Отправлено: 19.09.20 19:27. Заголовок: Svetka-Bekky. Воспоминания бывшего ребёнка. История двадцать первая. Отличницы тоже плачут.

Автор Svetka-Bekky.
Воспоминания бывшего ребёнка.
История двадцать первая. Отличницы тоже плачут.

Вот это мы разогнались. Alex710 мне как-то сказал, что рассчитывал написать не больше десяти историй. А потом начал вспоминать про других детей. Да и я тут ещё подключилась - неожиданно, писательский талант прорезался (шучу, конечно). Уж, извините за такой плагиат в названии истории: вспомнился знаменитый сериал.
Так вот эта история к третьему классу относится. Я где-то рассказывала, что была у нас одноклассница Наташа - пай-девочка, отличница, скромница, чистюля. Однажды, перед уроком физкультуры, когда переодевались, они вдруг начала пристально мою попу рассматривать. У нас спортивная форма в младших классах была: белые майки и чёрные пацанячьи (семейные) трусы. Все в классе, конечно, знали, что мама меня частенько ремнём воспитывает и ей вдруг захотелось следы увидеть, когда я из платья вылезла и осталась в обычных девчоночьих трусиках (а следов то и не было - не каждый же день меня пороли). Я тогда стерпела, не стала сразу по носу бить. А на уроке физкультуры, вдруг подвернулся шанс: она передо мной на турнике висела, как сосиска (не спортивная девочка была) и получилось, как в фильме "Четверо против кардинала" (помните, настоящий король говорит перед тем, как дать пинка настоящему кардиналу: "Я не могу, такой соблазн...") Я и дёрнула её за трусы. Да получилось так удачно, что сдёрнула всё сразу: и чёрные спортивные и светлые девчачьи. Повеселила мальчишек. Кончилось это, конечно, тем, что следы на попе у меня появились вечером.
Прошло после этого, наверное месяца три. Я с ней особо не контактировала, хотя и обижаться-то особо не на что было - сама просто не устояла перед соблазном. И вот подходит Наташка ко мне на перемене (вид у неё явно не лучший: глаза красные, лицо припухшее) и говорит: "Светочка (меня так сроду никто не называл, всё - Светка, да Светка), ты меня прости, пожалуйста, что я тогда тебя так рассматривала". Я, вообще-то не злопамятная (хотя иногда и бываю злой, но не долго, и память хорошая) и говорю: "Да ладно тебе, я уже и забыла давно". А она в ответ: "Помоги мне, пожалуйста: когда я на физ-ру переодеваться буду, я в уголок стану, а ты меня собой закрой, как будто мы о чём-то разговариваем", а сама чуть не плачет. Я ей: "Да, пожалуйста, жалко что ли? А кого ты стесняться-то стала?" Тут у неё прямо слёзы появились в глазах: "Меня вчера папа выпорол в первый раз за двойку по контрольной (для круглой отличницы - катастрофой казалась первая двойка в третьем классе: она тогда после того, как тетрадь с оценкой получила, всю перемену тихо плакала, даже ещё не зная, что ей за это будет), там синяки из под трусиков видны, ты-то смеяться не будешь (я знаю), а остальные могут... прости меня ещё раз - я не знала, как это больно" Я вдруг себя вспомнила (какого мне первый раз пришлось и какое у меня тогда настроение было, это в истории №13 написано), не стала даже объяснять, что смеяться никто не будет, а если кто будет, тот от меня в нос получит.
Вот в раздевалке она в уголок забилась, я рядом стою и что-то ей, с понтом дела, рассказываю. Смотрю: да, синячки приличные для первого раза, она уже спортивные трусы натянула, носки менять начала. Полагались под кеды (кроссовки тогда жутчайшим дефицитом были) длинные носки. И вижу: у неё на щиколотках синяки ещё. Она девочка не такая была, чтобы набивать синяки самой, да и подозрительно как-то: на обеих щиколотках параллельно. При всех спрашивать не стала. На следующей перемене просто тихонько подошла: "а с щиколотками что у тебя?" Вот тогда она мне из благодарности (да и от стыда, наверное) и рассказала про свою первую порку. Привожу её рассказ от первого лица:
"Прихожу домой в слезах. Отец спрашивает: "Кто тебя обидел?", я: "Никто меня не обидел, я двойку по контрольной получила". Тут он взбеленился: "Как двойку? Даже не тройку? Придётся тебя учить, как меня учили!" Я стою, ничего не понимаю, а он возвращается с ремнём и говорит: "Наклоняйся, берись руками за щиколотки". Я ничего не понимаю: "Зачем?" Он в ответ: "Сейчас узнаешь, что за двойки бывает - получишь 25 "горячих", а то я тебя всё щажу, меня так не щадили!" Я с перепугу быстро наклонилась, схватилась за щиколотки, платье на голову сползло, утешаю себя мыслью: "других же порят и ничего". Папа спустил трусики мои и вдруг слышу: "щёлк!" и такая боль, что я вскрикнула и распрямилась. А папа говорит: " Нет, Наталья, так не пойдёт. Будешь отпускать руки - будем начинать отсчёт снова" Я в слёзы: "Папочка, не надо... очень больно..." А он спокойно так: "Это ещё не больно, потом побольнее будет на третьем десятке, не заставляй меня увеличивать количество ударов..." Я снова за щиколотки схватилась крепко-крепко, чтобы не отпустить, а потом помню только: "Щёлк! Щёлк! Щёлк!" Я в жизни своей так громко не кричала (у неё голос, действительно, такой тихий был). Вот до синяков и сдавила щиколотки... Ты прости меня, пожалуйста, за тот случай... И как только ты это выдерживаешь..."
Ну я её и успокоила: "Думаешь, я не ору во время порки?" Ей, вроде, даже приятно стало. Уж, не знаю откуда её отец такую позу взял. Наверное, его самого так пороли. А с Наташкой у меня потом вполне нормальные отношения установились...

____________________________________________________________