Применение телесных наказаний в воспитании подростков - насилие или неприятная необходимость?

Тринадцатое место в парном катании.
Автор Илья Шпелер.

Совместная порка сближает.

А.В. Катунин.

Это был полный провал.

Хуже ничего просто быть не может: даже в десятку не попали. И это - самая многообещающая пара в спортивной школе по фигурному катанию на коньках! Позор.

Ася и Ваня, не глядя друг на друга, сидели на скамейке у бортика и слушали объявление результатов. Оценки звучали, как похоронный марш. Впрочем, этого следовало ожидать! К этому шло. Все закономерно, все правильно, все естественно. Прав, тысячу раз прав был тренер Аркадий Васильевич, когда говорил, предупреждал, втолковывал!

...И вот - провал!

Кто виноват? Ответ ясен. Только они - фигуристы-юниоры Василиса Мареева, шестнадцать лет, и семнадцатилетний Ваня Панкратов. Им и ответ держать.

А как красиво все начиналось! Еще с прошлого года, когда они только-только начали тренироваться вместе, Ася и Ваня ходили в "перспективных". Уже в этом сезоне, с места в карьер, пошли успехи. Два подряд выигранных турнира, медали, призы, грамоты, восхищенные отзывы... Потом - участие в новогоднем ледовом шоу, тогда у них даже местное телевидение интервью взяло. Первое в жизни!

Казалось, так теперь будет всегда.

Увы.

Волшебная сказка быстро кончилась.

Неприятности начались в январе, сразу после каникул. И началось все с учебы. Ванькины родаки вдруг вспомнили, что "выпускной класс - это не шутки", что "пора браться за ум", что "спорт - это хорошо, но нужно думать о поступлении в вуз", а "иначе - загремишь в армию" и так далее. Как насели! Не вздохнуть, не продохнуть. Это Ася - круглая отличница, а он, Ваня, так - с "троечки" на "четверочку". Да и Асины "предки", даром, что у нее еще год в запасе, не отставали. Это только кажется, что отличницам легко на свете живется. Как же, держи карман шире! Им еще хуже. Постоянные лекции, нотации, напоминания - то сделай, это не забудь, туда пойти не вздумай, сюда носа не кажи, и вообще сиди дома и делай уроки.

А уроки - не хочется! Хочется - погулять! Хочется чего-то шумного, светлого, праздничного! Как у подруг! Молодость же проходит! Шестнадцать лет уже целых! Еще лет пять-шесть - и совсем ведь старухой станешь, ничегошеньки в этой жизни так и не увидев, кроме черной школьной доски, да белого льда. Сплошные уроки, домашние задания, репетиторы, да подготовительные курсы. Даже на тренировки ни сил, ни времени.

Короче, стали юные фигуристы приходить на каток уставшими и несосредоточенными. Разумеется, дела тут же пошли наперекосяк: элементы не идут, тренер ругается, программа "провисает", на турнирах - поражения одно за другим.

Ну, тренер тогда накачку, конечно, сделал. Грозил, стращал, орал - всего понемногу. И ведь помогло! На отборочных, например, хоть и в последний момент, хоть с трудом, со скрипом страшенным, практически, чудом, но вскочили на подножку уходящего поезда, вышли в финальную стадию!

А тут новую напасть принесло - весна!

Никогда такого с Асей не случалось. Нет, конечно, весны и раньше были, но какие-то все обычные, скучные, серые. А в этот раз... Все по-другому! Все не так! Мир, проснувшийся после долгой зимней спячки, словно и Асю вместе с собой пробудил - накатил на нее с такой захватывающей силой, с таким буйством красок, запахов, звуков, с такой бурлящей свежестью весенних ручьев, с таким радостным теплом первых солнечных лучей, что сердечко девушки трепыхалось, и пело, и рвалось навстречу этой весне, словно птичка из клетки.

Короче говоря, Ася влюбилась.

И как было не влюбиться? Он ведь такой красивый! Голубоглазый блондин, словно из рекламы мужского парфюма, стройный, мускулистый, мужественный... А сильный какой! Как легко, без усилий Он поднимает и подхватывает ее в поддержках, как высоко подкидывает в воздух в выбросах, и как легко ловит - словно сама она, Ася, совершенно ничего не весит! Дух захватывает! И ей действительно кажется, что она становится легкой, как пух, и вот-вот взлетит. А как бугрятся крепкие мышцы под тонкой тканью Его блестящего обтягивающего костюма, когда он прижимает ее к себе во время элементов! На первый взгляд, эти мышцы, может, и не бросаются в глаза, как, например, у этих, у культуристов, похожих не на людей, а на перетянутые в нескольких местах нитками воздушные шарики. Но Ася-то знает, какие они у Него крепкие, настоящие, налитые мужественной силой и мощью. И, конечно, Он совсем не похож на этих очкастых дохляков из школы - эти Ему и вовсе в подметки не годятся. Но и от этих недоразвитых дебилов со двора, с которыми и поговорить не о чем, Он резко отличается. Они только и знают что ржать, да похабщину всякую вслед кричать. А Он - умный! С Ним о чем хочешь поговорить можно. Он добрый, терпеливый - всегда с Асей возится, когда у нее вечно что-то не получается. Всегда поддержит, успокоит, когда трудно, когда Аркадий Васильевич опять накричит... У Него-то всегда все правильно выходит, с первого раза.

Что? Кто это "Он"? Да Ваня Панкратов, конечно! Вроде уже год, как вместе с Ваней чуть ли не каждый день тренируется, ан вот на тебе! И это ничего, что он старше - всего-то ведь на год!

Это любовь, точно!

Вот только Асю Он совсем не замечает. На тренировке - да, подойдет, поможет, поговорит, иногда и обнимет даже по-дружески... Но не более. А после - словно чужой человек: "Пока-пока" - и пошел, и скрылся в заснеженной мгле...

От этого ей, Асе, очень плохо, и грустно, и все из рук валится. Только Ваня к ней приблизится - а у нее уж и дыханье сперло, и волнение, и в голове туман... До элементов ли тут! А уж как его руки - большие, сильные, уверенные - обнимут, подхватят ее, Асю, вознесут над головой... Ах!

* * *

А у Вани - те же проблемы. Стал он вдруг за собой замечать, что Ася у него из головы не идет. И при этом у него всегда это... ну как его...ну, в общем, когда стоит. Эрекция. Главное - ни с того, ни с сего! Вот едешь, бывало, в метро на тренировку, только подумаешь, как там с Асей встретишься - и все. Джинсы мгновенно встопорщиваются, да так, что, кажется, вот-вот порвуться на фиг! Но Ваню, бедного, не столько это волнует, сколько то, что все на него смотрят! Ну, буквально - весь вагон как уставиться, так хоть со стыда еще дальше под землю проваливайся. Хоть плач. Ваня краснеет, покрывается холодным потом и ретируется из вагона на ближайшей станции, потом долго стоит` где-нибудь за колонной в сторонке - успокаивается...` Из-за этого Ваня перестал короткие куртки носить, хотя они всегда ему нравились - удобные. Пришлось привыкать к длинным плащам.

Но и это мало спасало положение.

Особенно, когда домой едешь после тренировки или в толпе прижимают - тут совсем каюк. Ася, словно наваждение, все время перед глазами встает, как живая. Каждое ее касание, каждое сказанное ей слово, каждый взгляд, каждый изгиб ее миниатюрного, но уже вполне по-девичьи оформившегося тела, всплывают в памяти, вызывая все новые и новые приливы взбудораженной крови. Ваня будто кожей чувствует взгляды, и кажется ему, что и под плащом и под штанами - все вокруг все видят и все знают.

Больше же всего угнетает то, что в воображении Вани Ася - существо неземное, возвышенное, недостижимо совершенное, как ангел. Каждый раз, когда он поднимал ее грациозное миниатюрное тело, кружил его в танце, придерживал за талию во время вращений, ему казалось, что у него в руках облако небесной чистоты и невинности. Что любое его неосторожное движение может сломать эту хрупкую гармонию, нарушить эту воздушную легкость, запятнать эту сияющую белизну и вообще привести к травмам. Ася - это создание настолько светлое, настолько открытое, настолько прекрасное, что дух захватывало! Однако всякий раз, когда ее сверкающий образ всплывал в памяти, его тело почему-то реагировало самым скотским образом. Он был явно недостоин своего кумира. Удивительно, как она, такая умная, так глубоко чувствующая, еще не прогнала его от себя. Впрочем, она слишком добра и деликатна для этого и потому, наверное, вынуждена страдать и мучиться с ним все время, бедненькая... А сам он, разумеется, был не в состоянии и помыслить о расставании.

Эти мысли спудом висели над Ваниной душой, тяжким грузом давили ее, как асфальтовый каток, как толща океана на дно...

Лишь одно только приносило ему облегчение и заставляло спешить домой после тренировок. Возвращаясь к себе, он запирался в своей комнате и... Но стоп! Не будем об этом, пощадим Ванины чувства.

Нам главное, что к решающему старту сезона и Ася и Ваня подошли совсем не в том состоянии, когда можно думать только о победе и идти к ней уверенной поступью. Как ни старался Аркадий Васильевич, как не кричал, как ни вдалбливал своим юным подопечным всю важность и ответственность предстоящих соревнований, как ни грозил всеми возможными карами и последствиями - все как о стенку горохом. Головы обоих подростков были забиты другим, ох, совсем другим...

* * *

Стоило ли изумляться тому, что юная пара так и не смогла откатать чисто ни одну программу? Каскад ошибок, детских до нелепости и грубых до ужаса, путаница в элементах, сорванные прыжки, падения... Ни ритма, ни артистизма - и это самая перспективная пара школы? Гнать таких надо! В три шеи.

Вот такие мысли, примерно, бродили в головах фигуристов, понуро сидящих в раздевалке. Говорить было неохота - да и что тут скажешь? - и они молчали. Лишь редкие тяжелые вздохи нарушали тяжелую, похоронную тишину в маленькой комнатке, выделенной им под место для переодевания. Предполагалось, что Ася должна переодеться первой и уступить раздевалку Ване, но, погуляв (а точнее - посидев на трибуне, тупо глядя в одну точку) полчаса, он застал Асю в раздевалке все в том же обильно украшенном стразами ярко-малиновом наряде для выступлений. Сложная прическа девушки, обильно политая лаком, своим режущим глаза блеском сильно контрастировала с выражением угрюмой апатии, застывшем на миловидном личике ее обладательницы.

Сам Ваня, будучи одет в такого же цвета и столь же усыпанный блеском костюм, состоящий из просторной рубахи с глубоким вырезом и узких брюк в обтяжку, тоже не испытывал никакого желания переодеваться и вообще что-нибудь делать. Он просто молча сел рядом.

На душе было погано. Разочарование и досада на самого себя, на Асю, на тренера, на весь мир, клокотали где-то там внутри, замирали скребучим шариком в горле, медленно наполняли влагой глаза, грозя при первой же возможности выплеснутся наружу. Этого еще не хватало! Достаточно того, что, вон у Аськи вся косметика потекла. Мужик он, или не мужик?

Но даже сейчас, в час сокрушительного поражения и обиды, близость ее тела действовала не него так волнующе!

Ваня несколько раз все же делал попытки сказать что-то успокоительное, разряжающее обстановку, но, набрав уже воздуха в грудь, замолкал, не в силах вымолвить ни слова. Получался просто еще один горький вздох, который не только не разряжал, а наоборот, усугублял гнетущую атмосферу.

Поражение.

Поразмыслив, Ваня понял, что корить он может только себя. Именно его ошибка в самом начале программы привела к общим пагубным последствиям - так он думал. Сбился ритм, пропал настрой, все перемешалось, одна ошибка потянула за собой другую - и пошло-поехало. Если б не это, может быть, удалось бы откатать прилично и занять хотя бы место в десятке... "Все из-за меня!" - думал юноша с запоздалым раскаянием.

Ася же, напротив, была уверена в том, что это она подвела Ваню. Ведь если бы не ее необъяснимое катание в предыдущей программе, которое было безобразным и разрушило все, то сейчас, наверняка, Ване не пришлось бы так горько. И он не сидел бы тут с убитым видом, а веселился бы, шутил и, может быть, даже пригласил бы ее куда-нибудь. Да что теперь! Несбывшиеся надежды!

Именно из-за них беда была особенно оглушительна. Ася мечтала, что новая красивая победа наконец разобьет лед в их отношениях и бросит их в объятия друг к другу! В будущем светила поездка в Европу на юниорский чемпионат, а там, чем черт не шутит, и в саму Америку. А рядом будет - Он!

Все рухнуло. Остались только слезы. Ася всхлипнула.

- Ась, не переживай, - через силу произнес, наконец, Ваня, - Ну не вышло в этом году, получиться в следующем...

Он хотел еще добавить, что "может быть с другим партнером у тебя получиться лучше", но не смог выдавить из себя больше не слова - в горле застрял колючий комок.

* * *

Дверь распахнулась, взрывая больничную тишину раздевалки разноголосым шумом продолжающегося за стенами раздевалки турнира. Оказалось, где-то кто-то смеется, громко разговаривает, аплодирует, объявляет какие-то результаты или информацию для участников и зрителей, где-то звучат аплодисменты... Все это на секунду ворвалось в комнату вместе с Аркадием Васильевичем.

Хлопнула закрывшаяся дверь. Тренер был не в духе. Точнее сказать, он кипел.

- А-а-а! Воркуете, голубки? Позор!!! Это катание? Я спрашиваю, Мареева, это - катание? - тренер немедленно обрушился на сжавшихся и понурых фигуристов с руганью, - О Панкратове я и не говорю! Откуда у тебя ноги растут, балбес? А? Я спрашиваю - откуда? Идиот! Болван!! Бестолочь!!! А эта! Падает на ровном месте!! Половину элементов перепутали, остальные - сорвали!!! Ничего не умеете! Ничему не научились! Зачем я на вас, бестолочей безмозглых, столько времени угробил? А денег сколько потрачено?! На один только лед сколько вбухано! О чем вы думаете во время выступления, хотел бы я знать? О чем? Вот ты о чем думаешь, Мареева? А? Не слышу!

Так как Ася не отвечала, Аркадий Васильевич ответил за нее сам:

- Я знаю, о чем ты думаешь! Мальчишки одни на уме! Финтифлюшки всякие! Дискотеки-аварии! Выросла коза, ничего делать не умеет! Ума ни на грош - а туда же! Взрослая больно! Детский сад!

Слезы из глаз девочки хлынули потоком. Аркадий Васильевич развернул свою артиллерию на ее партнера:

- А ты чего вылупился на меня, как баран на новые ворота?! Где ты был, когда мы "кауфман" изучали? Где, я спрашиваю? Не слышу?

- Я... это... на тре... на тренировке...

- Бе-е-ме-е! Хватит мямлить! Мямлит он мне что-то! Как будто я не видел, как он его делал! Он его так делал, как будто ты не на тренировке в это время был, а в борделе унитазы языком чистил! Мямлит он тут! Заткнись лучше и слушай!

Тренер кипел от злости. Он метнулся к двери и запер ее на щеколду. Затем вернулся и обрушился на совершенно деморализованных юных фигуристов с новой гневной филиппикой:

- Мне такое отношение надоело!! Понимете?! На-до-е-ло! Или вы работаете, как следует и на тренировках и на соревнованиях, или я вас обоих выкину из школы пинком под зад! Ясно?! Я спрашиваю, ясно?

Оба несчастных согласно кивнули, не отрывая взглядов от пола.

- Ничего вам не ясно! - взорвался тренер, - Потому что мозги у вас - в заднице! Сползли! Потому что я уже сколько раз вам говорил, а? Сколько раз я вам втолковывал?! Сколько у нас с вами бесед было?! Вы не понимаете нормального языка! Вы человеческого языка не понимаете! Ну, ничего! Я знаю, как сделать, чтобы до ваших прошмандованных мозгов что-то действительно дошло! Причем как следует дошло и в полном объеме! Я знаю, что мне надо делать! Нужно было давно догадаться! Да только я-то думал, что вы нормальные люди, с мозгами в голове - но нет! Они у вас - в заднице! И сейчас вы оба по ней получите!

Такой оборот дела был в новинку обоим юным спортсменам. Да, тренер и раньше на них орал, часто не стесняясь в выражениях, "гнал волну", "катил бочку", грозил всеми карами египетскими, но таких поворотов в его криках раньше не возникало. Впрочем, они еще ни разу не видели своего тренера настолько разъяренным. Оба подростка синхронно подняли испуганные лица на своего наставника.

- Да-да! - подтвердил он, - Вы не ослышались! Пора, давно уже пора было вам всыпать! Да я, дурак, все вас жалел... Вот и дожалелся! До тринадцатого места. Счастливое число. Ну, чего вылупились? Не знаете, что делать? Я вам объясню. Лавка - вот она! Давайте-ка, раздевайтесь и укладывайтесь!

Тренер широким жестом показал на коротенькую узкую обтянутую бордовым дерматином лавочку с металлическими ножками, заваленную одеждой. Лечь на нее было довольно сложно. Даже миниатюрная Ася не смогла бы на ней разместиться, не говоря уж о рослом Ване. Впрочем, ни он, ни она, пока не торопились выполнять приказания тренера. Ася просто стояла, замерев, с ошарашенным видом, с расширенными от ужаса глазами и исииня-бледным, словно замороженным, лицом. Ваня, наоборот, жарко покраснел, на лбу выступили бисеринки пота а в животе образовалась черная дыра, в которую стремительно уносило все чувства, кроме страха и мучительного стыда.

Аркадий Василич времени даром не терял. Он смахнул вещи на пол, очистив лавку, и убедился, что уложить на нее подопечных будет сложно. Но зато он заметил, что в Ваниных "гражданских" брюках наличествует новенький ремень, сплетенный из тонких полосок отличной коричневой кожи. Порадовавшись, что не придется вытаскивать свой (Аркадий Васильевич очень опасался, что его собственные штаны при этом могут упасть), тренер одним широким движением вытянул ремень из джинсов подростка, сложил его вдвое и взмахнул, рассекая воздух со зловещим звуком.

- Ну, я не вижу движения! Долго мне вас ждать? Раздевайтесь и наклонитесь над лавкой оба! - прикрикнул он, видя, что и Ася и Ваня совсем было собрались выступить с возражениями.

Этот крик окончательно лишил бедняг силы воли. Оба молодых человека одновременно поняли, что выбора у них нет. Ваня бросил взгляд на Асю и увидел, что та смотрит на него, приоткрыв рот, с ужасом и стыдом, он хотел ответить ей ободряющей улыбкой, но вышла только жалкая ухмылка. Он почувствовал, как его красивые ярко-малиновые брюки спереди вдруг стали сильно натягиваться, и несчастного парня залила такая волна стыда, что, кажется, провались он сквозь землю, это его не спасло бы. В полузабытьи он медленно снял и аккуратно сложил рубаху, расстегнул скрытые пуговицы на брюках, и первым согнулся над лавкой, уперев в торцевой ее край колени и крепко ухватившись руками за металлическую раму. Предварительно он одним быстрым рывком оголил свои ягодицы. Стыд удушливым облаком обволакивал его тело, душу и разум. Его костюм не предполагал наличие нижнего белья и под брюками у него был надет бандаж, хоть как-то прикрывающий выросший и готовый вывалится из него член, но совершенно не мешающий той процедуре, которую собирался провести тренер. Поэтому Ваня и не подумал его снимать вслед за брюками. Но все равно он чувствовал себя голым и умирал от позора.

Как ни странно, Ванина "ободряющая" улыбка почти в полной мере достигла своей цели. Конечно, Ася отнюдь не успокоилась и не набралась храбрости, однако, глядя, как спокойно и с каким достоинством принимает свою горькую судьбу Ваня, как он не теряет присутствия духа, она тоже попыталась собраться и, по крайней мере, смогла подавить растущую в душе панику. Родители никогда не применяли к ней тех средств воспитания, какие собирался сейчас применить Аркадий Васильевич. Она не знала, чего стоит ждать от ближайшего будущего и что нужно делать. Тем не менее, она ничуть не сомневалась в том, что должна подчиниться напору тренера. Вина была несомненная для девушки и мысли о том, чтобы как-то противиться наказанию, сколь бы суровым и ужасным оно ни было, у Аси не возникло.

Ее платье, в отличие от Ваниного костюма, снималось только целиком, для чего требовалось расстегнуть молнию на спине. Она замешкалась. Ваня, почти голый, уже склонился над лавкой, низко опустив голову, а она так и стояла в нерешительности. Она не могла себе представить, как это можно снять платье при нем и, особенно, при тренере. Но Аркадий Василич прервал ее колебания:

- Раздевайся, Мареева! Не стой столбом! - и он сам, своими руками расстегнул не ней молнию.

Ася, словно во сне, стянула свой великолепный малиновый наряд. Она сама придумала его, сама подшивала и очень любила. Но теперь и он, последняя ее защита, не мог ничем ей помочь. Лишь тоненькие полоски стрингов остались на теле. На пляже она чувствовала бы себя в них совершенно свободно в окружении хоть целой сотни мужчин. Но тут был не пляж. И то, что ей предстояло, не имело ничего общего с купанием и играми.

Несмотря на свое более чем отчаянное положение, Ваня все же оторвал взгляд от лавки и коротко взглянул на Асю. Юная фигуристка казалась статуэткой, выточенной из слоновой кости резцом лучшего античного мастера, аллегорией молодости, невинности и смущения. Казалось, ее тело будто подсвечено изнутри. Залитые нежным румянцем щечки, робко опущенная головка на нежной лебединой шейке, матовые плечики, грудь, лишь чуть прижатая полоской ткани, стройный стан, волнующие обводы бедер, стройные ножки... Как она мила! Как хороша! Как трогательна в своей стыдливой красоте! Неужели Аркадий осмелиться ее бить? "Не верю!" - подумал Ваня, - "Этого не может быть!".

Ася тоже, вопреки всему, что на нее обрушилось, не смогла сдержать любопытства. Она давно уже втайне лелеяла мечту посмотреть на Ваню без одежды. Она знала, что это нехорошо, неприлично, но ничего не могла с собой поделать. Даже ходила как-то раз специально по коридору мимо мальчишеской раздевалки после тренировки в надежде увидеть, как он выходит из душа. Чуть не сгорела тогда со стыда. К счастью, дверь тогда оказалась плотно прикрыта, а потом она ни на что подобное больше не решилась. Но теперь, в небольшом пространстве раздевалки, не увидеть Его почти голое тело она могла бы только крепко зажмурив глаза. И она не была разочарована! Ваня был высокий, прекрасно сложенный юноша, жилистый, с отлично развитой мускулатурой спортсмена, упруго перекатывающейся под кожей. Парень стоял, нагнувшись в ожидании порки, его тщательно уложенная челка растрепалась и свисала вниз, по лицу бродил густой ярко-алый румянец, тело было напряжено, а ничем не прикрытые полукруглые половинки его зада торчали вверх. Он показался Асе совершенным, как греческий олимпионик из учебника по истории и даже лучше, так, что она на мгновение даже забыла о предстоящем им обоим позоре и ужасе.

* * *

Но вот и Ася, наконец, заняла позицию напротив своего партнера, так же судорожно сжав края лавки руками, в то время как твердый торец скамьи больно уперся в ее колени.

Аркадий Васильевич изготовился для первого удара. Ремешок, шурша и закручиваясь, описал широкую дугу по комнате и влепился в беззащитно подставленные ему половинки попы юноши.

- Уй! Уфф! - выдохнул он от ожидаемой, но, тем не менее, все равно внезапно обрушившейся боли и сжал зубы. Последний раз Ваню лупили давно, классе во втором. Папа тогда на него за что-то разозлился. Ваня уже успел забыть, что порка - это не только мучительный стыд, но и довольно-таки жгучая боль! И вот теперь пришло напоминание! Весьма болезненное напоминание! А вот и еще одно шмякнулось на похолодевшие вмиг ягодицы! Ваня судорожно сжал попу и покрепче закусил губу - не хватало еще тут разреветься при Асе. И так страшно предположить, что она о нем подумает...

Аркадий Василич взялся за работу по обработке Ваниной задницы. В принципе, удары, сыпавшиеся на попу, были хоть и жгучими, но все еже терпимыми. Если сжать зубы и собрать в кулак волю. Ремень звонко хлестал по попе, но кроме его свиста и щелчков по быстро краснеющей и нагревающейся коже ягодиц, в комнате было слышно лишь резкое, похожее на всхлипы дыхание Вани. Ася, вцепившись в лавку, замерла и, кажется, сама уже не дышала, боясь поднять глаза, чтобы не встретиться ими с взглядом Вани. Ей было мучительно стыдно и горько оттого, что самый любимый и дорогой ей человек вынужден по ее милости терпеть такую адскую боль.

Ваня тоже очень не хотел бы, чтобы их с Асей взгляды пересеклись. В первую очередь потому, что глаза его были наполнены слезами. Слезы текли и текли, капали на лавку, разлетались в стороны при особенно резких движениях головой (а, надо сказать, Ваня не сумел под градом ударов удержаться и вовсю принялся выделывать задницей почти танцевальные па) - остановить это Ваня не мог. Хорошо еще, что ком в горле не дает вырваться наружу крику и реву! Ваня, считавший себя уже совершенно взрослым и состоявшимся человеком, вдруг с великим стыдом выяснил, что это далеко еще не в полной мере так. Разве взрослый будет вести себя так по-детски? Разве взрослого будут вот так драть на виду у всех?

А Аркадий Васильевич все лупцевал и лупцевал гарцующую попу подопечного, тяжело пыхтя и приговаривая:

- Вот тебе! Получи! Еще! В следующий! Раз! Будешь! Знать! О чем! Думать! Будешь! Знать! Что! Делать! И как! Делать! Будешь! Будешь! Работать! Как! Следует! Перестанешь! Дурью! Маятся! Я ее! Из тебя! Выбью! Выбью! Выбью!

Каждое слово сопровождалось ударом. Тренер бил сильно, от души, не жалея подростка и стараясь, наоборот, как можно нагляднее продемонстрировать ему свое негодование. Парень сначала держался, но к конце стал тихо подвывать после каждого удара. Ягодицы быстро покраснели, полоски на них, вначале хорошо заметные на фоне незагорелой кожи, теперь слились воедино и превратились в большое раздвоенное алое пятно. Попа скакала, сжималась, металась из стороны в сторону, словно в танце. "На льду бы так двигался!" - мстительно подумал Аркадий Васильевич, заканчивая.

- Запомнил? - вопросил он свирепо, - Вставай и одевайся, и чтоб больше такого не повторялось, ясно?

Ваня медленно понимал, что, кажется, все кончилось. Он выпрямился, отчаянно борясь с желанием ухватиться за попу и тереть, тереть, тереть... Только осознание того, что этим он еще ниже падет в глазах Аси, и тренера, и в своих собственных, не давало ему это сделать. Попу жгло, она ныла, но это ощущение, этот отголосок боли нельзя было даже сравнить с тем, что творилось несколько минут назад. Зато стыд никуда не ушел - Ваня по-прежнему стоял почти голый, да еще и с отменно высеченной задницей, которая, наверное так пылает, что словно маяк будет светить сквозь трусы и брюки! Он отчаянно кивал в ответ на обращенные к нему слова тренера - не дай Бог тот подумает, что до Вани что-то "не дошло" или "дошло не так", и снова возьмется за ремень! Вместе со стыдом, усиливая его, появилось ощущение облегчения, радости, что все кончилось, и даже благодарности тренеру за то, что он, в конце концов, избавил его от этой муки.

* * *

Занятый собой, Иван не сразу заметил, что тренер уже навис над сжавшейся от ужаса и отчаянно вцепившейся в лавку партнершей. Только первый звонкий щелчок, заставивший мальчишку вздрогнуть и по привычке дернуть тазом, и последовавший за ним девичий вскрик, вернули его к реальности. А реальность состояла в том, что Аркадий Василич начал пороть Асю! Несмотря ни на что! Ее, такую нежную, такую воздушную, такую романтичную! Драть ремнем! Причем - его ремнем!

Ваня замер в ужасе, глядя, как коричневая полоска кожи выписывает очередную дугу над сочными, похожими на крупные спелые яблоки, ягодицами Аси, и врезается в них, заставляя вспыхнуть очередную красную полосу на их бархатистой кожице. О! Он прекрасно представлял, что сейчас ощущает бедная девочка! Только что точно такие же удары обрушивались на его собственный зад, который до сих пор еще гудел от боли. Но ему осталась уже лишь тень, призрак того, что сейчас чувствовала Ася. Это было невозможно! Немыслимо! Ужасно!

Ваню словно разбил паралич, он тупо смотрел, как ремень раз за разом щелкает по мраморно-прекрасным округлостям девушки. А та рыдала, плакала и умоляла тренера прекратить, оставить ее, простить, помиловать, пожалеть. Уже после первого удара она упала ничком на полностью свободную теперь лавочку и извивалась на ней, вцепившись руками в ножки. Слезы лились из глаз двумя полноводными потоками, прическа, несмотря на лак, растрепалась и только последние остатки гордости не давали девушке сорваться и убежать. Ася и предположить не могла как это больно! Нет, не больно, а БОЛЬНО!!! Удары вызывали у нее на попе целые взрывы, маленькие хиросимы боли! Это ужасно! Это невозможно терпеть! Но ведь - Ваня же терпел? Так то - Ваня! А то - она, Ася! Не-е-е-т! Хватит! Я больше не бу-у-ду!

Ее модный купальник, оказавшийся не в силах спасти ее от обжигающего позора, тем более был не в состоянии уберечь ее от этой жуткой боли. Ремень, обрушиваясь на ее ягодицы, не встречал никакого сопротивления. Она получила еще не более десяти ударов, но ей казалось, что порка длиться уже много часов и конца края ей не видно. Она поняла, что так и умрет сейчас здесь, под ударами этого мерзкого ремня. Ее нежная кожа покраснела гораздо быстрее, чем у Вани, и напоминала по цвету их костюмы для выступлений. А кровь, прилившая к голове и ушам, сделал их столь же ярко-малиновыми.

Тренер бил девушку тише и медленнее, делая между ударами все более длинные и длинные паузы. Да и удары были послабее - он прекрасно понимал, что Ася - девушка молодая, кожа у нее нежная и для того, чтобы достучаться до ее совести усилий нужно потратить куда меньше, чем на вымахавшего с коломенскую версту семнадцатилетнего лба. Кроме того, тренер вовсе не был столь же спортивен, как его подопечные, он был тучен, страдал одышкой и уже намахался, пока порол Ваню, так, что его лицо, словно в знак солидарности с лицами ребят, налилось багровой краской. Теперь он берег дыхание и бил молча, монотонно взмахивая ремнем и щелка по, надо признать, весьма симпатичной девичьей попе. Да и слишком громкие крики могли привлечь ненужное внимание посторонних.

Но для Аси это было самым ужасным кошмаром в жизни. Боль была такая, что начинало казаться, что терпеть ее вовсе невозможно. Как же Ваня мог это выдерживать?

Спасение пришло именно оттуда, откуда Ася более всего жаждала его получить, хоть и не смела на него надеяться. Ваня, который так и не закончил процесс одевания и в сторонке и зачарованно следил за происходящим, сбросил, наконец, охватившее его оцепенение и начал действовать.

Иван перехватил руку тренера и повис на ней, не давая ему в очередной раз опустить ремень на исхлестанную Асину задницу.

- Аркадий Васильевич! Она не виновата! Не надо ее бить! Бейте меня! Все из-за меня вышло! Пожалуйста!

Для своих семнадцати он, спортсмен, был действительно весьма силен. Конечно, такую тушу, как Аркадий Васильевич, он, скорее всего, не переборол бы, но остановить его он смог. И даже сдвинуть с места. Он оттащил тренера от Аси, одновременно умоляя:

- Бейте меня! Не ее! Меня! Аркадий Васильевич! - быстро говорил Ваня, - Она не причем! Это все я виноват!

Взрослый поддался уговорам скорее по инерции и от накопившейся уже усталости, чем потому, что Ване действительно удалось его переубедить. Аркадий Васильевич просто растерялся от столь страстного натиска. Он послушно пошел вслед за своим более старшим воспитанником. А когда тот установил свой зад снова в удобное для порки положение, наклонившись вперед и обхватив руками щиколотки (поза была мальчишке знакома, потому что именно так его когда-то драл отец), так же по инерции взмахнул ремнем и ударил. У него оставалось ощущение, что он еще не закончил, но что и с кем - в этом он немного запутался.

Ася в это время выпустила края скамьи и распрямилась. Руки ее немедленно метнулись к попе и принялись растирать пострадавшие места. Она еще не совсем понимала, что произошло и почему кошмар прекратился и просто радовалась наступившему облегчению. Впрочем, что-то тем не менее было не так. И Ася, несмотря на боль и потрясение очень быстро сообразила что. Щелчки продолжались! Она огляделась и увидела сквозь слезы, что тренер снова принялся за Ваню! Ася тут же поняла, что ее герой взял на себя ее наказание, чтобы избавить ее саму от мучений. Ася испытала такую невыразимую благодарность к партнеру по паре, какие не испытывала никогда раньше. Но она не могла принять ТАКУЮ жертву! Не могла!

- Не-е-ет! - завопила Ася, бросаясь к тренеру и спотыкаясь о лавку, - Не надо! Не бейте! Это я виновта! Не Ваня!

Слезы с новой силой брызнули из ее глаз.

Аркадий Василич, тяжело отдуваясь, остановился.

- Блин, два идиота! То есть идиот и идиотка! Хватит с вас на сегодня. Послезавтра жду на тренировке. И чтобы мне не опаздывали!

Тренер устало отбросил в сторону ремень, вырвал свою ладонь из рук Аси (и когда успела схватить?), решительно развернулся, подошел к двери, открыл задвижку и вышел вон.

* * *

Ваня и Ася вышли из Дворца Спорта вместе. Несмотря на весну, было холодно и ветер приятно холодил сквозь одежду все еще очень горячие и чувствительные задницы двух подростков. Было поздно. Давно стемнело. Пустой троллейбус, словно ярко освещенный аквариум на колесах, подкатил к остановке. В другое время они бы не упустили его - но теперь каждое резкое движение отдавалось ребятам болью, какое уж тут бегать! Ася снизу вверх поглядела на своего спутника - неужели он и сегодня снова так же исчезнет, сказав свое вечное "Пока-пока"?

...После ухода тренера, она разревелась окончательно. И ревела долго, с чувством, с толком, с расстановкой. И сквозь рев рассказывала Ване, как ей плохо, как ей страшно, как ей одиноко, какой козел тренер, как ей все надоело... Между делом призналась, что это была ее первая порка. Ваня сказал, что его пороли в детстве, и что Асе не надо волноваться, потому что эта первая порка будет ее последней поркой - уж он, Ваня, об этом позаботиться. Ася расплакалась еще больше и принялась благодарить Ваню. Ваня принялся извиняться и просить прощения за то, что он стал причиной всего этого. Ася совсем уж открыла плотину и стала убеждать Ваню, что это как раз она виновата во всем. В общем, продолжалось это довольно долго. В конце концов, Ася успокоилась - очень плодотворно подействовало то, что все это время партнер нежно обнимал Асю за плечи. Асе было так хорошо в объятиях Вани, что слезы сами собой унялись и высохли.

Потом Ася приводила себя в порядок при помощи косметички, а Ваня, шипя и ругаясь, натягивал джинсы. А потом он ушел, оставляя Асе возможность переодеться и - видит Бог! - она никогда не переодевалась так быстро. Ну, как же! А вдруг Он ее не дождется?

Он дождался.

И что же теперь? "Пока-пока"?

- Тебя проводить? - робкий вопрос прозвучал для Аси небесной музыкой.

* * *

В предназначенном для людей полупустом аквариуме на электрической тяге, по недоразумению называемом троллейбусом, ехали два странных молодых человека - юноша и девушка. Они почему-то не садились, хотя свободных мест было с избытком, и время от времени странно морщились, как будто резкие движения или тряска троллейбуса на неровностях дороги причиняли им боль. Впрочем, это не мешало им оживленно болтать о всякой ерунде и громко смеяться невпопад. Однако, самое странное они сделали, когда троллейбус проезжал мост. Юноша вытащил из своих джинсов отличный, совершенно новый ремень (дорогой, натуральная кожа!) и под одобрительные и радостные возгласы своей спутницы выкинул его через окно в черную, подернутую туманом реку...

05.04.04 - 15.04.04

http://vejkan.com/shpel3.htm