ОСЕНЬ В КАРАНДАШЕ (автор Стэн Марш)
Бьется на ветке последний скрученный в сухую спираль листок, извивается, подгоняемый холодным октябрьским ветром все сильнее и сильнее, и вот, наконец, срывается и летит, пытаясь подняться вверх, но опускается все ниже и ниже, пока не оказывается на земле. Осень в этом году ранняя; давно пожухла трава на огромном участке, обнесенном забором, за которым, насколько хватает глаз, - сплошной лес.
Лёнька смотрит из окна второго этажа, с тоской вспоминая шумный двор своей пятиэтажки, компанию друзей, даже всевидящих и всезнающих, вечно сидящих на скамейках и без конца судачащих обо всем бабушек, жалея о том, что согласился на переезд. Теперь они вместе с мамой живут в большом двухэтажном доме нового маминого мужа Петра Сергеевича в экологически чистом районе дальнего Подмосковья, а сам Лёнька учится в закрытом элитном лицее и дома бывает только в выходные и на каникулах.
В конце августа, за неделю до начала учебного года, мама, подписав в кабинете улыбающегося директора все необходимые документы, чмокнула Леньку в щеку и, потрепав по волосам, скрылась за массивной резной входной дверью лицея, обещая навестить сына через пару недель.
-Ну, идём? - окликнула его ожидающая чуть поодаль женщина средних лет - комендант общежития.
-Да, - немного рассеяно ответил Лёнька и, подхватив чемодан, нехотя поплёлся в жилую часть.
Остановившись у двери с табличкой «№114», она отперла замок своим ключом и первая вошла в комнату.
-Вот, здесь будешь жить; вот твоя кровать, тумбочка, - она привычным, отработанным монологом рассказывала правила поведения в общежитии, резюмировав, - вопросы есть?
-Здесь уже кто-то живет? - дослушав, спросил Лёнька, кивнув на застеленную кое-как соседнюю кровать.
-Да, твой одноклассник, кстати, тоже Леонид, хотя здесь чаще зовут его Лео, - улыбнулась. - Располагайся.
Она вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Лёнька раскладывал вещи, когда спустя минут тридцать в комнату вошёл темноволосый худощавый парнишка с модной стрижкой-хвостиком и яркой татуировкой в стиле дотворк на предплечье.
Лёнька поздоровался первым.
-Привет. Новенький? - Небрежно бросив сумку в угол комнаты, ответил Лео.
-Да. Только сегодня приехал. А ты?
-А я уже третий год здесь. И за что тебя сюда? - он сел на кровать, поставив одну ногу на покрывало, откинулся к стене.
-В смысле "за что"? Учиться.
Лео засмеялся наигранно-громко.
-Как тебя? - он вопросительно вздернул брови.
-Лллеонид, - по-дурацки запнувшись, ответил Лёнька. - Просто Лёня, - смутившись, добавил через паузу.
-Так вот, "просто Лёня", - в тоне Лео слышалась издевка. - Никто не приезжает сюда «просто учиться». Это место - свалка забытых детей. Как в «Питере Пэне», смотрел? Потерянные мальчики. Вот и мы тут все - потерянные мальчики. Точнее, выброшенные. И это наша Нетландия. - Он поднялся с кровати, отвернувшись, быстро сменил брюки и рубашку на спортивки и майку, и, выходя из комнаты, бросил - если хочешь, выходи, погоняем в футбол.
Лёньке вдруг вспомнилось, как настаивал на учебе именно в этом лицее Петр Сергеевич. Тогда мальчик не придал этому значения, но сейчас, после слов Лео, кажется, все начало вставать на свои места.
Наспех раскидав по полкам остатки вещей, Лёнька вышел на улицу, прошёлся по двору, а заметив невдалеке сидящего на скамейке Лео, подошёл и сел рядом с ним.
-А как же футбол? - пытаясь завести разговор, начал он.
-Да ну, надоело. Хочешь, могу показать, что тут к чему?
-Давай.
За разговорами и обходом территории день прошёл почти незаметно, потом позвали на ужин, а вечером, после отбоя, когда уже улеглись по кроватям, Лео спросил:
-Тебя кто привёз сюда?
-Мама, - Лёньке и самому многое хотелось спросить у Лео, и чтоб поддержать разговор, он уточнил, - а что?
-Да так, ничего. А сама она где?
Лёнька хоть, вроде, и не планировал делиться с практически посторонним человеком подробностями своей жизни, неожиданно сам для себя рассказал ему о том, как они жили с мамой, о своих школьных друзьях, о том, что недавно мама вышла замуж, и они переехали в дом Петра Сергеевича, вот почему он и оказался в этой школе.
-Хаааа, теперь все понятно! - Тоном победителя отрапортовал Лео. - Новые мужья, новые жёны, новые дети. Тут каждый второй такой. А старых - сюда. Говорю же: свалка ненужных детей.
-Да чего тебе понятно? - Лёньку очень задели слова Лео, и он во что бы то ни стало хотел доказать ему, что все не так, он не брошен и не забыт, просто так сложились обстоятельства. Но получалось не так убедительно, как хотелось, и он уже менее красноречиво добавил, - у Петра Сергеевича бизнес, и они часто в разъездах, а меня оставить не с кем, вот и выбрали эту школу. Да и то это скорее всего только на год, а в десятый пойду в свою.
Лео хмыкнул.
-Ну-ну... Я тоже так думал, поначалу.
На какое-то время в комнате повисла тишина. В открытую форточку доносился негромкий стрекот кузнечиков.
Ленька отвернулся к стене, но долгое время не мог заснуть. Мысли роились в голове, разбивая вдребезги всю его былую уверенность.
Сон был беспокойным, и словно выталкиваемый из него сильной, твёрдой рукой, Лёнька проснулся. Часы показывали час тридцать пять. Лео стоял у окна, молча вглядываясь в пустоту ночи; в тусклом лунном свете тело его отливало бронзой.
Лёнька вдруг почувствовал жгучее желание дотронуться до этой манящей бархатистой кожи; он поднялся с кровати, подошёл к Лео, протянул руку и осторожно, медленно провёл пальцами по выбитым на спине огромным чёрным крыльям, достающим кончиками почти до самой поясницы. В ответ Лео напрягся, и ленькину кисть обдала волна прерывистой дрожи…
Утром, суетливо кидая вещи в сумку, Лео, стараясь не встречаться с Лёнькой глазами, пояснил негромко:
-Отец приехал, домой забирает, на неделю вроде.
Оставшись один, Лёнька достал этюдник, чернографитный карандаш и, сосредоточившись на ощущениях прошедшей ночи, нанес первые штрихи…
За время, пока Лео отсутствовал, он полностью погрузился в работу, выбираясь из комнаты только на обед и ужин. Продумывая и выписывая каждый элемент до мельчайших деталей , Лёнька волновался, стирал и перерисовывал неудавшиеся, пробуя вновь и вновь придать образу максимальный реализм. Наконец, из четырёх набросков он выбрал один, который показался ему лучше других, и наутро, после очередной бессонной ночи работа была готова. С картины на Лёньку смотрели два Ангела: один, тёмный, с огромными чёрными крыльями за спиной, выставил вперёд руку с открытой ладонью, будто останавливая другого, светлого, который - вот ещё немного - и спустится к нему, и чьи переливающиеся жемчужным цветом крылья расправлялись все больше и больше, словно желая укрыть их двоих от посторонних глаз.
Лео вернулся на четвёртый день к вечеру, понурый, буркнув «Привет», бросил сумку, достал из шкафа полотенце и закрылся в ванной, а когда вышел, обернутый им вокруг бедер и забрался под одеяло, натянув его до самого подбородка, Лёнька спросил:
-Ты вроде на неделю собирался?
Ответа не последовало.
-А почему «Лео»? - немного помолчав, всё-таки решил удовлетворить томившее его любопытство Лёнька.
-Потому что Леонид Евгеньевич Орлов. Все. Вечер откровений окончен, - тоном, не допускающим возражений, отрезал Лео.
Он заснул, хотя времени было не больше шести вечера.
Лёнька вышел из комнаты и долго бродил по двору, сам не зная почему, не желая идти обратно. С улицы его прогнал начавшийся дождь, под которым он все же постоял немного, подставляя лицо крупным прохладным каплям.
Вернувшись, Лёнька бросил беглый взгляд на кровать Лео и отвернулся, было; увиденное дошло до него спустя несколько секунд, и с пронёсшейся в мозгу молниеносной мыслью «Чего??», он подошел ближе, чтоб уж наверняка не ошибиться. Во сне Лео скинул с себя одеяло, полотенце тоже сбилось к ногам; он лежал на животе, и Лёнька отчетливо видел фиолетово-бурые неровные синяки, покрывающие его ягодицы и кое-где переходящие на ноги.
Лёнька подтянул одеяло, укрыв приятеля, поморщился: перед глазами встало красное, перекошенное от злости лицо отца, чаще пьяного; в ушах так громко, словно вот он стоит рядом и орет, прозвенело: «Заступаешься, а эта гнида что хочет, то и вытворяет». И резкие движения, которыми он выдёргивал из шлевок ремень и небрежно складывал его вдвое, а когда и просто перехватывал посередине, не всегда глядя, какой конец оставляет для битья. Как он сгребал в свою огромную пятерню, казалось, всего Лёньку и тащил его в комнату, где швырял на пол, командуя «живо раздевайся, ублюдок», как толчком выпихивал умоляющую сквозь слёзы «Серёжа, пожалуйста, не трогай его» мать, а иногда выходил за ней, и следом отчетливо слышались глухие удары и ее приглушённые стоны. И Лёнька был готов терпеть любую боль, лишь бы мама не плакала.
Возвращаясь, он вытаскивал на середину комнаты застывшего от страха сына, сам сдергивал с него одежду, зажимал между ног и порол, вкладывая в удары, зачастую, несоразмерную проступку силу, пока оглушительные по началу вопли мальчишки не сменялись бессвязным мычанием, а тело не обмякало, удерживаемое в нужном положении лишь его крепкими коленями. Спустя несколько минут после того, как порка заканчивалась, и отец выходил из комнаты, произнося «Смотри мне, в следующий раз не так ещё получишь», приходила мама; она помогала Лёньке лечь в постель, обнимала, гладила по голове, успокаивала. Но отец, скорее всего, выкурив сигарету или опрокинув очередную рюмку, возвращался, и, стоя в дверях, говорил «Если сейчас же не выйдешь, добавлю ему». Они выходили, и Лёнька чаще всего сразу засыпал, но иногда, особенно когда стал чуть старше, отчетливо слышал доносящийся из соседней комнаты монотонный скрип.
А потом отец ушёл. В один из вечеров, открыв дверь в лёнькину комнату, он молча постоял, глядя на сына, а после, чуть коснувшись его волос, как-то рассеяно проговорил: «Ну, бывай, парень, не держи зла». Лёньке тогда было одиннадцать; он не сразу понял, что произошло, и почему мама долго смотрела в кухонное окно, не замечая его и не отвечая на вопросы, а когда повернулась и сказала «Лёнечка, поздно уже, ложись», глаза ее были мокрыми, а голос непривычно глухим и тихим.
Лёнька, оглушенный своими воспоминаниями, снова вышел во двор и, закрыв глаза, глубоко вдохнул влажный после дождя, прохладный воздух августовского вечера. Он присел на ступеньки, прислонившись к перилам, вертел в руке телефон, почувствовав вдруг жгучее желание услышать мамин голос, но, решив, что время позднее, убрал трубку в карман.
Немного погодя на улицу вышел завернутый в одеяло Лео и сел на ступеньку рядом с Лёнькой. Ребята молчали.
-Отец тебя...?- нарушил тишину Лёнька.
Лео недоуменно посмотрел на него:
-Чего отец?
-Избил... Отец тебя?
Не выдержав твёрдого напористого взгляда приятеля, Лео покраснел и отвёл глаза.
-Типа того. Выпорол. - Буркнул в ответ.
-За что?
-Так, для профилактики, воспитывает.
-И часто воспитывает?
Лео хмыкнул.
-Да вот как домой забирает, так и воспитывает.
-И что, всегда так? Ну, для профилактики? - не унимался Лёнька.
-Ну, не всегда, сейчас вот учеба начнётся - найдётся за что. Да чего ты привязался? Я спать, - он поднялся и неуклюже, путаясь в одеяле, отправился в комнату. Немного погодя пошёл и Лёнька.
Он застал Лео сидящим на подоконнике перед открытым окном; зажег ночник, достал блокнот и, усевшись на кровать по-турецки, принялся быстро орудовать карандашом.
-Красивая картина, - кивнул на стоящий на тумбочке рисунок Лео,- сам?
-Угу, - промычал в ответ Лёнька.
-Здорово. Очень круто, - немного прищурив глаза, Лео смотрел на работу, действительно, с восхищением.
Лёньке было приятно, он бросил на приятеля беглый взгляд, но тут же отвернулся, боясь, как бы тот не рассмотрел в его глазах нежности и трепета, которые испытывал мальчик. В блокноте, между тем, все чётче выписывался идеальный, как ему казалось, образ чуть ссутулившегося юноши, задумчиво глядящего в окно при тусклом свете уличного фонаря.
-Лео, а что мама? Заступается? - Лёнька понимал, что надоедает своими расспросами, но не спросить не мог, чувствуя жалость и острое желание поддержать Лео в его постыдной боли. Что боль именно такая - он не сомневался, много раз и сам испытав ее.
Лео усмехнулся, резко выбросил в окно какую-то соринку, поднятую тут же с подоконника.
-А нет никакой мамы.
-Умерла? - насторожено спросил Лёнька,почему-то подумав сразу на самое плохое.
-Че ж сразу умерла? Жива-здорова и живет недалеко. Только зачем я ей? У неё новый муж, другие дети. Денег даёт, чтоб не обижался. А у отца новая жена. Так что всем хорошо: им там, а мне здесь.
Лео спрыгнул с подоконника и подсел к Лёньке на кровать.
-Чего рисуешь? - заглянул в блокнот и поднял на Лёньку слегка растерянный взгляд. - Я?
Лёнька кивнул.
-Хм, похож. А можешь и мне крылья, как на той картине? - видно было, что Лео увлекал процесс рисования: глаза засветились как-то мягко и не было сейчас в них ледяных отблесков обиды, как когда он говорил о матери или отце. - Или…- он ещё раз посмотрел на Ангелов, и только теперь, кажется, что-то понял для себя.
Лёнька и Лео проговорили почти всю ночь. Лео словно подменили: обычно угрюмый и резкий, сегодня он говорил много и легко, охотно отвечая на вопросы, рассказывая о себе. Голос его немного дрожал, когда речь шла о том, как после развода родители никак не могли определиться, с кем из них будет жить сын, и Лео кочевал от одного к другому, проводя поочередно по две недели то тут то там. Но вскоре у мамы появился поклонник, с которым мальчику так и не удалось найти общий язык, и пришлось переезжать на постоянку к отцу, а когда и у отца появилась новая «пассия», выход оставался только один - интернат. Поначалу Лео скучал по дому, но отец работал вахтой и мог приезжать раз в полтора-два месяца, а потом новая жена настояла на переезде в Абрамовку, в тридцати километрах от которой и находится здешний лицей, куда три года назад и перевели из интерната Лео. Теперь с отцом они виделись намного чаще, но Лео признался, что не рад этому: отношения были сложными, мужчина требовал от сына беспрекословного подчинения, постоянно напоминая, каких денег стоит его содержание в лицее; мальчик же всячески сопротивлялся, защищая свое самолюбие и право на личную свободу. В итоге почти каждая поездка домой заканчивалась для Лео скандалом с отцом и поркой, к болезненности которой он хоть как-то да привык, но вот с унизительной необходимостью быть обнаженным при мачехе смириться никак не мог.
В какой-то момент, Лео, видимо, не в силах был больше сдерживать слёзы обиды и копившегося много месяцев напряжения, и они бесконтрольно потекли по щекам, а сам он, уткнувшись в подтянутые к подбородку коленки, пытался побороть судорожные всхлипы, время от времени повторяя «Я никому не нужен. Я просто выброшенный на обочину мусор».
Учебные будни поглотили в себя целиком. Лео, увлечённый физикой, часами после уроков пропадал в лаборатории; тянущийся к рисованию Лёнька, с разрешения мамы, с условием, «чтоб не в ущерб основным предметам», всё-таки уделял каждый день по паре часов занятиям в местной художественной студии. Их дружба крепла, вплетая в себя яркие, неподдельные эмоции откровенности, беззаботности и ещё какого-то сильного,ранее незнакомого им обоим чувства: возможно, благодарности за обоюдное понимание и отсутствие необходимости что-то объяснять.
Мама приехала к Лёньке только в начале октября в проводившийся каждое первое воскресенье месяца родительский день. Немного взволнованная, она долго объясняла, почему не смогла навестить его раньше, но Лёнька не злился, он был рад видеть маму и хотел как можно больше успеть рассказать ей о своей жизни в лицее. За разговорами незаметно прошли несколько часов, они вышли к воротам, где ждал в машине Петр Сергеевич. Тот спросил у Лёньки, как дела, как отношения в новом коллективе, все ли в порядке и нужна ли помощь и, услышав, что все хорошо, они попрощались и уехали.
Лёнька вернулся в комнату и удивился, что дверь заперта; он постучал, и, спустя пару минут, ему открыл невысокий полный мужчина.
-Чего тебе? - неприветливо глядя на Лёньку, бросил он.
Лёнька от неожиданности запнулся, на несколько секунд.
-Жживу здесь.
Мужчина нехотя посторонился, пропуская мальчика внутрь, закрыл дверь, запер и убрал ключ в карман. Лёнька не сразу понял, что происходит, но подумал, что это, видимо, отец Лео, отметив их явное внешнее сходство. Тот, подняв с пола сумку и открыв шкаф, принялся скидывать в нее вещи без особого разбора.
-Я никуда с тобой не поеду, - произнес чуть слышно Лео. Он сидел на кровати, сгорбившись, опустив голову и теребя в руках обрывок какого-то листка.
-Поедешь, никуда не денешься, - мужчина был явно раздражен.
-Не поеду я к ней, она мне никто, тетка чужая, а тебе только показуха и нужна, без меня празднуйте, - подняв на отца глаза, Лео заговорил чуть громче и уверенней, но тот, отбросив в сторону вещи, с размаху отвесил ему один за другим два подзатыльника, отчего Лео, запоздало закрыв голову руками, согнулся к самым коленям.
Лёньке было не по себе от происходящего, он стоял, прижавшись к стене, стараясь не смотреть на Лео, понимая, что тот чувствует сейчас.
-Не бейте его, зачем вы… - начал, было, он.
-Тебя забыл спросить, - оборвал его мужчина. – Мне долго ждать? – уже резче кинул сыну.
Лео молчал и продолжал сидеть на месте.
-Я не пойму, чего ты строишь из себя? Перед приятелем своим красуешься? - отец закончил скидывать вещи в сумку, застегнул молнию и переставил ее к входной двери. - Ну, смотри. Сам же вынуждаешь на крайние меры, - он взял с прикроватной тумбочки свой портфель и отстегнул от него плечевой ремень. - Раздевайся!
Лео поднял на отца ошалевший взгляд.
-Папа, ну не здесь же…?
Мужчина передвигал металлические фиксаторы ближе к середине, сокращая длину ремня.
-Помочь? - он вскинул брови, спокойно взглянув на растерянного сына.
Лёнька видел, как стиснул зубы Лео, пытаясь сдержать подступившие слёзы; как ещё раз умоляюще взглянул он на отца, но, видимо, понимая, что спорить бесполезно, стянул футболку и какое-то время теребил резинку спортивок, запустив под нее большие пальцы; но тот, судя по всему, утратив терпение, взял Лео за руку чуть ниже плеча и с силой швырнул на кровать, подтянул за резинку треников и спустил их вместе с трусами сначала до колен, потом, задумавшись на несколько секунд, сдернул совсем, кинув на пол.
Долго после случившегося Лёнька стыдил себя за свою трусость. За то, что не отводя глаз смотрел, как Лео, убрав руки под подушку и уткнувшись в неё лицом, терпя быстрые, лишенные пауз удары, сводил лопатки, ставшие острыми хребтами черных крыльев, как напрягал тело, как не в силах уже сдерживаться, глухо выл, как вспухали на ягодицах одна за другой красные полосы, как отец, кажется, и не собиравшийся останавливаться, монотонно стегал, время от времени повторяя «я тебя выучу, дрянь…»
В какой-то момент, словно выйдя из ступора, Лёнька вспомнил, что на его тумбочке лежит ключ от входной двери; схватил его, отпер замок и выскочил во двор. Ему показалось, что в лёгкие после длительного застоя, наконец, попал воздух, и он долго стоял, жадно вдыхая его ртом. Усевшись на скамейку недалеко от подъездной дорожки, Лёнька видел, как спустя примерно полчаса Лео с отцом вышли из здания и, пройдя через ворота, сели в старенькую иномарку и быстро скрылись из виду.
Утром раздался стук в дверь. Лёнька открыл и удивленно уставился на стоящего на пороге Петра Сергеевича.
-Собирайся, мы едем домой, - не дожидаясь, пока мальчик спросонья поймёт, что происходит, он прошёл в комнату и остановился у окна. - Давай быстрей, только самое необходимое, остальные вещи потом заберём.
-Да что случилось-то? А уроки? - Лёнька недоумевал.
-Все объяснения дома, не тяни, жду в машине.
Лёнька наспех покидал в рюкзак кой-какие вещи, покрутился, поискав блокнот, ещё раз осмотрел комнату, остановившись у двери, и вышел.
-Мама дома? - спросил уже в машине.
-Нет, в город уехала по делам, - Пётр Сергеевич немного помедлил с ответом.
Дорога от лицея до дома занимала не больше получаса, и все это время царила тишина.
-Иди к себе, - достаточно жестко скомандовал Пётр Сергеевич, когда они вошли в дом.
Лёньку слегка покоробил его тон, но, решив не провоцировать, он поднялся в комнату и застыл в дверях: на кровати хаотично валялись его рисунки, эскизы к Ангелам, просто наброски, изображающие Лео или их двоих, обнаженными или с почти ничего не скрывающей повязкой на бёдрах; всего штук двадцать или около того.
-Лёнь, ты знаешь, сколько стоит твоё обучение в лицее? - неслышно вошедший Петр Сергеевич настроен был, вроде бы, дружелюбно, но Лёнька, вполне понимающий к чему сведётся суть разговора, сразу занял оборонительную позицию.
-Это же - просто рисунки!
-Просто рисунки? Просто рисунки. Отлично, - глаза мужчины сузились до тонких щёлочек, он негромко чеканил каждое слово. - А почему на них голый ты и твой сосед по комнате?
-Просто нравится такой стиль работы и все, - Лёнька не отступал, повышая голос, смотрел прямо и твёрдо.
-Какой стиль? Ммм? Ню?- Пётр Сергеевич взял один из листов, покрутил его в руках, словно пытаясь понять расположение изображения, потом демонстративно порвал рисунок на мелкие кусочки и швырнул их Лёньке в лицо.
-Не трогайте! - Лёнька, было, двинулся к кровати, намереваясь собрать рисунки, но мужчина резким движением оттолкнул его. Мальчик попытался снова прорваться, но отлетел ещё дальше; третья попытка тоже не увенчалась успехом. Пётр Сергеевич, вытащив из-под рисунков Ленькин блокнот, который тот так и не нашёл утром в комнате общежития, теперь по одному вырывал из него листы, комкал их и бросал на пол, глядя при этом Лёньке в глаза.
-Я сказал, что в моем доме этого не будет. Не сметь, понял меня? - отбросив полупустой блокнот в сторону, мужчина держал руки в карманах и, видимо, собрался уходить.
-Какая же Вы мразь, Пётр Сергеевич! - тихо, но по прежнему твёрдо произнёс Лёнька, едва сдерживаясь, чтоб не выдать рвущиеся наружу, душащие его слёзы.
Конечно, стерпеть подобной наглости мужчина не мог: пощечина не заставила себя ждать, а потом собранный в охапку сильной рукой мальчишка, пролетев через полкомнаты, врезался спиной в шкаф.
-Ублюдок! - резануло слух до боли знакомое слово.
Лёнька будто снова был десятилетним, закрытым в комнате с разъярённым отцом; вот ещё несколько минут - и он будет зажат в тиски сильных мужских ног, почувствует легкий холодок, пробежавший по обнаженному телу, и, как всегда, самый страшный первый удар.
Всё повторилось, с точностью до мельчайших деталей: боль, вкус которой мальчишка начал забывать, вновь рвала на куски его тело, заставляя метаться в безуспешной попытке вырваться или хотя бы немного ослабить обжигающую силу ударов. Ремень в твёрдой мужской руке работал отлажено и четко, покрывая мгновенно краснеющими полосами белую кожу. Осознание, что больше не сможет терпеть, практически полностью поглотило Лёньку, когда он услышал голос мамы, кричащей «Петя, ты что, не трогай его, остановись».
Больше ударов не последовало; тиски разжались, и мальчишка, все ещё стоящий на четвереньках, пытаясь восстановить дыхание, не сразу понял, что в комнате он один. Поднявшись, Лёнька собрал уцелевшие рисунки, аккуратно сложил их в этюдник, туда же отправил и блокнот; лёг в кровать, слыша сквозь подступающую дрему голоса мамы и Петра Сергеевича. Лёнька не разобрал, о чем они говорят; не знал, что сказал отчим маме, не знал, что она об этом думает, а когда проснулся спустя несколько часов, в доме было уже тихо.
В комнату вошла мама, глаза ее, покрасневшие и ещё немного влажные, говорили сами за себя. Она присела на край кровати, немного помолчав, видимо, собираясь с мыслями, начала негромко:
-Лёнечка, мы завтра же уедем, вернёмся домой, прости меня, я не знала, что Петя позволит себе подобное.
Лёнька стоял прислонившись к стене, безучастно рассматривая раскиданные по всему полу обрывки листов, бывших когда-то пейзажами и портретами, набросками будущих работ.
-Не надо, мама, зачем уезжать? Ты ведь любишь его.
-Какое это имеет значение? Почему ты должен терпеть всю эту боль и стыд? Я просто не представляю, как после такого мы сможем вместе жить...,- она снова заплакала.
Лёнька подсел к матери, обнял ее.
-Мамочка, не плачь. Все наладится, вот увидишь. Мне нравится в лицее, я уеду, и все забудется, - он на несколько секунд задумался. - Если, конечно, Пётр Сергеевич согласится и дальше платить за учебу.
***
Спустя три дня, Лёнька вернулся в лицей. Ехали молча, но, остановившись на подъездной дорожке, Пётр Сергеевич повернулся к нему и глядя в глаза сказал:
-Лёнь, ты прости меня, если сможешь, конечно. Я виноват, не сдержался.
-Угу, - промычал себе под нос Лёнька, выходя из машины.
Дверь в комнату была незаперта.
-Ну где ты ходишь? На обед опоздаем, - улыбнулся ему навстречу Лео.
Лёнька улыбнулся в ответ...
https://vk.com/topic-123523271_40947010
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
