Отправлено: 28.07.23 01:17. Заголовок: Мои воспоминания (без автора)

Мои воспоминания
Аноним


Это было в 1978 году. У меня с соседской девчонкой было 8 лет разницы: мне было 5 лет, ей – уже 13 (почти маленькая женщина, с развитой попкой и красивым бюстом, акселератка). Мы переехали в коммуналку в 1978 году, в мае. В июне, кажется в начале, к нам постучалась соседка – тетя Галя, которая попросила меня и маму зайти к ним в комнату. В комнате стояла в ночной рубашке ее дочь Инга; посередине комнаты стояла невысокая короткая гимнастическая скамейка, рядом с ней, в корыте, мокли прутья, связанные в пучки (по два прута). На скамейке лежали: маленький диванный валик и три веревки. Тетя Галя пригласила нас с мамой сесть на диван и сказала: "Поскольку Инга себя вела из рук вон плохо, то я собираюсь ее высечь розгами при свидетелях. Прошу Вас, она обратилась к моей маме и ко мне, быть свидетелями наказания моей дочери, ей это будет стыднее, а тебе – она повернулась в мою сторону, послужит наукой."
Моя мама не возражала, поэтому порка началась. Инга подняла подол рубашки на спину, обнажив свою пухлую попку и лобок. Затем, она подошла к скамейке и легла на живот, лобком на валик. Тетя Галя привязала дочь за ноги (у щиколоток), подмышками и связала ей руки. Потом спросила мою маму, секла ли она когда-нибудь меня? Мама ответила, что порола меня пару раз ремнем через трусики. Тогда тетя Галя обратилась ко мне: "Смотри, что бывает с детьми, когда они грубят родителям", потом взяла пучок прутьев, стряхнула с него воду, с размаху ударила Ингу посередине попки. Инга вздрогнула, но молчала; на ее попке начали вспухать две яркие полосы. Затем последовали новые сильные удары. Тетя Галя порола от вершин ягодиц к ляжкам, особенно сильно – по нижней части попки, выпиравшей на валике. После десятого удара Инга стала вскрикивать: "больно-ооо, не буду-ууу, прости-ииии, а-ааааааааааааяй…" тетя Галя дала ей рукой по губам и предупредила, что дети должны молча терпеть порку, иначе будет добавка. Но Инга ее не слушала, дергала попкой и протяжно выла. Ей дали 30 розог, но наказание не окончилось – после этих розог Ингу подняли со скамейки за ухо, тетя Галя дала ей пять сильных ударов по губам, пристыдила за трусость, потом подняла Инге рубашку почти на плечи и нагнула дочку к полу. Затем она отошла в сторону и с силой врезала по ногам Инги розгами, всего десять раз. Только после этого Инга, придерживая рубашку на спине и пузе, стала на колени, поцеловала розги и мамину руку и поблагодарила за наказание, попросила прощения. Тетя Галя простила ее, но напомнила: "Теперь иди на колени на горох. Рубашку не опуская, будешь стоять полчаса." Инга пошла в угол их комнаты и стала на колени. Мне хорошо был виден ее голый красный зад.
Меня испугала строгость порки, но Ингу я не жалел, потому что она была виновата и сама признала правильность наказания. Дальнейший разговор уже происходил в наше комнате и сводился к тому, что тетя Галя убедила мою маму в правильности публичной порки ля ребенка. Потом она посоветовала маме пороть меня по голой попке, а не через трусы: "больнее, значит полезнее; видно, что делается на попке – не переборщишь; после порки ставить на колени, поэтому либо трусики пачкать о пол, либо потом снимать, так лучше сразу…" с этого дня меня по голой и наказывали. В тот же вечер тетя Галя договорилась с моей мамой, что Ингу теперь за особо плохие проступки будут сечь при мне, а меня при Инге. За почти четыре года таких прилюдных порок было где-то двадцать (кроме особых случаев). Четыре раза Ингу секли при мне совершенно голую. Первый раз был в 1979 году. Инга провинилась на пляже, поэтому в комнате она перед поркой была в купальнике. По приказу своей мамы она сняла трусики и купальный лифчик и осталась совсем голенькая. Самое интересное, что она даже не пыталась закрыть от меня груди или лобок. После наказания Инга стояла посередине комнаты на коленях совсем голышом. Мне она потом призналась, что больше стесняется порки на кухне, при всей коммуналке, чем при мне; я был для нее почти младшим братиком, кроме того, меня секли при ней.

Это снимало чувство неловкости. Вообще, на мой взгляд, если в семьях есть разнополые дети, то не надо стесняться наказывать их друг при дружке. Кроме обычного педагогического стыда, это еще и урок спокойного уважительного отношения к голому телу. Два раза я еще видел Ингу совсем голую в 1980 году (она получала розги за шалости в школе и раздевалась догола, снимая школьную форму). Но самый крутой случай был в 1981 году, когда не только Ингу, а и ее подругу Лену наказали при мне за срыв урока химии.
Теперь об Инге и Лене. Это было в 1981 году, в октябре. Инга и Лена, чтобы избежать контрольной по химии, устроили пакость учительнице: на доске написали – "химичка блядь". Дурочки думали, что их не вычислят, поскольку писали вместе (по букве); зато они были дежурными в классе, поэтому никто без них не смог бы это написать. От тети Гали я знаю, что обеих мерзавок хотели выдрать перед всем классом, но решили выпороть дома, зато увеличить количество ударов розгами. Первая порка походила в нашей коммуналке. Когда я вошел к ним в комнату, обе были уже раздеты до трусов и лифчиков. На столе рядом со скамейкой лежали раскрытые дневники с двойками; в тазике лежала куча розог. Первой секли Ингу. Она разделась догола, подошла к скамейке и молча легла. Тетя Галя быстро привязала ее и начала отчитывать за провинность. Потом приступила к порке; Инге всыпали пятьдесят розог, после которых ее ягодицы и ляжки были сплошь вздувшимся синяком. Инга выдержала молча только пять ударов, а потом безостановочно кричала. Тетя Галя после первого крика дала ей пощечину и сказала: "молчи или уши оборву и ляжки без мяса оставлю". Она была жутко обозлена на Ингу. Так сильно она ее никогда не драла. Попа Инги ходила ходуном и вертелась как юла. После порки Инга получила двадцать розог по ляжкам за крики, десять раз по губам (с замахом), левое ухо ей тоже хорошо накрутили. Она стояла на горохе и ревела.
Но цирк начался, когда приготовились драть Ленку. Она была крупнее Инги: толще и мясистей; попа – километр сзади, бедра широкие, груди как дыни. Когда ей сказали раздеться и лечь, эта толстуха начала визжать и умолять простить. Мне было противно смотреть на эту жирную трусиху. Только угроза выдрать в школе заставила ее раздеться и лечь. Ее привязали крепче Инги, и правильно сделали: ее Тело свисало киселем со скамейки, а во время наказания она чуть не перевернула скамейку своими дерганиями. Розги она перенесла с визгом, криками, ревом и мольбами: "проститееееееееееееееее, ааааааааааааааай, у-ууууууууууууууууууууууй, йоооооооооооооооооой" и т.п. После порки это был кусок рыдающего и сопливого мяса, мне было противно и смешно. На горохе девчонки простояли целый час (с 3 до 4 часов), потом час просто на коленях. В пять часов их повели драть домой к Ленке. В пять часов Ингу и Ленку повели драть домой к Ленке. Им одели только халатики, руки связали, чтобы не мешали наказывать. Рассказываю по информации от тети Гали. Девчонок не сразу пороли; сначала поставили голых на колени и выясняли, сколько им дать и кто будет пороть.
Первой секли Ленку (хозяйка): растянули на кушетке, привязали, пороли мама Лены и учительница-химичка, секли одновременно и с двух сторон. Ленка верещала и рыдала, дергалась как бешенная и заработала штрафную порку после наказания. Тетя Галя с удовольствием рассказывала, как мама Лены и химичка драли Ленку, как она "в соплях" и слюнях ползала на коленях и молила о прощении. Инга вела себя не так бурно. Шестьдесят розог каждой из них – достаточная добавка к первой порке. Потом девки стояли на коленях и дрожали от страха, сверкая сине-фиолетовыми попами и ляжками. Родители и учительница обсуждали продолжение наказания в школе.
Было несколько вариантов: показать всему классу голые попы и ляжки Инги и Лены, поставить их с голыми попами на колени перед классом… К счастью девочек, остановились на новом варианте: обе девчонки написали на доске: "Меня высекли розгами по голой попе (сто десять ударов) и ставили на колени. Я умоляю о прощении и раскаиваюсь в своем гадском поведении!!!" Уже Инга рассказала, что она была счастлива, что ей не пришлось раздеваться перед классом – не столько из-за голой попы, а из-за женских интимных мест (скидка на начало 80-х и пуританство). Она же рассказала об ощущениях от порки в квартире Лены: боль была вдвойне, ведь секли сразу с двух сторон, даже не было сил кричать; Инга ведь привыкла к системе "удар-крик", а тут сразу два удара. Стыд от наказания тоже был вдвойне: пороли женщины, а зрителем был отец Лены (он не вмешивался в наказания дочери). Ингина попа была синей несколько дней, медленно переходила в желтизну, а совсем побелела только дней через 15. Я об этом знаю, потому что она мне несколько раз показывала свою попку (мы не стеснялись друг друга, так часто нас секли перед друг дружкой). Месяца два Инга была идеальным ребенком, что подтверждает мысль: "девчонке беспощадная и суровая порка очень полезна при воспитании!!!"

Это краткий рассказ о том, как проходили порки на кухне в нашей коммуналке (в моем раннем детстве). Такие порки происходили редко, только за особо серьезные проступки, когда порку хотели сделать абсолютно публичной и стыдной. Дело в том, что на такой порке присутствовали все: отец и мать Инги, моя мама, еще двое соседей (старики), иногда присутствовала их внучка (младше меня на 2 года). Всего за четыре года, которые мы жили в коммуналке (с 5 до 8 лет), такие публичные порки происходили 6 раз. Правила были такие: Инга выходила на кухню в одной ночнушке, без трусиков. Перед тем, как ложиться на скамейку, она поднимала рубашку на живот и спину, обнажая перед всеми лобок и попку. Также она стояла на коленях после порки, пока секли меня. Меня выводили в кухню без трусиков, в одной коротенькой маечке, так что мою наготу видели все.
Розги для Инги мокли в тазу, а для меня был ремень на табурете. Для примера расскажу о порке в 1980 году (Инге было 15 лет, мне – 7 лет). На той порке присутствовала и внучка стариков, ей уже исполнилось 5 лет. В тот раз Инга опять сильно провинилась: получила две тройки, нагрубила учительнице и своей маме. Я тоже тогда напроказил в детском саду (дело было весной). Инге назначили 40 розог, а мне – 20 ударов ремнем. Порка происходила в субботу, в четыре часа. Меня без трусиков привела мама. На кухне уже сидели старики, рядом стояла их внучка. Меня смущало, что она видит меня без трусов, особенно мое "хозяйство". К этому были основания: девчонка не первый раз была на порке, и видел, что ее интересовала не порка Инги, а я. Она осматривала меня перед поркой, а после порки с усмешкой смотрела, как я морщусь от боли. Меня эти ее улыбочки раздражали.
Но вернусь к порке. Скамейка для наказания уже стояла посредине кухни, на ней лежали веревки, валик под лобок и первый пучок розог. Я сел голой попкой на табурет, на котором меня потом должны были пороть ремнем. Ингу привела ее мама. Когда они пришли на кухню, Инга сама подкатала рубашку на живот, так что ее лобок и пока были полностью оголены. Она покраснела от стыда (ее смущали старики и их внучка). Тетя Галя объявила всем о провинности дочери и добавила: "Инга получит за свои проступки 40 горячих, и таких сильных, что это отучит ее плохо себя вести!!!" Инга легла на скамейку, выставив под порку свою пухлую задницу. Тетя Галя и моя мама быстро привязали Ингу. Затем тетя Галя взяла первый пучок розог и начала наказание. Инга, как всегда, выдержала 10 ударов. А потом начала кричать, визжать, рыдать и умолять о прощении. Ее попа отплясывала танец боли, потому что тетя Галя на кухне порола дочку без пощады. Каждый удар отпечатывался яркой багровой полосой на попке или ляжках (наказывали по нижней части попки). После 40 розог ягодицы были баклажанового цвета (в Одессе баклажан называют "синенький"), ляжки – как вареная свекла. За крики Инга получила еще 15 розог по ляжкам. Во время этой штрафной порки она стояла, нагнувшись к скамейке, потом еще получила по губам. Я уже писал, что штрафную порку девочка получала в позе "нагнувшись". Сама по себе эта поза для девочки очень болезненна и позорна, потому что кожа на попке и мышцы особенно напряжены. А позор связан с тем, что видны и половые губы и анус. Обычно женщина оказывается в такой позе без стыда только во время секса с мужчиной в позе "сзади".

Инга потом мне жаловалась, что ей было стыдно показывать себя в таких подробностях перед соседом-стариком и своим отцом. Меня она не стеснялась, а относилась ко мне как к младшему брату. В общем, порка на кухне для Инги была очень серьезным наказанием из-за всех этих подробностей. После порки она стала на колени, и наступила моя очередь получать порку. Мама взяла меня за ухо, подняла с табурета и объявила всем мой проступок. На табурет положили свернутый плед, на него – меня. Я касался лобком края табурета, руки и ноги свисали. Тетя Галя подняла мне на спину край маечки, прижала меня к табурету за плечи. Мама сложила ремень вдвое и приступила к порке. Я получил 20 сильных ударов по попе и ляжкам. Пороли по нижней части ягодиц, они просто горели огнем. Я едва удерживался от криков, но стонал и дергался. За мужество меня похвалили. После наказания я, как и Инга, целовал орудие наказания, мамины руки, благодарил за строгую и справедливую порку, тетю Галю – за то, что держала, а соседей, что смотрели на мое наказание. После моего наказания мы с Ингой отправились каждый в свою комнату, чтобы еще по одному часу отстоять на коленях. Вот так нас наказывали на кухне.
Это один из моих рассказов о порках в подростковом возрасте. Речь идет о порке в поезде, в купе, в присутствии проводницы. Мы тогда с мамой ездили в Ленинград. Это было в 1988 году. На обратном пути мы ехали не в скором поезде, а в "дополнительном", летнем. Он и шел медленнее, и стоял подольше на полустанках, а главное был полупустой. В нашем купе ехали только мы с мамой. Из-за долгой езды мы оба были уставшими. Но я позволил себе быть грубым с мамой. Ее это очень рассердило. Когда я был по младше, мама могла меня просто выпороть ремнем даже в купе поезда, такое было часто. Но теперь мне было 15 лет, и меня секли только розгами. Мама в ответ на грубость сначала пригрозила сильно высечь дома в Одессе. А потом вдруг вышла из купе, только приказала мне никуда не уходить. Через 10 минут она вернулась и сказала: "Я тебя высеку прямо здесь…" Я был удивлен, потому что розог ведь не было, чем меня собирались высечь? Еще через минут 20 мама приказала мне снять спортивные штаны и трусы и ждать ее стоя. Я выполнил распоряжение мамы и стоял в купе голый по пояс. Я жутко боялся неизвестности, кроме того мне было стыдно от мысли, что кто-нибудь может открыть случайно купе и увидеть меня в таком виде…
Пока я стоял голенький и пребывал в недоумении и стыде, поезд тоже стоял на каком-то полустанке. Наконец поезд поехал, а я все стоял… Думаю, что то ожидание порки было полезным; страх от неизвестности и предстоящей порки был прекрасным дополнением к наказанию. Наверное и мама это понимала. Потому что впоследствии, наказывая меня дома она тоже заставляла голым ждать порку. Я уже начал думать, что все наказание ограничится только стоянием с голой попой, когда дверь купе открылась. От неожиданности я даже не успел прикрыть руками член.
В купе вошли мама и проводница нашего вагона, женщина лет сорока, но привлекательная. Я увидел в руках у мамы пучки прутьев и понял, что меня все-таки высекут. Меня жутко смущало, что я стою полуголый при посторонней женщине. Проводница села на лежак. Мама сказала мне: "Ты был со мной очень груб, поэтому я высеку тебя розгами… (она помахала пучками перед моим лицом) А Евгения Ивановна (проводница) подержит тебя. Ложись к ней на колени. Живо…" Я был испуган и смущен от необходимости ложиться на колени молодой еще женщины. Но меня не слушали.

---

 Отправлено: 28.07.23 01:18. Заголовок: Проводница положила ..

Проводница положила меня поперек своих коленей, так что мои ноги свисали на пол, а головой я оказался на лежаке. Я почувствовал на своей пояснице женские руки, они плотно прижали меня. Но меня смущало не это. Я чувствовал своим членом тепло женского бедра, потому что Евгения Ивановна перед тем, как положить меня, приподняла свою форменную юбку. Забегая вперед скажу, что пока меня секли, мой член терся об это бедро. Удивляюсь, как это я не кончил от такого трения.
Перед поркой мама еще раз подчеркнула мой проступок – грубость, и назначила мне в наказание 30 ударов. Проводницу она просила считать удары. Наконец раздалось пение розог и я почувствовал первый удар. Не знаю, что это были за прутья (их срезала проводница на полустанке с какого-то куста), но секли они здорово. Мою попку обжигали удары, я только и мог, что дергать попой и стучать ногами по полу. После первых 15 ударов, пока мама меняла пучок, она еще раз напомнила мне, что я не имею права ей грубить, что меня выдерут в два раза больнее, если я посмею до приезда в Одессу еще хоть раз провиниться. Вторая порция ударов ложилась уже не только на ягодицы, но и ляжки. От резкой боли я сжимал ягодицы и ноги… Наконец порка закончилась и мне разрешили встать. От боли я уже даже не обращал внимания на то, что мой возбужденный член стоял колом.
Зато на него обратила внимание проводница: "Ого, какой большой мальчик…" Мама в ответ сказала с насмешкой: "Член больше мозгов… Поэтому приходится драть. Ну, благодари за порку и целуй розги и руки." Я выполнил весь ритуал и даже поцеловал руки проводницы, поблагодарил ее за то, что держала меня, считала удары и помогла маме добыть розги.
Потом уже мама рассказала мне, как ей удалось уговорить Евгению наломать эти прутья и помочь меня наказать. После ритуала благодарности мама шлепнула меня ладонь по попе и добавила: "Становись спиной к двери, лицом к столику (на столике лежали розги)… Смотри на розги и думай о своем поведении. Попу не закрывай…"
Мама и проводница вышли, а я остался стоять голый, с выпоротой попкой. Мне было не только больно, но и очень стыдно, что меня секли при посторонней, что мой член терся о бедро женщины. Наконец, меня пугала все та же перспектива: кто-нибудь откроет случайно дверь и увидит меня с голой и выпоротой попой… Как потом оказалось, у меня был еще один повод стыдиться. Когда мама несла розги, чтобы наказать меня, это видела женщина из соседнего купе. Потом она слышала характерное пение розог. Когда мама с проводницей вышли после наказания, эта женщина завела с мамой разговор о порке, советуясь как лучше выбирать прутья и пороть. Таким образом, моя порка была известна в вагоне. На следующий день эта женщина и проводница, когда мы выходили из вагона, еще раз упоминали о моем наказании при прощании и насмешливо смотрели на меня. Этот стыд мне мама напомнила уже дома, когда предупредила, что если я не возьмусь за ум и не исправлю свои манеры, то она розгами распишет на моих ягодицах правила хорошего тона.
На первом курсе универа меня тоже здорово выдрали. Мне было уже 20 лет. В зимнюю сессию я получил двойку на экзамене. Я сам позвонил маме и сообщил о своем проступке. Она ответила кратко: "Сам все приготовь, будь готов к строгому наказанию, щадить не буду."
Я приготовил розги (3 пучка), веревку, подушку, разделся до трусов. Чтобы не раздражать маму еще больше, я начал учить вопросы на следующий экзамен, зачетка с не проставленной оценкой (это означало двойку) лежала раскрытая на столике. Так получилось, что в нашем подъезде в тот день произошло происшествие: на 2 этаже вспыхнул пожар; пока его потушили (быстро), соседка из квартиры под нами попросила разрешения переждать у нас со своим сыном, пока рассеется дым. Убирать розги назад я не посмел. Поэтому, сгорая от стыда, что видно к чему я приготовился, а еще больше при мысли, что мама может выпороть меня при соседке и ее сыне, я принял их у нас дома; только одел спортивные штаны и рубашку. Целый час, пока они были у нас дома, был для меня хуже ожидания порки.
Наконец, пришла мама. Лена, так звали соседку (она была старше меня всего на 12 лет), спросила мою маму: "Ты будешь прямо сейчас его пороть?" Мама сказала, что да. Лена: "А розгами по голому телу или через трусы?" Мама: "Обязательно по голой попе, иначе неэффективно; а так и больно, и стыдно. Потом поставлю без трусов на колени." Я готов был провалиться сквозь землю, а Валерка (сын Лены, ему было 14 лет) смотрел со страхом на розги, на меня и моргал.
Я боялся, что мама предложит Лене остаться (Валерку я не стеснялся) и смотреть на мое наказание, чтобы пристыдить меня и устрашить Валерия. Дело в том, что я запал на Лену и, пардон, хотел заняться с ней сексом; она уже узнала, что меня секут за проступки, но предстать перед ней голым не для секса, а чтобы лечь под розги, потом вихлять перед ее глазами своим исполосованным задом… Это было страшнее розог. Но, к моему счастью, в тот раз Лена сказала: "Не будем мешать, пойдем домой"; потом все-таки был случай, когда меня высекли при Лене. Как только они ушли, мама произнесла обычное: "Догола…" Я разделся и ждал голый… Мама сняла пальто и сапоги, помыла руки, потом осмотрела розги, зачетку, взяла веревку и крепко связала мне руки. Потом за ухо отвела к кровати и глухо приказала лечь.
За двойку я получил 60 суровых ударов розгами, потом отстоял 1 час на коленях… А потом получил еще 40 розог за лень. Мама мне объяснила такое двойное наказание так: "60 розог ты получил за двойку, то есть за учебу. Но видимо порка за оценки для тебя слишком легкая, поэтому я добавляю тебе за лень; потому что тебе учиться не трудно, ты просто ленишься." После 40 розог я еще час стоял на коленях. Розгами меня в целях профилактики секли всю зимнюю сессию. Больше я не получил ни одной плохой отметки в ту сессию и пересдал экзамен на пятерку. После пересдачи мама еще раз меня выпорола: "Не ленился и сдал все нормально. Поэтому для профилактики получишь еще 40 розог."
Весь месяц моя попа была по цвету как баклажан. Но я ни разу не сердился на маму и не обижался за столь строгое воспитание, потому что знал, что я это заслужил, а мама просто заботится о моем воспитании.Порка Валеры. Я уже писал, что был случай, когда мне было мучительно страшно от мысли, что меня высекут при соседке Лене, которую я хотел. Я боялся, что она мне не даст, если увидит, как я дергаюсь под розгой; иначе говоря, сочтет меня маленьким для "траха". Но то, что произошло после той порки, сняло эту проблему.
Сначала я должен рассказать об одном из случаев, когда я сам порол кого-нибудь. Через несколько дней после порки, перед которой у нас были Лена и ее сын Валерка, во второй половине дня ко мне зашла Лена. Я был на зимних каникулах и один дома, мама была на работе. Лена, смущаясь, спросила меня: "А тебя часто секут розгами; ну, в смысле, у вас дома есть запас розог?" Я, тоже смущаясь, ответил: "Розги, конечно, есть с запасом." Лена тогда спросила: "А ты мне не дашь немного, я хочу выпороть Валеру. Я вообще-то хотела попросить твою маму, чтобы она меня научила пороть." Я удивился, но ответил так: "Насчет розог нужно спросить у мамы, но она будет только вечером. А научить пороть могу и я. Я порол племянницу, мальчишку из подшефного класса. Опыт наказывать у меня есть."
Лена помолчала и опять спросила: "Ты не можешь позвонить маме на работу и спросить ее разрешения на розги и твою помощь?" Я позвонил маме и получил ее разрешение взять 2 пучка розог и помочь Лене в порке Валеры. Когда звонил маме, то очень волновался: на работе у мамы не знали, что она меня порет, ведь мне уже было 20 лет. Некоторых из сотрудниц мамы я лично знал, им было почти столько же, сколько и мне. Я осторожно спросил маму: "Можно взять два пучка розог и помочь Лене выпороть ее сына?" Мама произнесла приблизительно следующее: "Я разрешаю обе вещи", – что означало – можно взять розги и помочь Лене выпороть Валерку.
Я передал это Лене. Она обрадовалась. Перед тем, как пойти наказывать Валеру, Лена расспросила меня о порядке наказания. Я рассказал на своем примере: нужно раздеть ребенка догола или только до майки, связать руки, чтобы не мешал пороть, положить на живот (под лобок – подушку, чтобы приподнять попу). Рассказал, как держать розги и бить (по нижней части ягодиц и ляжкам, чтобы было больнее и чтобы не повредить позвоночник и почки). Особо заметил, что во время наказания нельзя кричать и просить остановить порку. За это – по губам, дополнительные удары, а потом за ухо на горох без трусов. Лене понравились все правила, потому что они были направлены на наказание непослушного ребенка. Чем строже, тем лучше. Дело в том, что Валера тогда очень сильно провинился: он получил две "3", попытался скрыть это от своей мамы, нагрубил классной. За это все Лена была готова спустить ему шкуру. По просьбе Лены я взял не только розги, но и ремень с пряжкой (офицерский) и веревку, чтобы связывать ее сына. Мы спустились к ним в квартиру. Валера знал, зачем его мама пошла к нам, поэтому сидел и дрожал от страха. До этого дня его розгами не пороли. Только иногда, слегка могли стегнуть ремнем, через трусы. Теперь ему предстояло узнать настоящее болючее наказание. Увидев розги и ремень, он начал хныкать и умолять о прощении. Выглядел он жалко – чуть не ползал на коленках перед своей мамой. Я не люблю трусов, тем более при наказании. Мне он тогда напомнил подругу Инги, которую вместе с ней наказывали за срыв урока. Только она была девчонкой, а он мальчиком. Мне было и смешно и противно смотреть на него. Я решил, что выдеру его побольнее за эту трусость.
Лена строгим голосом приказала Валере раздеться догола. Он опять начал канючить и просить не пороть. Тогда Лена пригрозила: "Если ты сейчас же не разденешься и не дашь тебя наказать по заслугам, то я тебя выдеру в школе голого перед девочками из твоего класса. Ты так провинился, что тебя мало запороть до крови. Снимай с себя все, иначе будешь вертеть голой попкой перед одноклассницами." Валерка испугался такого позора и стал просить не сердиться, проныл, что сейчас сам разденется. Дрожащими руками он снял с себя всю одежду и закрыл руками свой маленький член и мошонку. Валера выглядел смешно: маленькая попка покрылась от страха "гусиной кожей", худые ноги мелко дрожали, обе руки прикрывали его "хозяйство".
Последнее можно было и не делать, потому что быть голым перед родителями не стыдно, а передо мной ему скрывать было нечего. Хотя я его понимаю: когда мне приходилось готовиться к порке, тоже было страшновато, ведь будет больно и стыдно. Я связал Валере руки у запястий, и мы положили его на низенький столик, привязали к нему подмышками веревкой. Лена взяла Валеру за ноги и немного их раздвинула, чтобы он не мог сжимать ягодицы. Лена объявила Валере: "Ты получишь 40 розог по голой попе и ляжкам. Если посмеешь кричать и просить остановить порку, то получишь еще пряжкой и поставлю тебя голого на горох." Даже я видел, как задрожал Валерка. Я поднял розги и сильно ударил. На маленькой попке вспыхнули две полоски. Валерка взвизгнул тоненько и резко дернулся от боли. Конечно, он не молчал: всю порку он визжал, орал от боли, ревел белугой и умолял простить. Его "репертуар" был стандартным: "а-а-аа-ай… оо-оой, больно-оо!!!!! Не буудуу!!!!!" и т.д. В общем обычная "музыка", которую исполняет ребенок.
Кроме воплей, Валерка сильно дергался и вертел попкой как пропеллером. Лене приходилось удерживать его ноги. После первых 20 розог, когда я менял пучок розог, Лена пригрозила Валерке, что запорет его, если он не прекратит свои трусливые вопли. А меня попросила пороть сына больнее. Валера начал упрашивать свою маму простить и не усиливать наказание. На это Лена ответила: "Заткнись, скотина!!! Провинился, так терпи порку." Вторым пучком я сек Валеру по самому низу попки, где она переходит в ляжки. Там и больнее, и помнится дольше, если попытаешься сесть. Попка мальчика была цвета вареной свеклы и вся распухла. Я не жестокий человек, но бил Валеру сильно, потому что по себе знаю, что мальчикам нужна очень болючая порка, чтобы исправиться.
За крики и просьбы Валера получил еще по 10 ударов пряжкой офицерского ремня по каждой ягодице. Это добавило синевы на его попке. После порки Лена только отвязала Валеру, но руки ему не развязывала. Она подняла его со столика за ухо и несколько раз ударила его по губам, приговаривая "за крики, за просьбы…", отвела на середину комнаты и поставила на колени на горох. Так стоя на коленях, Валера просил прощения, благодарил за порку, целовал розги и мою руку. На горохе он простоял 2 часа. Лена потом рассказала, что спал он тоже голый, не накрывая попку и на животе. На следующий день она заставила Валерку в учительской просить прощения у классной, рассказать о порке и показать свою голую попку со следами наказания.

На такую меру ее натолкнул мой рассказ об одной из порок Инги (когда ее высекли за срыв урока химии), Лене очень понравилось то, что к порке добавлялся стыд из-за оглашения факта порки и демонстрации следов. Оказалось, что она достаточно суровая воспитательница.
Сразу после порки Валеры мы вернулись ко мне. Лена поблагодарила за помощь и похвалила меня за суровость, с которой я наказал ее сына. Затем она спросила меня: "А мама тебя также сильно порет или слабее? Следы надолго остаются?" Я, немного смущаясь, сказал, что сейчас меня мама порет каждый день для профилактики, и добавил: "Чтобы было полезно, нужно сечь без пощады, посильнее и побольнее! Мама так и поступает. А следы от розог у меня и сейчас есть на попе." Лена усмехнулась и сказала: "Покажи. Не стесняйся, спусти штаны и покажи мне свою попу." Я покраснел и спросил: "Зачем?" "Так нужно, хочу увидеть результаты воспитательной порки на твоем теле. А если не разденешься, то вечером попрошу твою маму высечь тебя при мне и Валере." Это замечание меня совсем выбило из колеи, но я все-таки задал еще один вопрос: "А зачем же ты тогда ушла и увела малого, когда могла увидеть меня под розгами?" "Тогда я еще не знала об эффекте от розог, а теперь мне интересно. А ты бы тогда смущался, если бы мы остались?" Я медленно произнес: "Больше, чем смущался. Я хотел тебя и боялся, что ты меня отвергнешь, если увидишь меня во время порки как маленького." Теперь уже Лена покраснела, помолчала и спросила: "А сейчас ты меня хочешь?" Я почти выпалил: "Безумно!!!"
Дальше в полном молчании последовало раздевание: Лена и я сняли с себя все, только трусики она сняла с меня, а я с нее. Увидев мои ягодицы, расписанные розгами, Лена причмокнула и сказала: "Здорово тебя!!! Твоя мама знает толк в наказании. Я очень хочу увидеть тебя под розгами." Как ни странно, теперь меня это не смущало. Мы занялись сексом, потому что были оба сильно возбуждены. Лена была почти скелетом. Но секс с этой страстной и жестокой женщиной был сладостным. Потом, лежа в постели, мы разговорились на тему порки. Я тогда рассказал об Инге, о порках в возрасте ее Валеры, о своем восприятии этих болючих, но справедливых и нужных в моем воспитании розгах. Лена прерывала мои воспоминания восторженными похвалами в адрес мамы и репетиторши. Мои рассказы возбудили в ней тигрицу. Я потом несколько раз помогал наказывать Валерку и всегда его порка вызывала у нас желание потрахаться. Вплоть до летних каникул не было ни одной недели, чтобы в нашем доме не были слышны вопли Валерки под розгами. Весной Лена помогала моей маме заготавливать розги.
Но самое интересное произошло, когда моя мама сама предложила Лене присутствовать во время моей порки. Я был подготовлен к такому делу нашим с Леной разговором. Меня даже возбуждала мысль оказаться под розгами при Лене, чтобы показать свое мужество. А ей хотелось увидеть мою реакцию на боль, посмотреть, как я стою на коленях и целую розги. Думаю, что Ленка тогда стала просто классической верхней, хотя сама ни за что бы не легла под розги. Вместе с тем, я рад, что наши с ней отношения не растянулись надолго, потому что я все-таки свитч, мне нужно не только получать порку, но и самому пороть. Так мне интереснее, это увеличивает степень доверия к партнерше. Однако я отклонился от рассказа. Весной, когда Лена и моя мама вместе заготовили в парке розги, моя мама учила Лену правилам обработки прутьев: как их отчищать от сучков, мыть от уличной пыли, выравнивать кончики, чтобы прутья были одинаковой длины, как связывать "дежурные пучки" (чтобы не терять время перед наказанием).

---

 Отправлено: 28.07.23 01:19. Заголовок: В общем, всем премуд..

В общем, всем премудростям. Потом мама свистнула одним свежим пучком и сказала: "Как раз свеженький, чтобы прибавить Арсену ума через попу." Лена в ответ спросила: "А когда ты будешь его пороть?" "А прямо сейчас." Лена: "А мне можно посмотреть?" Мама: "Конечно, я даже хотела попросить тебя остаться. Тебе это будет "стажировкой", а Арсену стыдом." Мама ведь не знала, что мы с Леной уже были любовниками, и она видела мою попу после порки. Я изобразил смущение, раздеваясь догола и демонстрируя себя Ленке во всей мужской силе. Лена по просьбе мамы связала мне руки и взяла меня за щиколотки, как Валерку. Ей были видны мои член и мошонка: какими они были до, во время и после порки. То, что меня в таком положении видит и держит моя любовница, возбудило меня, но не снизило воспитательный эффект от профилактической материнской порки. Во время наказания я дергался, и дергались мои мужские причиндалы. Лена потом мне рассказала, что ее дико завело это зрелище. Я мужественно выдержал порку и поблагодарил маму за розги, а Лену за то, что меня держала. Когда я вставал после порки, то делал это специально медленно, чтобы продлить демонстрацию своих исполосованных ягодиц, вздыбленного члена и напряженной мошонки. Лена на следующий день сказала мне после секса, что ей снилась моя порка и, особенно, мое вставание после порки, как я опускался на колени и целовал мамины руки и розги. Когда она держала меня за щиколотки во время порки, это очень сильно подействовало и на меня: руки женщины, с которой я трахался, удерживая меня на месте, добавляли эффект подчинения.
Так сбылась мечта Лены, и смог ей показать, как должен себя вести во время порки настоящий мужчина. Во время последующих сексуальных контактов Лена похлопывала меня по попке и вспоминала, как я дергался. Это служило ей как "виагра". Лена переехала из нашего дома через полгода и наши отношения прекратились. Еще раз добавлю, что я рад недолгому продолжению отношений с Леной. Вряд ли мы стали бы мужем и женой, у нее был муж-моряк (он часто и надолго был в рейсе, поэтому и возникли наши отношения; когда он вернулся из рейса, то сам стал пороть Валерку, обо мне уже разговор не заходил), с которым она ни за что бы не развелась; кроме того, я был намного младше нее. Так что расставание из-за их переезда стало логичным завершением нашей связи. Для меня эти воспоминания приятны (за эти слова Натка меня особенно больно секла), потому что они позволили мне получить партнершу, которую не смущала порка, я сам получил возможность пороть, пусть и мальчишку (совершенствовалась моя техника). Наконец, я мог сравнивать свое мужество на фоне девчачьей трусости Валерки, что повышало мое самоуважение. Все было мне на пользу.
Речь пойдет об одном из дней, когда я получил за один урок сразу несколько порок. В тот день Лина пришла, одетая просто потрясно: облегающая кофта (казалось, что ее груди порвут кофту), лосины, обтягивавшие ее ноги (от ушей) и тугую попу. Сразу скажу, что в тот день все мои мысли были заняты сексом с такой женщиной. Какая могла быть учеба. Но все-таки двумя болючими порками ей в тот день удавалось заставить меня думать об уроке. Началось с того, что я должен был ответить домашнее задание. Я подготовил его неплохо, но несколько ошибок сделал. Поэтому получил 30 розог, стоя в позе "Г", со спущенными штанами и трусами. Меня в тот день особенно беспокоила вздыбленность члена, потому что я был заведен эротичным видом Лины Ивановны. Пока я ожидал первого удара розог, стоя в такой позе, которая открывала меня без утайки, я представлял себе в такой же позе саму Лину, но не для порки, а для секса. Справедливости ради, замечу, что Лине удалось розгами отвлечь меня от эротических мечтаний и направить мое внимание на учебу. Но розог хватило только наполовину урока. Диктант я написал хорошо, а на устной части опять отвлекся на сексуальные фантазии. Лина Ивановна в гневе заметила: "Видно я тебя слабо выдрала первый раз, гадкий мальчишка!!! Теперь получишь 40 розог, чтобы не отвлекался от учебы!!!" И это она не знала настоящей причины моей невнимательности. Вторая порка была суперболючей. Лина хлестала меня по попе и ляжкам так сильно, что я едва удерживался от крика и в конце порки у меня выступили слезы от напряжения. Когда я одевал трусы и штаны, то сожалел, что Лина не ставит меня с голой попой на колени. Мне очень больно было одеваться и садиться. Но я благодарен ей за такую суровую порку. Ведь она приходила меня учить, а не удовлетворять мои сексуальные запросы. Вечером я еще получил добавку в 40 розог от мамы и был рад стоять без трусов на коленях, так раскалывался мой багровый зад. Пока Лина секла меня во второй раз, я не просто дергался, а извивался из стороны в сторону, но уже не стоя, а лежа. Стоя я бы мог и не выдержать от болевого шока.
Но даже такая болючая порка не изменила реакцию моего организма: член после второй порки был на изготове. Ночью, когда я лежал на животе, в моих мыслях вновь возникала фигура Лины и желание обладать ею Порка в школе в 15 лет. В этом возрасте практически весь наш класс, включая девчонок, прошел через субботние порки в пустом классе. Иногда претендентов было по 5 человек. В тот день, когда секли меня, я был единственным провинившимся. Наша классная считала, что родителям виднее, как воспитывать детей, и не мешала, а помогала пороть за проступки. Это было в апреле 1988 года. Я прогулял на той неделе один день в школе. Думал, что успею закрыть пропуски, и ничего не сказал маме. Но оказалось, что классная уже сообщила моей маме, и они договорились меня наказать в субботу. Тот день я запомнил так хорошо, что даже все слова, которые здесь прозвучат, стенографически точны.
После последнего урока классная сказала мне зайти в кабинет биологии. Я не встревожился, потому что она была “биологичкой”, и я подумал, что она просто хочет меня попросить помочь в чем-то. Но у кабинета я увидел свою маму и понял, что меня раскрыли. Мы вошли втроем, дверь закрыли на ключ. Состоялся такой разговор. Мама: “Ну, доигрался, пропускаешь занятия и врешь мне!!!” Я: “Мамочка, я хотел сам все исправить и не беспокоить тебя.” Мама: “Однако, мне все известно от Н.С. (классная). Как будем наказывать?” Я: “Розгой…” Мама: “Правильно, но не дома, а здесь, в школе!!! Следует тебя выдрать перед всем классом, чтобы было постыднее.” Классная: “Ну при всем классе пока не стоит, можно здесь, при мне. Если нужно, я помогу.” Мама: “Ладно, договорились, но в следующий раз выпорю при всех, особенно при девочках!!!!” Я чуть сквозь землю не провалился. Я понимал, что они заранее обо всем договорились, а сей час просто усиливают мой стыд. Но меня страшила и порка. Я не знал, сколько мне дадут за такой проступок. В это время мама сказала: “Раздевайся, а мы пойдем за розгами. Сними брюки и трусы, совсем, жди нас…” И они вышли, а разделся и стал ждать порку. Я знал, куда они пошли за розгами. Одного моего одноклассника родители секли в школе с разрешения директора и в бытовке рядом с учительской они держали розги в воде в течение всего учебного года. Это были ивовые прутья. Я стоял полуголый в классе и со стыдом и страхом ждал порку. Наконец вошли мама и классная. Мама уже приготовила 3 пучка розог. Я понял, что меня ждет больше 40 ударов. Мне приказали лечь животом на парту, выпятив попу и расставив ноги. Классная взяла меня за запястья и подтянула через стол. Я мог теперь дергаться, но не вырвался бы во время наказания. Мама подняла рубашку и майку на спину, оголив мне попу и поясницу. Потом я услышал, как она пробует в воздухе розги. Их свист заставлял меня сжимать ягодицы в предвкушении ударов. Наконец мама произнесла: “За твой прогул ты получишь 50 розог. И не смей мне кричать. Иначе пойдешь из класса без трусов и брюк…
Кстати, если за следующую неделю не закроешь все пропуски на пятерки, то все-таки выпорю перед классом! Понял, маленький негодяй?!!!” Я сказал, что понял. Потом мама попросила классную считать удары и начала порку. Мама била с оттяжкой, чтобы кожа вспухала. Я вихлял задницей, дергал ногами, дергался всем телом, отчего член и яйца тоже болтались. И старался не издать ни одного звука. А это было трудно. Попа была в напряжении, удары достигали не только кожи, но и мышцы,; если верхний прут ложился на низ ягодиц, то нижний бил по ляжкам. Больно было адски. После 20 розог мама меня отчитывала еще минуты 3. За это время я хоть немного отдохнул от боли, а потом все продолжилось. После порки классная отпустила мои руки, а мама приказала подняться.

Когда я встал, то член был в полной боевой готовности. На это классная пошутила: “Мужское достоинство уже отрастил, теперь ответственность за свои поступки отращивай.” Мама добавила: “Если не исправишь все к субботе, то будешь демонстрировать свой член одноклассницам.” Потом мне приказали опуститься на колени. Стоя на коленях, я поцеловал розги, мамины руки и поблагодарил за порку, попросил прощения. Потом поблагодарил классную за то, что она меня держала, и попросил прощения у нее.
Меня простили и приказали одеваться. Одеть трусы и брюки на только что выпоротую задницу оказалось очень трудно. Ноги и попа раскалывались от боли. Но я морщась оделся. Мы попрощались с классной и пошли на трамвай. В трамвае мне пришлось сесть на железное сиденье. Как только мы пришли домой, раздалось мамино “догола”. Я разделся полностью. Мама взяла меня за ухо и подвела к зеркалу: “Смотри на свою попу, как я ее тебе разу красила…” Я увидел в зеркале свои багровые и вспухшие ягодицы. “Нравится? Если не исправишь все за неделю, ей-богу, выдеру при всем классе. И мне наплевать на твой стыд.” Потом мама с размаха шлепнула меня рукой по заду и приказала: “На колени, стой, пока не разрешу встать!” Она куда-то ушла из квартиры, а я стоял голый на коленях и думал, как мне успеть исправить все 6 пропусков за неделю, чтобы не заработать новую и позорную порку.
Через час мама вернулась. Я со страхом увидел у нее в руках целую охапку ивовых прутьев. Я понял, что она ходила в парк рядом с нашим домом, чтобы заготовить новые розги. Но так много прутьев сразу никогда раньше весной не готовили. Мне стало страшно. Мама довольным голосом произнесла: “Видал, сколько я приготовила для твоей задницы…” Она унесла прутья в ванну, и услышал, как она готовит розги: моет их от пыли и бросает в воду, чтобы отмокали для гибкости. Розги мама держала прямо в ванной. Их вынимали только на время купания, а потом клали снова в воду. Я размышлял, что мне готовят, когда мама вошла в комнату с 3 пучками розог и веревкой. Я дрожащим голосом спросил: “Маам, а за что ты меня будешь пороть? За школу ты ведь уже высекла.” Мама насмешливо сказала: “Не до конца. Высекла за прогул. А теперь – за обман. Получишь еще 50 розог.”
Я попробовал попросить отложить порку на следующий день, но ничего не получилось. Мама взяла меня за ухо и подняла с колен словами: “Вставай, мерзавец, сейчас получишь все сполна.” Я встал с колен, морщась от боли в ухе и лег на кровать. Под лобок мне положили свернутый плед, чтобы поднять попу. Я вытянул руки к голове, а мама связала их веревкой. Потом провела рукой по моим ягодицам и насмешливо сказала: “Конечно, твоей заднице надо бы дать отдых, но ты меня жутко разозлил своим проступком. И не вздумай кричать или просить остановить порку, иначе отлуплю пряжкой ремня…” Потом мама взяла первый пучок розог и со словами “пусто в голове, добавлю на попе” ударила меня розгами. Она сильно секла. Удары ложились на уже вспухшую попу и ляжки, поэтому причиняли резкую боль. Я сумел сдерживать крик только первые 20 ударов, а потом стал протяжно ойкать и стонать. Мама приостановила порку и дала мне по губам со словами “замолчи, негодяй, терпи заслуженное”. Но я не мог сдерживать крики. Мне казалось, что на попе уже выступила кров, так было сольно. Я стал вскрикивать “не буудуу боольшее, ообеещааюю…”, “проостиии” “оойй, боольноо” и т.п. Самому стыдно об этом вспоминать. После розог мама снова за ухо подняла меня с кровати, надавала рукой по губам. Затем повела к журнальному столику, на котором лежал ремень. Мама взяла его в правую руку, положила меня поперек своих коленей, а я потом почувствовал сильный удар по правой ягодице. Мне уже была знакома пряжка, потому я не сомневался, что бьют ею. 10 ударов по правой, 10 – по левой.
Потом меня отпустили. Со слезами на глазах я просил меня простить, целовал мамины руки, розги, пряжку и обещал исправиться. Мама, довольная тем, что так серьезно меня наказала, произнесла: “Будешь теперь знать, как прогуливать и обманывать. Но на этом твое наказание не окончено. Сегодня я тебя уже пороть не буду и завтра тоже. А с понедельника и по субботу” утром и вечером буду всыпать для профилактики по 20 розог, чтобы не расслаблялся. Справлять пропуски только на “пятерку”. За “четверку” высеку, а за “тройку” высеку в классе. Так и знай.” Потом мне приказали встать в середину комнаты на колени. Я простоял так час. До самого сна мне не разрешили одеть трусы. Но я даже был этому рад. Ведь попа разрывалась от боли. Всю неделю я спал на животе. Кроме физики мне удалось все стать на пятерки. Физик поставил четверку. Потому в пятницу я получил еще 40 розог и мама пригрозила, что в субботу все-таки выпорет меня перед классом. Но увидев мое отчаяние, сказала: “Ладно, если завтра классная поставит тебе “хорошо” по поведению, накажу только дома, но накажу.” В субботу классная со словами “не хочется показывать голую попу девочкам?” поставила мне “хорошо”. Дома меня ждали еще 30 розог. Но я уже выдержал их молча. На этом наказание закончилось. До самих летних каникул я вел себя примерно из кончин тот учебный год на “отлично”. Рассказывал так подробно, чтобы было ясно, как полезны порка и даже стыд для мальчишек. А если это порка от маминой руки и в присутствии учительницы, то стыд и польза от розог ничуть не меньше отцовского наказания.


https://www.rulit.me/books/sbornik-rasskazov-o-porke-read-210600-1.html

---