Применение телесных наказаний в воспитании подростков - насилие или неприятная необходимость?

Поротый за правду.

Из истории уездного города N-ска.

В школе уездного городка N-ска мальчиков секли в задней комнате. Там стояла лавка, на которую их одного за другим укладывали со спущенными штанами и секли прутьями. Своей очереди на наказание остальные ждали стоя вдоль стенки, наблюдая порку и слушая вопли своих однокашников. Пороли весь класс, без исключений. Сам господин школьный инспектор в сопровождении директора и учителей школы назначил наказание по двадцати розог всему младшему классу. С господином инспектором школьных заведений такие случаи неудовольствия бывали, когда он приезжал в школу, а на уроке вдруг выяснялось, что никто из учеников не умеет ответить на его вопрос. Тогда всех подряд учеников и секли.

В столовой зале школы господин инспектор сидел за столом, учитель словесности подводил учеников, подталкивал ближе к начальству, придерживая их за воротник, чтоб не убежали, а директор докладывал про каждого, какого достонства и роду, по бумагам, которые держал в руках.

Господин инспектор иногда поднимал руку погладить ли по голове или потрепать круглую детскую щеку, но всякий раз потом говорил негромко «Что ж не знаешь? Надо посечь!» или «Что ж не учишь? Надо посечь!» и отправлял на порку, махнув рукой на дверь задней комнаты.

Под розгами мальчики сильно кричали и крики их были очень слышны в обеденной зале, где вершился скорый суд. Те, кому еще предстояло подойти к господину инспектору, надеялись на послабление, боялись и плакали, хотели разжалобить его или понравиться. Их всё подводили к господину инспектору, он всё трепал их по щеке и отправлял дальше. Учитель словесности вел тогда мальчиков к двери, там их принимал дворник и ставил к стене в очередь. У стены-то, если кто и плакал от страха, то уже тихонько, чтоб никто не слышал. Кого уж тут жалобить. От стены их брал математик или учитель географии, которые сами и секли.

Географ был злым на учеников, что его дразнили горбатым и сёк сильно. Он и прутья выбирал из связки потолще и бил с протягом. Была ему злая радость слышать, как от ударов отдельные вскрики сливались потом в один сплошной плачь и вой, видеть как наливались и краснели полосы на белых попах мальчиков.

Математик тоже умел и любил пороть. Он брал от стены мальчика прихватив за плечо, тянул к лавке, стягивал штаны, клал лицом вниз и держал под мышками. Ноги мальчиков со спущенными штанами держал дворник. Утомившись махать розгами географ менялся с математиком местами. А под конец за розги взялся уже и дворник Прохор, так господа учителя умаялись. И то, шутка сказать – перепороли весь младший класс, двадцать мальчишек отправились по домам исполосованными и зарёванными.

После младших пришёл черёд старшего класса. Здесь господин инспектор экзаменовал отдельных учеников, обычно по рекомендации директора, но иногда и сам выбирал из класса одного-двух.

Понятно, что директор предлагал «товар лицом» - лучших и старательных, а то еще и отдельно - от значительных родителей сыновей. Таких инспектор хвалил, а директору высказывал благодарность. Однако надобно было бы и «недочетец» какой найти, чтобы строгость показать. Господин инспектор высмотрел из-под нахмуренных бровей самую развесёлую физиономию, указал на неё пальцем и пред начальственные очи вывели школьного балагура и проказника Петрушу Емельянова, сына городского куафёра.

Господин инспектор будучи в настроении серьёзном и решительном, чтоб учинить школяру строгий экзамен хотел задать вопрос из истории, да вдруг забыл какой. Засомневавшись и пожевав губами , поймал он вдруг опять мысль и молвил: «Вы, молодой человек, хорошо ли арифметику учили?»

«Точно так-с, господин школьный инспектор!» - следовал бойкий ответ.

«А, ну так вот расскажите-ка, что есть такое арифметика?» - и господин инспектор с некоторым сомнением склонил голову на бок, разглядывая молодчика.

Такие вопросы математик на уроках не разбирал, хотя кто знает какой ответ начальству надобен. Школьник чуть запнулся и ответил, гордый своей находчивостью, что арифметика это предмет о сложении и вычитании.

Господин инспектор тоже задумался, а потом махнул рукой: «Не верно-с. Не знаете-с! Надобно посечь!»

Потом развернулся к директору и строго выговорил, что вот и учитель истории в школе есть, а про предмет свой растолковать не умеют - «Не хорошо-с!»

Математик под взглядом директора побледнел, подхватил Петрушу под локоть и вытолкал его в заднюю комнату на наказание. Там уж вместе с географом разложили Петрушу на лавке в одно мгновение. Сечь взялся математик и замахивая прутом приговаривал: «Вот тебе сложение! Вот тебе вычитание! Вот тебе арифметика!»

Петруша порку без крика терпел, хоть и досталось ему круче, чем малышам. А когда уже после наказания поднялся он с лавки заплаканый, то и сказал учителю, что вот мол за правду порот был. Ведь именно и есть, что арифметика - предмет про складывание и вычитание!

Но уж разговаривать с ним не стали. Выставили Петрушу вон, а математик пообещал еще назавтра с ним поговорить.

Господина инспектора повезли обедать к директору на квартиру, классы распустили по домам, собрались и учителя. Математику не давал покоя сердитый директорский взгляд и дерзкое заявления куафёрова сына, что пострадал от него за правду. Очень переживал он такое неуважение и несправедливость. Географ же был взволнован пожалуй даже радостно и звал коллегу отметить окончание удачных дневных трудов в трактире. Там они сидели долго, вспоминали как драли своих нерадивых учеников, случаи разные и уходить не торопились, покуда их трактирщик честью не упросил идти уж домой, ведь время позднее, неровен час полицмейстер нагрянет.

Прихватили друзья с собой еще бутылочку и никак растаться не желая, завернули по старой памяти опять в школу. Дворник Прохор, как обычно, друзей приветил, радостный возможности разделить с ними выпивку.

Ну, а как выпили, то разбрелись спать. Так и раньше бывало. Математик ушёл в свой класс, дворник Прохор в сторожку, а географ как только нашёл где голову преклонить, увалился на бок, натянул на голову свою учительскую шинель и захрапел.

- - - - - -

На утро были классы. Математик с больной головой на уроке не пожелал спорить про предмет арифметики, а пригрозил Петру розгами, если тот не уймётся. Однако Петруша не унимался, а всё допытывался - где ж тогда правда-то, чем довёл учителя до крайности. Потому что правда-неправда, а перечить нельзя! Сказал господин инспектор, что не верный ответ, значит неверный! Или вы ещё и господину директору возражения делать станете? Так я вас сейчас поучу, как себя уважительно вести! Ступайте-ка в заднюю, на лавку!

Петруша вспыхнул румянцем и выскочил из класса. Но и математик спускать уж не хотел – это видано ли, чтоб его, учителя, винили! И кто? Куафёров сын! Сопля!

В благородном негодовании призвал математик с собой пару дежурных ребят и выступил наказать дерзость.

В задней комнате еще со вчерашнего стояли прутья в ушате, а лавку никогда и не убирали. Окошки там были невеликие, но света хватало, если дверь в столовую залу открытой оставлять. Что еще возмутило чувства математика, так это, что дерзкий мальчишка вытянулся на лавке и даже штанов не изволил снять. Комзол на голову задрал и лежит, ждет. Ну так я тебе удружу не одною розгою, а полной фасцией, решил учитель.

Виданое ли дело, ученик в панталонах со штрипками франтит - у меня таких нет, думал математик набирая в кулак прутья, вот где дерзость-то родится! Родитель его балует, а учителям потом отдувайся. Одного дежурного он посадил в головах - держать руки и голову, другого устроил в ногах, и ухватив штаны за бока стянул их почти до колен.

Зажав покрепче в руке пучок мокрых розог, математик примерился размахнуться и в неверном утреннем свете отметил бледность голых ягодиц школяра - «Эге, да видно вчерашний урок тебе не отпечатался! Так вот я сейчас и добавлю-с!»

С первого же удара вытянутый на лавке заорал и пытался вскочить, но дежурные не сплоховали. Тот что в головах сидел, так всей грудью навалился на голову поротого и держал крепко. А который в ногах - просто сверху сел.

Теперь учитель дал себе волю – сек споро и хлестал так, что от прутьев щепки искрами летели в разные стороны. Задница под розгами быстро налилась красным цветом и как ни ёрзал и ни орал задавленный под своим камзолом негодник, но математик уже вошёл в охотку и вёл дело основательно.

После второй перемены прутьев, в ушате длинных хлыстов уже не осталось, поэтому решил учитель, что можно послабить и дождавшись, когда пучок в его руке совсем истрепался, задал он дерзкому школяру главный вопрос жизни: «Ну понял ты теперь, что для тебя правда есть?»

Державшие поднялись со своих мест, освобождая наказанного, тот бочком перевалился с лавки на колени, кряхтя ещё от боли и всхлипывая стал выпрямляться, полы камзола упали с головы и к математику медленно повернулось искаженное мукой, зареванное и пунцовое, в цвет только что исхлестанного зада, перекошенное лицо географа...

- - - - - -

Географ поклялся пристрелить математика "как собаку", но директор отнял у него револьвер. Тогда раздосадованный учитель надавал математику в трактире по мордасам, чтоб тот его на дуэль вызвал. Но математик струсил, да и секундантов географ даже всреди офицеров расквартированного в городке полка найти не смог. Все над ними смеялись и предлагали устроить поединок розгами , а сходиться обязательно задом, со снятыми панталонами. В конце-концов географу надоело пить с горя, он плюнул и уехал в неизвестные края.

Математику директор наложил замечание и велел наперёд смотреть, кого порет.

Но хуже всего пришлось Петруше Емельянову – за правду его драли ещё трижды : сначала математик, тем же днём, в очередь после географа; на другой день - географ, когда уже смог стоять на ногах , и тоже не попустил бедняге. А позже еще и папаша добавили.

- - - - - - -

Событие это оставило след во всей судьбе городского образования, потому что географов больше в школу не нанимали, а географию, историю и естественные науки со Словом Божием с тех пор преподавал в городке приходской священик отец Феоктистий.

Петруша же, заняв с возрастом папашино место, брил учителей всегда очень старательно, но неровно, оставляя им на брылях островки щетины. А уж что с волосами на голове вытворял – словами не описать. Но городок наш маленький и других куафёров в округе поди на сто верст не сыщешь. Пришлось и учителям от Петруши терпеть да помалкивать.

____________________________________________________________________