Наказание розгами (Фанфик по фильму «Титаник»)
Все права принадлежат создателям фильма.
Джон Доусон прислушался к шагам в коридоре. Он велел сыну зайти после завтрака и работы в саду. Напоминание это было по большей части формальностью: уже полгода Джек в субботу ровно в одиннадцать заходил в сарай к отцу, чтобы получить наказание за все провинности в течение недели.
Джону непросто было решиться на это. Не то, чтобы он считал себя мягким отцом. Если Джек провинился, с самых малых лет он получал от отца наиболее болезненное и постыдное наказание. До семи отец укладывал его поперек колен и шлепал по голой попе, пока она не становилась ярко-красной; с семи, когда Джек отправился в школу и обязанностей у него прибавилось, а послушания и усидчивости — нисколько, пришлось перейти к порке ремнем: сперва также на коленях Джона, а когда сын подрос, отец стал зажимать его между колен и хлестал по голым ягодицам беспощадно, иногда до крови. Ему самому всегда было безумно жаль сына при этом, и втайне он гордился стойкостью парнишки: Джек быстро привык переносить довольно много ударов почти без звука. Было больно, что сын потом весь день на него дулся. Но все-таки он понимал, что не может потворствовать наклонностям мальчика.
Джек был добрым, дружелюбным, веселым пареньком, но слышал, кажется, только свои желания, даже если они были опасны или нехороши. Сколько раз он нырял в водопады без спроса, врал, чтобы прогулять школу, подстраивал всякие розыгрыши некоторым одноклассникам или мистеру Уилксу, учителю! А отучить его таскать яблоки из чужих садов удалось, только выпоров его прямо перед очередными пострадавшими. Среди них было две девочки, ходившие в одну с Джеком школу. Он неделю не разговаривал с отцом, как тот ни старался объяснить, что просто пытается уберечь его от преступного пути.
Джеку доставалось и в школе. Мистер Гамильтон хоть и не снимал для наказания с учеников одежду, умел их сечь так, что оставались синяки. Поэтому перевести домашние наказания на регулярную, иногда предупреждающую основу было для Джона сложно: ведь в школе Джеку влетало обычно хоть раз в неделю, и две порки за неделю — это звучало слишком жестоко. Но на это пришлось пойти, когда выяснилось, что Джек, у которого был талант художника, нарисовал карикатуры на всех одноклассников и учителя — и всем подкинул. В тот день Джон единственный раз в жизни, придя из школы, куда Гамильтон его вызвал запиской, дал сыну пощечину. По лицу он не бил Джека ни до, ни после. Но слишком больно было от безжалостности, которая открылась в его сыне. Тем более, когда Джон попробовал объяснить: людям больно, когда над ними смеются — Джек удивился, почему они сами не могут посмеяться над собой. Пришлось высечь его до крови и объявить, что отныне он будет получать не ремень, а розги и каждую субботу, вне зависимости от того, как себя вел — от двадцати пяти ударов.
— За что? — крикнул тогда сын, едва натянув штаны и захлебываясь рыданиями. — За то, что вокруг обидчивые дураки?
— Нет, сын. За то, что ты считаешь всех вокруг обидчивыми дураками. За то, что не считаешься с ними, когда тебе чего-то хочется.
В течение этой недели Джек набедокурил на все сто розог, и вот пришло время их дать.
Ну вот и одиннадцать. Сын стучится. Входит, без слов спускает штаны и белье, ложится на скамью. Джон не привязывает его: Джек знает, что вставать нельзя, пока не получишь наказание полностью. Также давно знает, что бесполезно просить пощады.
Джон берет пучок и подходит к сыну. На худой, бледной заднице виднеются синяки: одни бледные, зеленоватые, другие довольно свежие; рядом — несколько заживших порезов. Все же иногда охватывает удручающее чувство, что сын неисправим. Но как это связать с тем, что порой он явно выгораживает друзей, всегда вежлив с Мэри, его матерью, и почти всегда — с самим Джоном, с нежностью возится с младшей в семье, Джилли, не отказывается что-то сделать по дому?
—Сотня. Постарайся достойно принять наказание, которое заслужил.
Джон замахивается и опускает пучок поперек тощих ягодиц. Остается красноватая полоса. Джек пыхтит, но молчит. Джон не заставляет его считать, с этим справляется сам. Бить старается по синякам, особенно свежим, и порезам: наказание должно быть максимально болезненным. И если сын начнет кричать, устыдится слабости, ощутит себя униженным — это тоже хорошо.
Первые два десятка ударов Джек выдерживает без звука, лежа неподвижно, потом начинает чуть постанывать и дергать ногами и попой. Джон вкладывает в удары еще больше сил. Стоны становятся громче, хотя усилием воли сын заставляет себя какое-то время лежать ровно.
Половина. Ягодицы уже равномерно красные. Джек весь дрожит, намертво вцепился в скамью руками, но зубами прикусил кисть: сдаваться он не намерен. Джон берет свежий пучок, смахивая соленые капли. Снова наносит сильный удар по красной заднице сына. Джек выдерживает молча, снова неподвижный, но надолго его не хватает. Еще десять ударов — и он снова мычит, извивается, сучит ногами, грозясь вот-вот свалиться со скамьи. Приходится прерваться и положить ему руку на спину.
— Будь мужчиной. Не пытайся меня разжалобить. Ты всегда знаешь, какие последствия тебя ждут, так умей принимать, когда они наступают.
Джек пытается что-то ответить, но вместо этого, прижавшись лицом к скамье, плачет. Джон продолжает порку.
Красный цвет становится огненным. На коже выступают первые капли крови. Джек рыдает в голос и снова виляет задом, сучит ногами. Никаких увещеваний отца он не слушает. Одно беспокоит Джона: с тех пор, как он публично выпорол сына за кражу, Джек больше не просит у него прощения. Тогда, извиваясь под ремнем, голосил на весь Чиппева-Фоулз, крича, что больше никогда не будет, и умоляя простить, с тех пор — ни одного такого слова во время порки не произносит. Неужели парень просто… привык? Как же его воспитывать тогда?
После каждого из последних ударов Джек машинально вскидывается, но когда наказание окончено, не спешит встать. Видимо, ему слишком больно. Он лежит на скамье, тяжело дыша, весь потный, и ему даже как будто не стыдно, что если зайдут мать или Джилли, они увидят его голую, окровавленную задницу.
Джон решает сам напомнить сыну о приличиях.
— Я не хочу, чтобы Джилли, если вздумает зайти, увидела твой голый зад. Вставай скорее.
Сын с огромным трудом подчиняется. Лицо у него такое же красное, как и задница, и все мокрое от слез, и на скамье он тоже наплакал лужу. Пока он натягивает и застегивает штаны, руки у него дрожат. По временам ему не удается сдержат громкие, протяжные всхлипы.
— Что нужно сказать?
— С-спас-си-бо.
— Иди. Надеюсь, однажды ты научишься думать о последствиях твоих действий. Для тебя и других.
Джек уходит, переваливаясь.
Позже, проходя мимо комнаты сына, Джон видит в приоткрытую дверь, что рядом с кроватью брата стоит Джилли и гладит Джека по волосам, а тот сжимает ее ручонку.
Рассказ от пользователя М.К.
https://spankingdream.wordpress.com/2022/02/07/%d0%bd%d0%b0%d0%ba%d0%b0%d0%b7%d0%b0%d0%bd%d0%b8%d0%b5-%d1%80%d0%be%d0%b7%d0%b3%d0%b0%d0%bc%d0%b8-%d1%84%d0%b0%d0%bd%d1%84%d0%b8%d0%ba-%d0%bf%d0%be-%d1%84%d0%b8%d0%bb%d1%8c%d0%bc%d1%83-%d1%82/
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
