Применение телесных наказаний в воспитании подростков - насилие или неприятная необходимость?

Порка. Как это было...

Многих начинают пороть именно в 10-11 лет. Оно и неудивительно – детство еще в самом разгаре, ума не сказать что много, родители пока еще на одном из первых мест, но их уже понемногу начинают теснить друзья-приятели во дворе, а это и провоцирует конфликты внутри семьи, когда школа учит одному, родители – другому, улица – третьему.
До вышепоименованного возраста о порке я знал лишь понаслышке, что называется, в теории. С любопытством читал соответствующие страницы из «Детства» М.Горького, понравилась сцена из советской короткометражки начала 70-х гг. «Валерка, Рэмка +…» ну и.т.д. Эротического возбуждения еще не было, хотя онанизмом стал заниматься рано. Преобладало именно любопытство. В разговорах с соседскими пацанами тема домашних наказаний нет-нет да и всплывала. Как-то двоих приятелей вечером загоняли домой. Они переглянулись, сказали что-то вроде «ну мне сейчас будет…» и. тяжело вздыхая, под конвоем одного из родителей отправились по домам.
Однажды, роясь в кладовке, (уж и не помню зачем, скорее всего, тоже из чистого любопытства), я наткнулся на широкий кожаный солдатский ремень (видимо, отцов). Мать как раз проходила через коридор на кухню. «Это что?» - спросил я. «Тебя драть, если заслужишь» - полушутя, как мне показалось, ответила она. До первой серьезной порки оставалось тогда всего ничего, хотя ни она, ни я об этом, естественно, и не думали…
Напротив нас жил Сергей, приятель. Ходили друг другу в гости, родители тоже общались, вместе отмечали праздники. Менялись игрушками, марками и как-то незаметно стали тащить, что плохо лежит. Он у меня какой-то прибор с материной работы, а я – старые испорченные часы. Никто бы их, скорее всего, у них дома и не хватился, если бы не случайная находка моей матери…
Как-то, под вечер, она взялась искать какую-то вещь маленького размера и открыла коробочку с железным конструктором, куда я и положил Серегины часы. Я в это время мыл ноги в маленькой комнате. Смотрю: мать стоит в дверях, в руке – те самые злополучные часы и на губах вопрос: «Это что и откуда?» «У Сереги взял поиграть» - ответил я, поняв, что не отвертишься. Но и тогда о порке еще не думал. Мать быстрым шагом прошла в глубину коридора, слышно было, как открыла кладовку и давай что-то там искать. Вот тут легкое беспокойство вкупе все с тем же любопытством охватило меня – что дальше будет?
Ждать пришлось недолго. Мать появилась в дверях комнаты, держа в руках тот самый солдатский ремень из черной кожи, сложенный вдвое. По выражению лица, на котором была написана суровая решимость меня выдрать как сидорову козу, я понял, что шутки закончились. «Ложись» - скомандовала она резким тоном, не терпящим возражений. Я хоть и струхнул, но решил еще повыеживаться – сперва лег на спину, полежал так пару секунд, затем медленно перевернулся на живот и оттопырил задницу – точь-в-точь как Рэмка из уже упомянутой короткометражки. Но если там для пацанов все закончилось благополучно, то моя задница переживала последние мгновения девственности…
Поскольку все происходило вечером, то для процедуры первого наказания особо раздеваться и не пришлось: на мне были только черные сатиновые трусы, наподобие современных «боксеров» (тогда все только такие и носили, других почти не было) и майка. Все еще надеясь перевести все в шутку, я спросил у матери: «Трусы снимать?» «Оставь, – последовал ответ. – Тебе и так будет больно».
На этом прелюдия закончилась. Последовало несколько секунд томительного и напряженного ожидания. Про себя я решил: буду терпеть, пока терпится. Получить надеялся не больше 10 ударов, честно говоря – все-таки первый раз… Но первый же удар заставил сжать ягодицы от боли и сильнее вжаться в диван. Два! Судорожно вцепился в подушку. Три! Стиснул зубы, чтобы не закричать. Четыре! Дрыгнул ногой. Пять! «Мама, хватит!» - взмолился я, вскочил и бегом в большую комнату, к отцу – просить защиты. Тот тоже пытался уговорить появившуюся следом мать ограничиться этим, но она уже решила преподать мне хороший урок и за ухо препроводила обратно, успевая при этом на ходу стегать меня дальше и чаще, так что все увертывания слабо помогали. Силой уложила на диван и продолжила порку. Дальше – обычная история: слезы, сопли, крики «Мама, я больше так никогда не буду, прости меня, пожалуйста!», попытки закрыть задницу руками… Порола она зло, деловито, вдругорядь, т.е. раз за разом, без особых пауз, так что приходилось несладко, вертелся как юла, дрыгал ногами, орал благим матом. Почти ничего не говорила, разве что: «Я тебе всю жопу в кровь издеру, чтобы знал, как воровать!» Сколько я в тот, самый первый раз, получил? Точно не знаю, должно быть порядка 30 шлепков. С горящей задницей отправился спать, долго еще всхлипывая. Мать вскоре зашла пожелать спокойной ночи, погладила по голове, поцеловала в лоб – короче, примирение состоялось, да и я сам знал, что выдран за дело. На следующий день, в школе, на уроках, сиделось с трудом – задница болела, отходила от порки. Насчет крови – не помню, а синяки держались долго.
В сущности, первая порка едва не оказалась и последней настоящей. В дальнейшем подобные эпизоды можно пересчитать по пальцам и происходило все спонтанно.
Следующий раз приключился летом, когда я самовольно, без спросу, с соседскими пацанами убежал на речку купаться. Родители не отпускали, т.к. незадолго до этого утонул Сергей – тот самый, у которого я спер старые сломанные часы и был выдран матерью впервые. Но я запретам не внял – очень хотелось себя взрослым почувствовать. Плавок у меня долго не было, ходил в черных сатиновых трусах, шорты по этой причине даже летом надевал редко. Но вот в 11 лет «лед тронулся» - мать купила мне плавки: узкие, короткие, что-то типа современных стрингов. Физически я мощным тогда не был, но размеры члена с яйцами явно превосходили те, что у друзей. Поэтому плавки оказались тесноватыми, и понял я это уже на пляже, когда сбегали, искупались, легли загорать и слышу рядом шепот двух отдыхающих девиц: «Мальчик, у тебя писю видно!» Покраснел, но сделал вид, что не слышу. Лето есть лето, время летит незаметно, долго не темнеет, но кто-то спохватился: «Пора!» Честно говоря, никаких предчувствий у меня не было, что дома влетит, должно быть, надеялся, что не хватятся. Ошибся. Мать нервно расхаживала по двору, не находя себе места. Увидев ее, я все понял, и что-то во мне судорожно сжалось в комок, да и ягодицы тоже. «Надерет» - понял я. «Быстро домой!» - бросила мать на ходу. Под перешептывания друзей «сейчас ему мать всыпет» поднялись на наш пятый этаж, зашли в квартиру. «Ступай в комнату» - велела мать. Сама же привычным движением открыла кладовку и достала с нижней полки уже знакомый до боли - и в прямом, и в переносном смысле – черный солдатский ремень. Затем проследовала за мной. Я боязливо и растерянно переминался с ноги на ногу, потупив взор и не смотря по сторонам, боясь поднять глаза, чтобы не встретиться ими с мамиными. «Ну, что стоим? Снимай шорты, Павел!» - услышал я ожидаемое. Ватными руками я расстегнул шорты, спустил их до колен и лег на диван. Шутить, как когда-то в первый раз, теперь абсолютно не хотелось: пришло понимание того, что к порке мать будет прибегать еще не единожды. Плавки еще как следует не высохли после реки, и я узнал на собственной шкуре, что такое порка по мокрым плавкам. Времени с тех пор прошло предостаточно и затрудняюсь сказать, было ли больнее, чем обычно. Вот что орал резаным поросенком – помню хорошо. А лето, все форточки и окна открыты… Получив свою порцию горячих, снова отправился на улицу, всхлипывая и вытирая слезы. Подбежали друзья: «Ну как!» Что я мог сказать? «Она меня хорошо надрала» - ответил. Потом зашли за трансформаторную будку, приспустил шорты и показал красную, в полосах, задницу. Это вызвало смешанные чувства: и сочувствие, и уважение. Драли-то в ту пору многих, я исключением не был.
Время шло. После 11 лет доставалось мне не часто. Сейчас думаю – может быть, пороть следовало чаще, поводы давал. Как-то были в гостях всем семейством, и я начал выпрягаться, грубить родителям, причем на пустом месте – просто из дурацкого желания подерзить, подразнить их. За что и последовала расплата дома. Мать с отцом были выпивши, но не настолько, чтобы забыть мое хамское поведение. «Ну что, снимай штаны, - услышал я от матери уже позабытые было ритуальные слова, едва мы вернулись домой. – Жопа от старых синяков зажила? Напросился на новые, сам виноват!..» «Мам, да ладно, чего там… - пробурчал я, пытаясь замять неприятный гостевой инцидент. – Я ведь не маленький уже!» «Ты еще сопля! – взвилась мать. – Слышал, что я сказала?!» «Прямо здесь что ли?» - упавшим голосом спросил я. «А чего еще-то? Вот и ремень тут, рядом» - привычным движением мать отодвинула дверной шпингалет и достала из недр кладовки широкую черную полосу ремня. Нарочито медленно я стал расстегивать коричневые брюки, стараясь подольше возиться с ширинкой (кто постарше, должно быть, помнит, что джинсы и брюки на молнии появились в СССР только в последние годы существования империи – до этих лет вместо замка использовались пуговицы). Помню, что брюки были узки и малы мне, тесноваты как раз на заднице. Начни мать драть по ним – эффект был бы, пожалуй, как по голой заднице или по мокрым плавкам. Быстро вспотевшими, слегка подрагивающими руками я приспустил брюки почти до колен, остался в цветных трусах и стал к стене, как велела мать. Она, как всегда, без особых прелюдий приступила к делу. Трусы, естественно, не спасали от резких, быстрых ударов, может, лишь слегка смягчали их. Узкие брюки мешали дрыгать ногами (естественная реакция на физическую боль), к тому же стоя меня еще не пороли ни разу до этого. Пришлось напрячься и терпеть, сжав зубы и закусив губу до крови. Поскольку уже стал старше, решил попытаться не верещать, как в детстве. Выдержал не до конца. К концу вновь всхлипывал и истерически просил прощения – рука у матери была тяжелая и дело свое матушка знала. Задница саднила и чесалась. «Наверное, всех мужчин ремнем воспитывали» - думал я, засыпая.
Еще один случай – незначительный, но характерный. К нам домой пришел мой приятель Игорь. Мать попросила меня что-то сделать – в ответ стал хамить напропалую типа «сделай сама, мы играем». Подобные реплики с рук не сошли. Мать быстрым шагом зашла в комнату, где мы находились. В руках у нее был тапочек. «Что-то новое» - успело промелькнуть у меня в голове, но никаких защитных реакций включить не успел. Вслед за коротким «повернись» последовала…уже не порка, но хорошая шлепка…да еще в присутствии друга. Мать драла меня в чем я был, т.е. в тонких трениках. Продолжался ритуал недолго. С чувством выполненного долга мать удалилась. У нас (у меня в особенности) настроение было испорчено.
Последняя порка случилась классе в седьмом-восьмом, т.е. было мне лет 13-14. Рядом с нашей типовой пятиэтажкой стоял частный двухэтажный дом, в котором проводился капитальный ремонт. Ни сторожа, ни жильцов не было, чем мы, пацаны, и пользовались каждый день, то играя в прятки, то устраивая рискованные эксперименты с химикатами. Во время одного из таких экспериментов все мы находились на втором этаже. Бутылка с гашеной известью была готова, оставалось только закупорить ее покрепче, поставить на пол, быстро отбежать и смотреть из укрытия, как грохнет. Вдруг тот, кто стоял на стреме на всякий случай крикнул: «Шубись!» (на тогдашнем сленге это означало – быстро сматывайтесь!). Другого выхода, как прыгать из окна второго этажа, не было, но страх оказался сильнее. Для всех, кроме меня. Я прыгать не решился, остался на месте и надеялся на «авось». Не обошлось. Через несколько секунд появился мужик средних лет, явно с армейской выправкой и сразу приступил к допросу: «Чем занимались?» Я решил отмалчиваться – подводить приятелей тоже не хотелось. Однако следующая его реплика-полувопрос заставила вздрогнуть от вполне реальной угрозы: «Ты хочешь, чтобы тебя мама по жопе надрала? Хочешь? Я тебе это устрою!» «Откуда он знает, что меня мать порет?» - лихорадочно промелькнуло в мозгу. Вскоре все выяснилось. У меня пропало желание ерепениться и строить из себя героя, поэтому назвал и себя, и дом, где живу. Когда он повел меня домой, по дороге спросил: «Моего с вами не было?» «Кого?» - не понял я. «Сереги Ступнюка» - услышал в ответ. «Ё-моё, да это Серегин батя» - сообразил я тогда. А служил он в милиции, только в тот раз был в штатском, вот я не сразу и расчухал, что к чему. Сергея, кстати говоря, драли систематически. Когда мы на реке выжимали плавки после купания, синяки с кровоподтеками на его заднице виднелись достаточно явственно и часто. Кровоподтеки случались, по всей видимости, тогда, когда Серегин отец драл его бляхой ремня. «Мать- то часто дерет?» - нарушил он мои отрывочные недавние воспоминания. «Да нет» - слегка соврал я. «А я своего луплю. Потом еще спасибо скажет!» - не без гордости заметил мент. Так, за краткими репликами поднялись на наш этаж. Он позвонил. Открыла мать. Обменялись приветствиями. На ее лице читалась некоторая растерянность вместе с нарастающим негодованием. «Вот, Александра Степановна, сынок-то ваш на стройке безобразничал с дружками» - изложил мент суть моей провинности. «Химичили чего-то там, могли ведь и дом взорвать». Здесь он явно преувеличивал, но слово – не воробей, и для матери этого слова оказалось достаточно. «А он у меня давно ремня не получал, видать» - решительно сказала мама. – Друзей вон чаще дерут, а я его все жалею. Зря, получается!» «Ну, я пойду, пожалуй – засобирался Серегин отец. – Вы уж тут сами, я думаю, разберетесь». «Да уж, конечно, это ему с рук не сойдет – три шкуры спущу. Спасибо вам! Извините, что так вышло» - все еще слегка конфузясь, мать проводила стража общественного порядка до дверей. Щелкнул замок. Она повернула лицо ко мне. «Сейчас начнется» - с легкой, но противной дрожью в коленках подумал я. «Тебе хоть говори – хоть нет! Почему нас с отцом перед людьми позоришь?» - посыпались восклицательно-вопросительные реплики. Впрочем, мать не любила читать мне длинных нотаций, особенно после того, как в первый раз выпорола. Так произошло и на этот раз. Быстрым движением она сняла с одной ноги тапочек и не успел я что-либо сообразить, как получил им по заднице несколько раз – хоть и через штаны, но ощутимо. «Это для начала. Давай иди в комнату» - услышал я подзабытые было слова. Сама полезла за ремнем. Много времени это не заняло. «Чего ждем? Снимай штаны!» - сурово прикрикнула мать. Запомнилось почему-то: на дворе стояла теплая осень, трико под брюки еще не надевали, а сами брюки я каждый год донашивал старые, школьные – ткань у них была плотная, хватало не на один сезон. Под брюками предпочитал с некоторых пор носить плавки, но в тот раз был в цветных семейных трусах, то ли в цветочек, то ли в полоску. Расстегнув ремень и приспустив штаны до колен, я уже приготовился было лечь, как вдруг услышал: «И трусы тоже снимай!» «Мам, ты чего?» «Это ты чего! Заслужил – получишь! И по голой заднице теперь буду драть, раз русского языка не понимаешь!» Краска бросилась мне в лицо – от стыда и от страха. Повернувшись боком, чтобы мать не видела член, я слегка приспустил трусы, как было велено. «Теперь ложись». Описывать дальнейшее уже трудно – боль и жар ремня, мои крики, верченье задницей и отдельные реплики матери, сопровождавшие удары типа «Тебе сколько раз говорено, чтобы не шлялся, где не надо? Сколько раз говорено?! Будешь еще со всякой шпаной болтаться? Будешь?» Получил я тогда свою обычную норму – 30-40 раз, но впервые по голой жопе. На этом и завершаю сие воспоминание из детства.