Применение телесных наказаний в воспитании подростков - насилие или неприятная необходимость?

О чем-только не мечтается мальчишке, увлеченному Темой, в Рождественскую ночь... А вдруг сбудется?

«...Томми, шмыгая носом, распрямился и, поцеловав руку воспитателя, держащего трость, направился в угол, где и остался стоять, обдумывая свои проступки и справедливое наказание».
Егор оторвался от монитора и вздохнул.
Больше ничего нового в инете найти не удалось, поэтому, он вышел из сети и открыл свою любимую «стрелялку».
Но воющую и щипящую нечисть сегодня мочить почему-то не хотелось. Расстреляв для проформы десяток-другой тварей, мальчик нажал на «Pause».
«Везет же этим американцам, да англичанам! — завистливо подумал Егор. — Лупят их там за малейшие проступки, а у нас?..»
Родители Егора Колыванского, успешные бизнесмены, воспитывали своего единственного сына возмутительно мягко. Ни тебе ремня за двойку, ни тебе — в углу на коленях за разбитую чашку. Если уж быть честными до конца — мальчика вообще ни разу в жизни не наказывали, если не считать многословных нотаций, читаемых отцом или маминых слез, перемежаемых упреками. Да он и не давал особенных поводов...
Но как же ему хотелось быть наказанным! Ощутить себя с голой попой распростертым на скамье под розгой страшного дедушки, как в «Детстве» Горького, почувствовать на своих беззащитных «половинках» жгучий поцелуй отцовского ремня, отведать вожжей, батогов, плетки... Но, увы, оба дедушки (институтский профессор и депутат Государственной Думы) были далеки от идеалов Горького, ремня папа принципиально не носил, обходясь подтяжками, а все прочие мечты были недоступны по определению.
Оставалось одно — интернет.
Но при всей своей «подкованности» в компьютере, Егорка оставался обычным семиклассником, хоть и учащимся в престижной «английской» школе с физико-математическим уклоном. Мечты, как и любому мальчишке его лет, ему были не чужды.
«Вот бы на самом деле существовал Санта-Клаус! — «мечтатель» положил подбородок на сцепленные ладони и уставился в пеструю картинку на мониторе. — Сейчас ведь в Европе и Америке как раз канун Рождества — 24 декабря...»
Почему не Дед Мороз? Вот еще! Егор, как вы уже поняли, был продвинутым мальчиком. Он с отвращением вспоминал детсадовские и «младшеклассные» ёлки, со слащавыми призывами: «Ну-ка дети, все хором позовем Дедушку Мороза!..» То ли дело Санта-Клаус! Кроме общей «крутости» заморского деда за ним водились и весьма пикантные дела: мальчик хорошо помнил, как читал где-то, что в старину тот приносил подарки только послушным детям, а плохим — розги. Это вам не крейзанутый старый педрилла с обернутой фольгой дубиной и в красном тулупе до земли!..

— Кх-м... — раздалось за спиной и Егор, вздрогнув всем телом, обернулся.
В полумраке «детской», освещенной лишь голубоватым свечением включенного монитора он различил некую человеческую фигуру...
— Кто здесь?!
Белая борода, короткий, отороченный мехом полушубок, смешная шапка на голове...
— Папа! Прекрати прикалываться! Я тебе что, маленький?
— Вы ошибаетесь, молодой человек, — голос звучал незнакомо, да и не совсем по-русски — с сильным английским акцентом. — Я не ваш папа. Я вообще не папа.
— Вы кто?!
— Как кто? — опешил визитер. — Санта-Клаус. Вы же меня хотели видеть? Если это ошибочный вызов, то я ухожу — у меня сегодня горячая ночка. Сочельник, понимаете ли...
— Дедушка, это ты?
— Повторяю, — начал сердиться дух Рождества. — Я не ваш папа, не ваш дедушка и даже не президент России. Я — Санта-Клаус!
— В самом деле?
— В самом.
В дверь просунулась башка с развесистыми рогами и заявила голосом Эдди Мэрфи:
— Санта! Хватит болтать с этим тупым чуваком! Ты не видишь, что это русский? Они никогда ничего не берут на веру просто так — все им надо пощупать. Поехали! У нас еще тридцать шесть миллионов адресов только в Штатах, а братва опять требует сверхурочных...
— Сгинь!
— Знаешь, Санта, если я черный, то это не дает тебе права...
Санта-Клаус досадливо махнул на оленя рукой и тот, ворча для проформы, убрался.
— А ведь он прав, молодой человек, — покачал головой волшебник. — У меня уйма работы, а я тут трачу с вами время впустую...
Егор ощутил, как сердце у него в груди забилось так, что готово было выскочить наружу.
— Если вы настоящий Санта-Клаус... Накажите меня, пожалуйста! — выпалил он, как будто бросаясь в ледяную воду.
Даже зажмурился.
— Это еще почему? — опешил гость. — С какой стати?
— Ну... Вы же приносите розги плохим детям? Я читал...
Санта-Клаус покрутил бородатой головой, снял и протер полой тулупчика очки и снова водрузил их на нос.
— Во-первых, — начал он с сомнением. — Это давным-давно не практикуется. Последний раз я порол шалуна, если мне не изменяет память, в одна тысяча девятьсот пятьдесят... А во-вторых: какой же вы плохой? Совсем нет...
Дух Рождества вытащил откуда-то из-за спины громаднейший «гроссбух» и принялся шелестеть страницами.
— Вот, — прижал он нужную строчку ногтем. — Колыванский Егор Эдуардович... По всем предметам в школе — пятерки и четверки, старшим не грубит... В чем же ваша «плохость»?

— На сайты захожу всякие... плохие, — Егор чувствовал, что надежда стремительно уменьшается в размерах. — И это... самое...
— На дворе двадцать первый век, молодой человек! — назидательно поднял палец вверх пришелец. — Свобода нравов, свобода совести, свобода слова...
— Ну хотя бы ремнем...
— Нет. Вдруг ваши родители подадут на меня в суд? Мне проблемы не нужны. А если у вас здесь где-нибудь припрятан диктофон с видеокамерой и вы сами предъявите мне иск за сексуальное домогательство? Не пойдет!
— Ну хотя бы ладошкой несколько раз...
— Ни-за-что! — отчеканил Санта-Клаус. — К тому же, вы даже не католик или протестант, а этот самый... Ортодоксал... Православный. У вас даже Рождество не сейчас, а через две недели. Все, если у вас нет никаких просьб — я пошел. Вот вам подарок, — он поставил на стол яркую коробку. — А я откланиваюсь. Гбай, бэби!..
В дверь снова просунулся олень.
— Санта! Долго тебя ждать? Ребята уже собираются начать стачку и звонят своим адвокатам.
— Минуту!
Санта-Клаус нерешительно потоптался на пороге.
— Может быть, мне позвонить своему коллеге, Деду Морозу? — спросил он. — Чтобы вы решили этот вопрос как земляки... Хотя, я думаю, он такого вообще не практикует... А вообще...
Он задумался, и Егорка ощутил новый прилив надежды.
— Все-таки то, чем вы занимались, не самый лучший из поступков...
— Да-да! Конечно! Очень плохой!
— Так и быть.
— Штаны снимать? — засуетился мальчик.
— Нет. Я лично этим заниматься не буду. Но...
Волшебник хлопнул в ладоши, по комнате прошелся вихрь из разноцветных снежинок, подхватил мальчика, закружил и...
...он оказался посреди какой-то избы.
По крайней мере, стены были бревенчатыми, а пол покрывал вовсе не полированный паркет, а некрашеные доски.
Посреди помещения стояла низкая широкая скамья, возле которой, в деревянной кадушке мокли прутья. Розги!
Чудо! Егорка оглядел себя и ахнул: он был одет в длинную рубаху из грубого холста и такие же штаны, из которых высовывались босые ступни.
А рядом с ним выстроился десяток таких же, как и он мальчишек в одинаковой одежонке.
— Чего стоите? — раздался грубый голос и мальчик увидел высокого кряжистого мужика с окладистой бородой, облаченного по моде XIX века — в красную рубаху, широкие штаны, заправленные в сверкающие хромовые сапоги и жилетку с пущенной поперек живота блестящей часовой цепочкой. — Портки долой, неслухи!
Мальчишки не заставили себя долго ждать и тут же принялись развязывать веревочные опояски и спускать штаны, под которыми не наблюдалось никаких трусов.
— А тебе что, Егорка — особое приглашение нужно?

Егор спохватился, сунул руки под рубаху, дернул за веревочку, поддерживающую штаны и те, повинуясь законам притяжения, тут же свалились вниз, оголяя покрытые гусиной кожей ягодицы и дрожащие ноги.
— Заголились? — довольно спросил мужик и гаркнул: — А ну, Олег, песий сын — ложись!
Названный понуро вышел из шеренги и, подойдя к скамье, растянулся на ней во весь рост, повыше подоткнув подол рубахи и продемонстрировав всем голую попу. Егор готов был провалиться сквозь землю: в готовящемся к порке мальчишке он узнал своего друга и одноклассника Олежку Навойцева. Обалдеть! Неужели он тоже... того самого? Никогда бы не подумал...
А экзекутор тем временем деловито привязал «пациента» за запястья веревочкой и подмигнул Егору:
— А ну — подержи дружка за ноги-то, чтобы не шибко сучил!
На ватных ногах Егор приблизился к скамье, и опустился на колени у заднего ее конца. Весельчак и задира, Олежка лежал перед ним тихий и готовый безропотно принять наказание, только по выпуклым ягодицам и спине с рельефно выступающими позвонками волнами пробегала крупная дрожь. Несмело мальчик взял друга за щиколотки и почувствовал, как тот вздрогнул.
— Ну, Егорка! Смотри, как секут!
Взяв в руку пучок из трех лозин, мужик стряхнул с них воду, широко размахнулся и...
Розги, со свистом обрушившиеся на беззащитные, рефлекторно сжавшиеся ягодицы, оставили три рубца, разделенных посредине ложбинкой попы, бледных, но тут же вздувшихся, налившихся болезненно-красным. Олежкины щиколотки так дернулись, что едва не вырвались из егоровых рук, а сам он вскинулся и протяжно взвизгнул:
— Уй-ю-ю-ю-юй!!!...
— Не нравится? А вот так?
Еще три рубца легли рядом с первыми.
— У-у-у-у!..
Получив десять «горячих», Олег с трудом сполз со скамьи, вытер зареванные глаза и, встав на колени, поцеловал розги и руку экзекутора.
— Спасибо за науку!
— Кушай с булочкой! — фыркнул мужик. — А теперь ты ложись!

Измочаленные розги несильно шлепнули Егорку по плечу.
Он поднялся на дрожащие ноги и улегся голым животом на шершавое, чуть влажное дерево. Запястья охватила надежная привязь, а в щиколотки вцепились чьи-то руки.
Можно было бы заорать во весь голос: «Вы не имеете права! Я буду жаловаться!..» Но язык прилип к гортани.
А над головой что-то певуче свистнуло и на ягодицы словно плеснули кипятком...
Егор открыл глаза и долго не мог понять, где находится.
Лишь минуту спустя он различил эмблему Windows, бесцельно бродящую по темному экрану и все осознал...
— Приснится же такое!
Он потянулся, ощущая боль во всем теле от сна в неудобной позе. Особенно почему-то болела «пятая точка»...
— Вот в чем дело!
Оказывается, он сидел на скомканном шнуре от мобильника, неведомым путем попавшем в кресло. Вот и разгадка.
Егор зажег свет, прошлепал в гостиную (родители еще не пришли с работы) и, морщась, спустил штаны перед огромным зеркалом, вделанным в шкаф, пытаясь разглядеть, что у него сзади.
«Смотри-ка, как отпечаталось! — вздувшиеся следы от шнура пересекали покрасневшие ягодицы вдоль и поперек. — Как будто и впрямь меня высекли!»
На часах шел всего шестой час вечера (зимой темнеет рано), и мальчик отправился обратно к себе, намереваясь прилечь на кушетку, чтобы вздремнуть еще до прихода родителей.
«А что это еще?»
На столе стояла яркая коробка с мобильным телефоном последней марки, о котором он давно мечтал. А под коробкой...
Егор долго вертел в руках коротенький — не длиннее спички — обломок деревяшки, влажный, как будто размочаленный с обеих сторон.
«Это что за хрень такая?»
Не совсем понимая, что делает, мальчик поднес веточку ко рту и лизнул ее, ощутив соленый вкус...
«Так значит не приснилось?..»
Олежка открыл дверь непривычно хмурый.
— Чего тебе?
— А внутрь не пустишь?
— Проходи... — буркнул друг, сторонясь и пропуская Егора в квартиру.
— Раздевайся... Колу будешь? — спросил он через плечо, уходя вглубь квартиры.
И при этом непроизвольно потер попу, скрытую «трениками»!
«Не приснилось! — бухнуло не в такт егоркино сердце. — Ей-ей не приснилось!»
— Слушай. А у тебя есть дома кто-нибудь?
— Нет. Родичи еще на работе, а сеструха — в институте. Они там сегодня Рождество справляют.

«Как спросить-то?»
Олег снова потер ягодицу и Егор решился:
— Тебе что: по заднице сегодня влетело? — как мог беспечнее произнес он, демонстративно изучая корешки коробок с DVD на полке.
— С чего ты взял? — напряженно спросил Олег, снова машинально касаясь попы.
— Да жопу все щупаешь!
— У меня там прыщ вскочил, — соврал друг, скрещивая руки на груди.
— А покажи.
— С чего это еще? — возмутился Олежка, но глаза у него воровато забегали.
«Не приснилось!»
— А хочешь, я покажу? — взялся за ремень джинсов Егор. — У меня там тоже...
— Прыщ?
— Вроде того...
Мальчик расстегнул штаны, повернулся спиной к другу, помедлил и рывком спустил до колен.
— О-о-о!.. А кто это тебя так?
— А тебя?
— Да говорю же — прыщ у меня!
— Покажи.
— Не покажу!
— Я ведь показал.
— Ну и что? Я тебя просил?..
Олежка подошел к окну, повозил пальцем по стеклу и вдруг заявил:
— А ты никому не расскажешь?
— Клянусь!
И, помявшись, тот спустил «треники» вместе с трусами...
— Слушай, классно! — друзья лежали на животах поперек тахты и болтали в воздухе ногами. — А я и не знал, что ты... тоже...
— И я...
— А чего не говорил?
— Да стыдно было... Думал, что ты смеяться будешь... Ну, типа извращенец, и все такое...
— Да ты что! Я сам мечтал. Слушай, а давай теперь... ну это самое... друг друга...
Олег кивнул.
— Давай. Только не сегодня. Жопа болит — спасу нет.
— Да у меня самого...
А снаружи, из-за затянутого инеем стекла на двух друзей смотрел Санта-Клаус и чему-то улыбался в бороду.
— Знаешь, Санта, — заявил олень-бригадир, висящий в воздухе рядом с ним. — Это незаконно. Мальчишки могут обратиться в суд, и мы вынуждены будем отвечать по закону. А знаешь, какие тут у них в России тюрьмы? Оленю стандартной сексуальной ориентации там делать нечего. Братва против того, что ты сделал нас своими соучастниками…
Санта повернул к нему смеющееся лицо:
— А не пошел бы ты?.. Поехали, у нас еще двадцать четыре миллиона пятьсот сорок тысяч...
Снег валил и валил, укутывая дома, деревья, спящие во дворе автомобили, и превращая все вокруг в Рождественскую сказку...