Применение телесных наказаний в воспитании подростков - насилие или неприятная необходимость?

Жестокость сдалась улыбке

Автор louisxiv

— Да. Согласна. Мы решили вместе, — выдавила не раз настойчиво требовавшееся мужем.
Ваня стоит все также. Навытяжку. Смирно. Молча. Но глаза! Будто пеплом покрылись после слов мамы.
Сердце ее сжалось.
— Порка. Согласен? — обыденно спросил Максим.
Мальчик покорно склонил голову.
— Скакалку. Раздевайся.
Сын вышел.
Как кукла. Бездушная, колченогая деревяшка.
Вернулся. Подал.
Аккуратно легла на стул вся одежда.
Автомат! Послушный. Спокойный. Размеренный. Обнаженный. И не стесняющийся.
Лег. Вытянулся. Отвернулся.
Размашисто мелькает скакалка над его телом. Нераздельной частичкой от крови и тела ее.
Она смотрит. И мысленно ломает руки.
Я?! Это сказала я?!
Ваня молчит. Вздрагивает. Вот взвыл и почти вскочил.
Колено Максима прижало спину.
Ноги мальчишки забили по дивану, сгибаясь и разгибаясь в такт тщетно сдерживаемым послеударным взвизгам.
Она… Не видит. Не слышит. Агонизирует.
— 100.
Максим опустил скакалку. Та скрутилась змеей на диване.
— Не реви! Заработал. Получил.
Муж вышел.
Она метнулась к ребенку.
Своему. Единственному. Только что трусливо преданному ею.
Обняла, ткнулась мокрым лицом в макушку.
Ваня напрягся. Заострились ключицы.
— Уйди, — прозвучало глухо из глубины оковавших его голову рук.
Он отодвинулся.
Что ей остается…
Рыдать. В санузловом затворничестве. Как обычно эти 5 лет с Максимом.
Минут через 20 хлестающий в раковину кран все-таки выключен.
Лицо покраснело, распухло, щиплет щеки слезная соль. Смываешь, но бесполезно. Капли с ресниц прокладывают новые дорожки грязно-черных разводов туши.
Вздохнув, она все-таки вышла.
В спальне горит свет.
Муж уже спит.
Как она ненавидит!
Макса?
Себя!
За дверью к Ване темно и тихо.
Прикоснулась к ручке. Отдернула.
Сын рыдает. Тихо и очень горько.
Отошла. Ваня же ее ненавидит… Не жалуется ведь никогда. Прогоняет, если сунешься после.
Робкий шаг к своей спальне. Предательский скрип паркета.
— Мама! Так больно, мама!
Метнулась назад.
Дверь комнаты сына грохнула под ее натиском.
Вскочивший муж встал в проеме. Вот скажет сейчас…
И жене.
— Все жалеешь его? Может, в жопу еще поцелуешь? Ну-ну…
И пасынку.
— Все слезы? Виноват! Сам! Подбери сопли!
Ее взгляд — зареванный, безмысленный и безысходный — загнал обидную речь в Максову глотку.
Не сказал.
Отступил.
Молча.
В темноту.
Прочь.
Навсегда.
Она качает мальчишку. Как младенца, каким он давно уже нет.
Сын уткнулся ей в грудь. Вздрагивает и шепчет что-то. Не разобрать. Голос сорван криком.
Она гладит и ревет. Бессловно. Впервые в Максову эпоху.
Ваня прижался сильнее. Глянул испытующе-вопросительно.
Мама обняла еще крепче. Улыбнулась.
Сын кивнул понимающе. Улыбнулся.