Отправлено: 17.09.23 14:26. Заголовок: Без Автора. "Исповедь..."

Родительское собрание
№29 (377)
Без Автора


...Не уверен, нужно ли тебе побывать со мной в очень трагичном для меня сне. Я бы назвал его «Преступление и наказание». Первые деньги я украл у родителей, чтобы купить скворечник у весьма предприимчивого деревенского переростка. Очень мне хотелось, чтобы и на нашей липе жили скворцы, а скворечник у меня никак не получался. Все было замечательно: я затянул скворечник на дерево, в нем поначалу поселились воробьи, а потом прилетела пара голосистых черных птиц и прогнала нахалов... Мои родители пропажи денег не заметили. Потом, помню, купил себе рогатку. А когда научился читать, стал брать напрокат книги, которые тот же ловкий предприниматель одалживал у своего старшего брата, пользовавшегося библиотекой сельхозтехникума, расположенного в бывшем помещичьем имении в десяти километрах от нашей деревни. Риск был большой: мать довольно часто наказывала нас за любую провинность или непослушание широким отцовским ремнем.

Я боялся даже представить, что будет со мной, если воровство раскроется. Но бог миловал, и пропажи денег до поры до времени не замечали. За книги мне тоже попадало. Я мог так увлечься чтением, что забывал про уроки, не слышал, как мать просила принести воды из колодца или присмотреть за младшим братом. Вот почему это увлечение днем довольно строго дозировалось. А в десять вечера мать просто гасила свет, игнорируя мои слезные просьбы дочитать страницу...

Но вот однажды, было это в восьмилетнем возрасте, мне пришла в голову мысль, что читать можно и под одеялом, если воспользоваться электрическим фонариком. И я сделал очень солидный заказ своему поставщику, под который взял в платяном шкафу, где мать хранила отцовскую зарплату, целых двести рублей. Фонариком я пользовался две ночи, пока мать все же не заметила исчезновение денег. Наказание было жестоким: отцовский ремень так исходил мое мягкое место, что целых три дня мне было трудно сидеть...Принял мужское решение: с воровством завязываю. А через два месяца опять исчезла сторублевка. Конечно, в мою невиновность никто не верил. Снова получил под завязку. Еще спустя неделю нас впервые повезли в Бобруйск сфотографироваться. Ехали мы в пустом детском вагоне, и, когда пересекали длиннющий железнодорожный мост, мать взяла меня за хатыль, открыла дверь вагона и вывела на подножку: «Признавайся, ворюга, а то полетишь вниз!»

Я здорово перепугался, но признаваться было не в чем. Нас, троих братьев, сфотографировали крупным планом. И до сих пор, когда вижу на этом снимке стриженого, ушедшего в себя пацана, в модной тогда вельветовой толстовке, на глазах появляются слезы.

К Пасхе решили сделать перестановку в квартире, и я помогал маме передвигать шкаф. А под ним оказалась... злополучная сторублевка. Со мной была истерика, рыдала и прижимала меня к себе мать. Всю жизнь я периодически вижу во сне мчащийся сквозь стальные фермы поезд, мелькающую далеко внизу воду...И чувствую ту самую острую обиду.

Все же я люблю своих отца и мать. И всегда жил и живу так и таким, каким бы они хотели меня видеть. И знаешь, Андрюша, почему? В юности, начитавшись мало издаваемого тогда Достоевского, я попытался понять, почему мать так жестоко с нами обращалась. И понял, что она нас очень и очень любила. И хотела, чтобы мы выросли людьми, - так она говорила, пропуская само собой понятное слово «хорошими». Но была уверена, что, будучи малограмотной, она «людей» из нас сделать не сможет, если, не дай Бог, умрет отец. А отец был комиссаром партизанского отряда, перед этим пережил плен и побег из плена. И пришел из партизан с больным сердцем в сорок четвертом, после освобождения деревни от фашистов. Бывало, срываясь из-за наших шалостей и непослушания, тут же хватался за грудь и глотал валерьянку. Так вот, чтобы он не «рвал себе нервы», мама наказывала нас «по перед батьки» и без него. Я это понял и давно простил свою мать, но вот поцеловать ее впервые заставил себя в 32 года. Потом до самой ее смерти было между нами все хорошо и понятно.

russian-bazaar.com/ru/content/3020.htm

---