Применение телесных наказаний в воспитании подростков - насилие или неприятная необходимость?

Я как-то раз написал здесь, что в детстве и юности несколько раз видел, как пороли девочек. Меня стали все настойчивее и настойчивее просить описать это. Я обещал. Но потом на какое-то время накатила депрессия. А потом было неудобно начинать снова писать, не выполнив своего обещания. В результате я давно не писал сюда. И вот я выполняю свое обещание.

Многие скажут, что не верят мне, что такое невозможно. Неверующим скажу, что речь идет о совсем другой эпохе, чем сейчас, о 60-х и первой половине 70-х. Когда я был маленький, меня тоже удивляли рассказы пожилых людей о порках до революции 1917г., в гражданскую войну 1917-1920гг., сразу после. Но я понимал, что речь идет о совсем другой эпохе, совсем другом мире.

И все же, чтобы не утомлять себя спорами с неверующими, положу это в рассказы. Кому не верится – считайте художественной фантазией автора.

Ну, вот и начинаю свой рассказ. В 10-м классе физ-мат школы, где я учился, у нас сложилась компания с такими уже взрослым интересом к политике и пр. Помню, какая бурная дискуссия была на уроке истории, когда мы изучали ввод советских войск в Чехословакию в 1968г. Чуть ли не треть класса осуждала этот ввод. После этой дискуссии было у нас в классе открытое заседание партбюро школы, на котором уже осуждали тех, кто осуждал… Потом массовые вызовы в школу родителей… Мне известно, что после этих вызовов родители дома выпороли многих несогласных. В частности, всех пятерых из нашей компании: меня, моего приятеля, его подружку, и двух моих подружек. (Вот такой я был «ловелас» у меня было аж две подружки в классе и одна, которая со временем и стала моей женой, вне школы. Но у моего приятеля с его подружкой уже были реальные сексуальные отношения, а у меня с моими, даже объятий и поцелуйчиков не было. Впрочем, в 17 лет, начав обниматься и целоваться, очень трудно остановиться. А я не хотел далеко заходить. И подружки тоже. Но не это главное.)

На уроках истории мы продолжали изучать новейшую историю социалистических стран. Делалось это в форме докладов и дискуссий после доклада. И вот подошла очередь Албании, и доклад по ней должна была делать одна из моих подружек. Албания была тогда союзником Китая, а с Китаем у СССР тогда были напряженные отношения. Поэтому такие же отношения были и с Албанией. Поэтому постоянным местом в советской пропаганде была критика Китая и Албании за то, за что другие соцстраны и сам Советский Союз критике не подвергались. Нашей компании хотелось на уроке поднять вопрос об объективности этой критики и вообще об объективности советской пропаганды, но мы понимали, какая на это будет реакция. Думали мы, думали, как «не потеряв честь» и не получив еще раз по жопе выйти из ситуации и ничего не придумали.

И вот начался урок, моя подружка начала доклад, дошла до первой критической фразы про Албанию. И произнесла ее. И тут меня как озарило, как можно выйти из этой ситуации и получить по жопе не всем и не слишком много. Я скорчил физиономию такого наивного удивления и сожаления, типа: «Ну, надо же… Кто бы мог подумать?..» А я сидел на второй парте и мое выражение лица докладчица очень хорошо видела. Она улыбнулась краешком губ, и снова вернула своему лицу серьезное выражение. В классе прозвучало несколько сдержанных смешков. Моя подружка произнесла еще одну критическую фразу, я снова скорчил такую же физиономию. Тут моя подружка улыбнулась уже полной улыбкой, но быстро стерла ее с лица. В классе уже было полно сдержанных смешков, а кто-то хохотнул и во весь голос. Но все быстро успокоилось. И моя подружка произнесла третью критическую фразу, и я в третий раз снова скорчил такую же физиономию. И тут уже все покатились со смеху, и докладчица, и весь класс, и я. И долго не могли остановиться. Учительница заорала: «Как вы смете доклад срывать?» И уже обращаясь к моей подружке: «Несите дневник. Двойка Вам. Вы доклад не сделали, Вы его сорвали!» Класс немного притих, пока моя подружка несла дневник, пока учительница ей ставила двойку. Потом учительница сказала: «Урок окончен! Вы его сорвали. Можете смеяться дальше!» - пошла к выходу из класса. Я встал из-за парты, загородил ей дорогу и сказал: «Вы же видели, что (имя моей подружки) не виновата. Это я ее рассмешил. Я виноват. Аннулируйте ей двойку и напишите мне замечание». Учительница мне ничего не ответила. Я замахнулся на нее при всем классе, чтобы спровоцировать замечание, но и на это она никак не прореагировала. Обошла меня и вышла из класса.

В большинстве семей моих одноклассников детей тогда регулярно уже не пороли. Но я знал, что мою подружку пороли за каждую двойку. Меня, впрочем, тоже. Я ее сразу спросил, выпорет ли ее сегодня отец. Она ответила: «Конечно. Но не думаю, что очень уж сильно». Я сказал: «Я поеду к тебе и объясню, что это не ты, а я виноват. Пусть он меня выпорет». Она сказала: «На папу это вряд ли подействует. Скажет, что раз учительница за что-то двойку поставила, то в чем-то я да виновата. Будешь очень напрашиваться – выпорет и тебя. Впрочем, ко мне ты всегда приглашен вне зависимости от того, кого выпорют, а кого не выпорют». И мы из школы поехали к ней домой.

Когда мы приехали, я сразу позвонил домой. Рассказал маме всю историю. Сказал, что пока буду делать те уроки, которые можно в тех тетрадках, что со мной, а когда приеду домой, то уж доделаю, что останется. Мама сказала: «Ну, надеюсь (имя-отчество папы подружки) всыплет тебе как следует». Моя мама его уже знала. И добавила: «Как он с вами разберется, так сразу езжай домой».

Мы с подружкой пообедали и сели за уроки. Все чинно, без всяких обниманий-целований. Через несколько часов стали приходить с работы ее мама, папа, старший брат. Когда папа ее пришел, мы вышли с ним поздороваться, и моя подружка сказала, что получила двойку, а я тут же сказал, что это не она, а я во всем виноват. Папа сказал: «Сейчас поем и разберусь с вами». Через некоторое время он зашел в ее комнату, где мы сидели и делали уроки. Мы ему рассказали всю историю. Он прореагировал на это: «Ну, ясно, что ты, артист погорелого театра (это про меня) виноват, но и она тоже в чем-то да виновата, раз ей поставили двойку. Короче говоря, обоим по 50». Наверно, он не хотел особо строго наказывать свою дочку и не хотел меня наказывать строже ее. По-моему, вся эта Албания – не Албания эму была совершенно пофиг. Раз в школу не вызывают, то, наверно, ничего страшного. Но раз двойку поставили – надо выпороть. Потому что порядок такой. И если уж я еще вдобавок приперся и доказываю, что я виноват, то и меня выпороть. Я стал снова доказывать свое, что я больше виноват, да что меня как парня надо строже наказать. Но переубедить его не удалось. Хорошо, что хоть убедил выпороть меня первого как парня.

Папа моей подружки вытянул ремень из своих брюк и выдал назначенные 50 пряжек сперва мне, потом дочке. Естественно, что в те времена таких больших «деток» пороли пряжкой, а не серединой ремня. Серединой ремня нас было уже не пробрать. Мне было стыдно спускать штаны перед подружкой и перед чужим человеком – ее папой. И ее мама, и старший брат, хоть и не видели, но слышали все и понимали, что происходит. И, в то же время, хотелось показать подружке свою стойкость (да не очень получалось, потому что порция была назначена маленькая). И еще я думал, что ей интересно посмотреть, что там у меня в штанах, так что думал, что она смотрит на меня с интересом и даже с удовольствием. Порол ее папа меня не сильно. Чувствовалось, что у него зла на нас нет. Естественно, я даже не шевельнулся.

Потом он всыпал 50 пряжек своей дочке. Тоже было видно, что он порет не сильно. Она тоже не издала ни звука, и почти не шевелилась. Так что я ее не сильно жалел, а больше наслаждался видом ее попы. Я думаю, что у любой девушки 17-ти лет попа прекрасна, а если это твоя подружка, то тем более. Потом, уходя, я спросил ее тихонько: «Ну, как?» Она также тихо ответила: «Все в порядке. Ерунда».

Дома ни мама, ни отчим не проверяли, хорошо ли меня выпороли.

На следующий день утром в школе я ее снова спросил, приобняв (в первый и последний раз): «Ну, как? Не сильно больно вчера было?» Она не сбросила моей руки и ответила, как и в предыдущий день: «Ерунда. Сейчас, наверно, ничего и не видно». Я сказал: «И у меня тоже», - и улыбнулся. И мы несколько шагов прошли по коридору, обнявшись и тихо смеясь. Кто видел нас со стороны, мог подумать, что мы вспоминаем сексуальное приключение. Несколько раз бывало, когда меня пороли в присутствии моей ровесницы. Иногда вместе с ней, иногда, только меня. Чаще всего, после этого отношения становились только лучше и ближе. Так было и в этот раз.

Следующий урок истории учительница сразу начала чуть ли ни в состоянии истерики: «Я не потерплю срывов уроков! Я не потерплю антисоветских провокаций! Если вам мало вызовов родителей в школу, то я добьюсь, чтобы партбюро направило представления по месту работы родителей тех, кто будет участвовать в провокациях, что родители не уделяют внимания идейному воспитанию своих детей». Я тогда встал и сказал, что, в таком случае, то, что мы будем говорить на уроках, может существенно отличаться от того, что мы думаем. На это учительница мне ответила: «А Вы останьтесь после урока. С Вами у меня будет разговор особый».

После урока она мне сказала: «Аркаша, я прекрасно видела, какие рожи ты корчил. Но я специально поставила двойку твоей подружке, а тебе ничего не сделала, чтоб ты почувствовал угрызения совести от того, что подвел свою подружку». Я ей не ответил, ЧТО мы с подружкой сделали, чтобы никто из нас не испытывал угрызения совести.