склонно к измене» и я взвизгнула не тише, чем оперный певец и дёрнулась так, что стёрла колено об ковролин. Но Андрей только начал.
- Это тебе материны слёзы! - Шёлк! Второй удар был ещё сильнее, и я приготовилась орать, но... вдруг припомнила где я, и в каком положении. Неужели я переживу, если кто-то узнает, как меня били ремнём? Это не только все соседи тогда будут обсуждать, но и Ленка среди них, а с ней и вся школа. Ну нет! Лучше уж не орать. И я просто глухо выдохнула. А он продолжал, не давая мне продышаться.
- Это тебе вино! - снова удар. И искры вместе со слезами брызнули из моих глаз.
У Андрея была невероятно тяжелая рука. Я теперь поняла, почему так говорили про сильные руки и боль от удара. Он меня ни разу не щадил, а порол в полную силу. Я не имела опыта наказаний, но поняла, что это не детская порка. Ещё я сразу прочувствовала: Андрей не рассчитывал бить меня часто, он верил в суровое наказанье, которого хватит надолго. Удары и его речитатив про оценки, гуляния, хамство, лень... продолжались, я вырывалась, плакала, иногда забывалась и выла, и наконец, начала шипеть, сильно фильтруя громкость:
- Ненавижу! Никогда не прощу! Ты мне не отец! Ты мне никто!
- Простишь! Видишь, мы уже на ты! - и снова всреча ремня и кожи, которая к этому времени горела так, что я теряла контроль над собой, широко открыв рот, капая слезами и, кажется, слюной, на пол. Офицерский ремень оказался штукой слабо переносимой. Он драл меня как Сидорову козу, на всю жизнь вперёд.
- Неее могууу больше!
- Точно? Думаешь запомнится? - и снова удар и ещё один... он клал их все в одном ритме, где то по одному в 4 секунды. Короткий интервал не давал мне отдышаться, и только волна от предыдущего отпускала, наступал новый. Позже я где-то услышала, что настоящая порка начинается, когда уже больше не можешь, а до того момента - прелюдия. Наверное это так и есть. Я, кажется, упустила несколько капель мочи в трусы, так мучительно врезавшиеся в попу и не только в неё. Пришлось что-то сказать, на других условиях он бы не остановился бы. У него были стальные нервы, никакие мои реакции не заставили его дрогнуть. В итоге вместо ответа на вопрос про «запомнится ли», я обмякла, задрожала всем телом и тихо сказала:
- Пожалуйста...
И всё кончилось. Он откинул ремень на кровать, и освободив мою шею, резко поднял меня за плечи на ноги, которые без его помощи не держали тело. Так Андрей крепко прижал меня к себе, придерживая за талию и затылок. А я тряслась от рыданий и упиралась в его грудь, ватными руками пытаясь оттолкнуть. Он не реагировал, прижимал сильнее, гладил по голове и говорил:
- Тихо, тихо. Всё будет хорошо... всё закончилось. Ну тихо. Катюха, всё, приходи в себя! Никто не умер. Тихо, ну тихо же...
А меня всё трясло и трясло. Юбка кое-как сама опустилась на ягодницы и прикосновение шерсти к напоротой попе шокировало своей грубостью.
- Ненавижу! Никогда не прощу! - я наконец, смогла найти опору в ногах, и вот в этот момент почувствовала что-то очень твёрдое около своего бедра. Твёрдое как камень. Будто всё напряжение этой сцены ушло из меня именно туда. И я не была так наивна, чтобы не понять что это, и это резко заставило меня успокоиться. Андрей понял, что я почувствовала и отстранился от меня, а точнее, провернул меня за плечи к шкафу. Приоткрыл его дверь так, что я увидела себя во внутреннее зеркало, и сказал:
- Приводи себя в порядок.
Передо мной стояла девушка, которую, вероятно, тащили за самосвалом. Спутанные волосы растрепались, платье съехало, всё лицо в слезах и чуть ли не соплях, бледное лицо, красные вспухшие глаза и губы, зарёванная, ошеломлённая. Не выходить же такой из его комнаты. А квартира тем временем затихла. Все разошлись по комнатам. Я стала молча приводить себя в порядок, дрожащими руками поправляя платье, волосы. Он где-то сзади обмакнул маленькое вафельное полотенце в умывальник и протянул мне. Я вытирала лицо и не хотела думать ни о чем. В голове была такая пустота. Практически звон.
Оперный певец давно допел свою арию, а я даже не заметила когда Андрей убавил звук. Я закончила поправляться и молча пошла ко входу. Думала: может он скажет что-то ещё. Или сделает. Но нет. Он ждал пока я выйду. Я сама открыла щеколду, подождала 2 секунды, прислушиваясь к ситуации за дверью и вышла в пустой коридор, не обернувшись.
В нашей комнате, мама смотрела телевизор, думала, видимо, что я была у Ленки. Она злилась на меня и не разговаривала со вчерашнего вечера. Тем лучше, я зашла за свою ширму-перегородку, сняла влажные трусы и тяжёлое платье, рухнула на кровать животом вниз, и накрывшись простынью, стала засыпать. Плакать уже не хотелось, хотелось отомстить. Я вспоминала то прикосновение к его каменной плоти и понимала: он меня хочет. Сильно. Страстно. Моя красота, моё тело, сводят его с ума. Это факт.
Окончательно погружаясь в сон, я сказала себе: «Не спеши, отольются кошке мышкины слёзы. Я из тебя ещё не то что веревки вить буду, макраме сплету.» И план-реванш созрел у меня сам собой...
https://vk.com/wall-69180475_539
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
