Глава 7 Сверхчеловек Какое-то время Глеб ещё подвывает, но постепенно силы покидывают его и от безудержного плача остаются лишь всхлипы. Я поднимаюсь и бросаю взгляд на его пострадавшие места. Краснота, намечается пара небольших синяков. Ничего особенного.
- Оделся бы ты, Глеб. – Цежу ему. – А то разлёгся тут голышом.
Он натягивает треники. Лежит, сопит.
- Наврал ты мне, Макс. Дядя Олег вообще зверски бьёт.
- Вот как? – Присаживаюсь рядом. – А я тебе что говорил делать, а? Сразу начинать кричать. А что сделал ты? Решил в героя поиграть?
- А сам-то? Лежишь, молчишь. А я чем хуже?
Я достал из ящика припасенный шоколад и отломил несколько плиток.
- На, подкрепись. Достался ты на мою голову… братик.
- Уже жалеешь?
- Куда там! – Я улыбаюсь ему. – Ты классно держался, правда. В начале, когда ты с отцом говорил, так вообще супер была.
- Ага, только я от страха чуть не рухнул на пол. – Сообщил Глеб, уминая шоколад.
- Так не рухнул же. Постарайся в следующий раз так же.
- А будет и следующий раз?
- Да, будет, Глеб. И следующий и ещё за ним. – Я смотрю ему в глаза. – Боишься?
- Ага. Извини, Максим, ты будешь ругаться, я боюсь. Но я постараюсь держаться не хуже. И кричать буду поменьше.
- Молодец, Глеб. А теперь давай лучше о чём-нибудь более приятном подумаем. – Я достал ещё шоколад и дал Глебу. – Вот, например, что скоро новый год. Никакой учёбы, праздник, подарки. Ты бы чего хотел бы получить?
Глеб задумывается.
- Да я всё что хотел уже получил. – Выдаёт он. – Так что мне не надо ничего.
- Ты про машинку с вертолётом?
- Нет. – Засмеялся Глеб. – Я про тебя. Я когда мама погибла всё время был один. В интернате всем на тебя наплевать. И когда я сюда ехал, думал, что всем тоже пофиг будет. А ты оказался… таким.
- Каким?
- Идеальным. Я хочу быть как ты. Таким же сильным, умным, смелым.
- Знаешь, Максим, я вот что подумал. Когда война закончится, и папу отпустят, то мы ведь не сможем вернуться обратно к нам домой.
- Почему?
- У нас дом снаряд разрушил. Я тогда на улице был… В общем, нам всё равно нужно будет себе новую квартиру искать. Может быть, мне уговорить отца переехать в этот город? Я тогда смог бы с тобой каждый день видеться.
- Мы и в разных городах могли бы держать связь. – Возразил я. - По скайпу бы говорили, в гости ездили.
- Это не то, Макс. Я хочу жить с тобой и с папой. Ты ведь сам сказал, раз мы братья, значит должны жить вместе.
- Ты прав, Глеб. – Ответил я, разглядывая узор на занавеске. – Насчёт переезда ты хорошо придумал.
Зазвонил домофон. Я сбегал, открыл маме дверь и вернулся к Глебу.
- И всё-таки, чего ты хочешь на новый год? Может, какой-нибудь конструктор? Я твоём возрасте любил их собирать. Ещё можем, сходить в игровую зону у нас в ТРЦ. Мы иногда зависаем там с пацанами, только там дорого, часто не походишь. Но в честь праздника можем себе позволить.
- Мне ещё лыжи надо купить. – Вспомнил Глеб. – Они для физкультуры нужны будут.
- И лыжи тоже купим, только это ведь сложно назвать подарком. Если, конечно, ты не хочешь на них сам кататься.
- Ну, почему же, хочу.
За стенкой отец что-то начал рассказывать матери. Кажется, сейчас будет шумно.
Мама зашла к нам. Посмотрела на Глеба, лежащего на моей кровати и на меня, сидящего рядом с ним.
- Глебушек, ты как? – Она подошла к нему и наклонилась над моим братом. – Не поранился?
Глеб помотал головой.
- Олег тебя бил?
- Ага…
Мама погладила его по голове:
– Я с ним сейчас разберусь.
И она удалилась на разборки с отцом.
- Ты совсем что ли? Зачем ты ребенка избил?
Отец что-то негромко ответил.
- Да плевала я на этот шкаф! Что Рома на всё это скажет, а?
Ответ отца я не расслышал, но, кажется, там прозвучало моё имя.
- Это нашему лосю всё нипочем, а тут ребенок, сирота!
Глеб фыркнул.
- Про лося обидно было. – Заметил я. – Вообще, не подумал я, что мама так на твою защиту ринется. Возможно, всё-таки это была твоя последняя порка.
- А тебя и дальше будут бить?
- Конечно. Сам ведь слышал, мне всё нипочем…
- Несправедливо как-то.
Какой же он всё-таки наивный…
- Нет никакой справедливости, Глеб. – Усмехнулся я. - Есть только интересы людей, и сила, чтобы эти интересы отстаивать. А справедливость это лишь бредни, придуманные слабаками, чтобы дурить головы тем, кто сильнее. Вместо того, чтобы бороться за жизненные блага, они побираются, давя на жалость! Так что выброси всю эту чепуху из головы. Есть твои интересы, есть интересы близких тебе людей, а всё остальное не важно.
- Это что, получается, что можно делать всё что захочешь?
- Да, Глеб. “Ничто не истинно, всё дозволено” – слышал такую фразу? Её сказал Хассан Ас-Саббах, глава ассасинов, перед своей смертью. Но всегда нужно думать о последствиях, для себя, и для тех, кого ты считаешь своими. В одиночку человек слаб. Пустяковая травма может приковать его к постели на несколько недель. Для этого и нужны окружающие люди, близкий круг, кому ты можешь полностью доверять. Ты ведь православный, да? Знаешь, что сказал апостол Павел? “Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною”.
- Может и знал. – Протянул Глеб. – Но подзабыл. Батюшка что-то такое говорил, вроде.
- Вот и плохо, что подзабыл. В христианстве есть немало правильных вещей, нужно только уметь их вычленять. В общем, не переживай на мой счёт. Давай лучше и дальше наши планы на будущее обсудим. Вот, например, тебе не надоел твой “Майнкрафт”? Может, попробуем ещё какую-нибудь игру скачать?
- Можно. – Согласился Глеб.
- Ну, наконец-то. – Рассмеялся я. – Надо будет присмотреть какой-нибудь шутер покруче. А то папа без малого двести штук на комп выкинул, а мы тут в “Майнкрафт” и в стратегии катаем. Расточительно как-то получается!
Мы проболтали с Глебом ещё целый час. Всё это время родители вяло переругивались за стенкой. Потом мама снова заглянула к нам.
- Мальчики, вы ужинать будете?
Глеб замотал головой.
- Спасибо, не надо. Я сейчас уже спать лягу.
Из солидарности, я тоже отказался. Да и, по правде говоря, есть мне не особо хотелось. Мы поочередно вымылись и улеглись по кроватям.
- Максим. – Тихонько позвал меня Глеб.
- Чего?
- Я всё равно рад, что мы теперь вместе. Даже если меня теперь каждый день будут бить.
- Каждый день не надо, ты так через пару дней взвоешь. Лучше уж раз в месяц, это хотя как-то терпимо.
- Хорошо всё-таки, что мы встретились. Я люблю папу и тебя.
- Спи давай, братец.
В темноте я почувствовал, как он улыбается.
- Ага.
Глеб вскоре заснул, а мне не спалось. Поворочавшись с бока на бок, и поняв, что я так и не усну, я взял смартфон и стал читать книжку.
Было уже совсем поздно. Глеб давно сонно сопел по соседству, мама в соседней комнате тоже уснула. В доме не спали только я и отец, работающий на кухне. Я встал и пошлёпал к нему. Он редактировал какие-то таблицы, а я подсел за стол.
- Как Глеб? – Поинтересовался он, не удостоив меня взглядом.
- Нормально, если ты об этом. Сейчас спит.
- Считаешь, что я не прав. – Полуутвердительно произнёс отец, по-прежнему созерцая экран.
- Правота - понятие очень расплывчатая и зависящая от нашей системы ценностей. В рамках гуманистической морали тебе безусловно стоило простить Глеба. Традиционная мораль, в свою очередь, вообще не ставит вопрос таким образом, потому что ты как глава семьи можешь делать всё, что тебе вздумается…
- Не играй словами, Максим. Считаешь, что я неправ, так и скажи.
Отец, ну почему ты иногда мыслишь так упрощенно?
- Ты не прав.
Какое-то время родитель молчал, что-то печатая.
- Хорошо, допустим, с Глебом я не прав. Но если бы шкаф разбил ты, я бы тебя выдрал, и намного сильнее. В этом случае, я бы тоже был неправ?
- Полагаю, если бы я был столь неосторожен, что стал бы тренироваться в твоей комнате и что-то разбил, то это безусловно заслуживало бы наказания.
- Тогда почему я неправ, наказав Глеба? Ему не три года, и он может нести ответственность наравне с тобой.
- Глеб не я. А я не Глеб.
Отец наконец-то оторвался от ноутбука и пристально посмотрел мне в глаза. Я привычно опустил взгляд.
- Интересно у тебя выходит, Максим. Кого ты считаешь человеком второго сорта – себя или его?
Что же, папа, если ты так хочешь, я могу говорить и на твоём языке.
- Ну при чём здесь сорта? Это для меня ты отец. А для Глеба ты просто малознакомый дядя Олег, которого он жутко боится. Когда приехал Глеб, ты даже не попытался наладить с ним контакт, как-то познакомиться с ним, узнать его поближе.
Отец уже открыл рот, чтобы сказать что-то резкое, но оборвался и сухо кинул мне:
- Продолжай.
- Я знаю, что ты хочешь сейчас сказать. Что ты работаешь на двух работах, и у тебя нет времени даже на себя и на свою родную семью, не то, что на чужого ребенка. Так?
- Форма никуда не годится, но суть ты передал. – Попался он в ловушку. Оставалось лишь захлопнуть её.
- Тогда зачем тебе вообще лезть в воспитание Глеба? Он разбил шкаф, так вычти эти деньги с его отца, делов-то? Ты в своём праве, никто тебя за такое не осудит. Возможно, Роман Николаевич решит за это оставить Глеба без подарков на новый год. Может, решит, что его сын не виноват, и просто компенсирует тебе затраты. В любом случае, это будет его решением, как родного отца, который и отвечает за воспитание Глеба.
Отец откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Понемногу его лицо смягчилось, а на лице появилась привычная дружелюбная гримаса.
- Ты прав, сынок. Мне действительно не стоило лезть в это дело. Да я бы и не стал, если бы Глеб не вылез со этим предложением… Добавь сюда то, что его мама воспитывала его ремнём; я решил, что для него это привычный метод.
- Видишь, пап, к чему привело твоё незнание? Мать никогда толком не била Глеба, он обычно просто убегал от неё. А ты посчитал, что его пороли, как ты меня.
Отец кивнул:
- Я только одного не могу понять, почему ты сразу не мог мне всё это изложить? Если не хотел говорить при Глебе, попросил бы меня переговорить со мной наедине.
- И ты бы решил, что я струсил и пытаюсь спастись от заслуженного ремня. – Усмехнулся я.
- Максим, я когда-то обвинял тебя в трусости? Помнишь, как ты весной попросил меня отложить твоё наказание из-за соревнований? И что, разве я стал говорить тебе, что ты трус? Напротив, я вовсе отменил его, чтобы ты спокойно мог выступить по своим ката. Ты смелый человек, Максим, этого у тебя не отнять. Я в этом убежден, можешь не переживать на мой счёт. Если у тебя есть возражения по поводу твоих наказаний, не молчи, а говори мне об этом. Как минимум, я тебя выслушаю.
- Хорошо, пап. – Согласно кивнул я.
- И ещё, Максим, начинай понемногу взрослеть. Самому-то не стыдно: ростом почти с меня вымахал, а получаешь как младшеклассник?
Странный вопрос. Бить меня ремнем – решение отца, за которое я никак не отвечаю сам. Моё решение и моя ответственность лишь в том, что я беспрекословно подчиняюсь ему. Может, отец намекает на то, что мне стоит дать ему отпор? Вряд ли. Тогда что я должен ему ответить?
- Стыдно, пап. – Наугад говорю я. – Но что поделать, как-то так оно всё выходит. Я постараюсь вести себя лучше.
- Тогда мир? – Улыбнулся мне отец. Я, хотя и не собирался с ним воевать, кивнул и улыбнулся в ответ, и он продолжил. - А мне, пожалуй, стоит завтра извиниться перед мальчиком и перед Ромой.
- Ты хочешь сказать об этом его отцу? Глеб был против. – Удивился я.
- Конечно. Я в любом случае должен это сделать. В таких вещах нельзя тихушничать, сам понимаешь…
- Но как он отреагирует на это? Он ведь может разозлиться…
- Как посчитает нужным, так и отреагирует. Это не обсуждается, Максим.
Я пожал плечами.
- Хорошо, пап. Я же не спорю.
- Ладно, сынок, иди спать, уже первый час ночи. А тебе завтра в школу.
- Это не всё, пап. Я тебе хотел сообщить ещё кое-что важное. Отец Глеба… Погибнет. Я делал расклад.
- Нашёл время сообщить об этом. – Скривился отец. – Я только-только на исповедь собрался съездить. Меня ж батюшка съест.
- Но это же не ты расклад делал, а я.
- Так это ещё хуже, ворчать будет, что я поощряю твои пагубные увлечения. Ладно, это мои проблемы, излагай давай.
- Я спросил о судьбе Романа Николаевича на войне. Ответом были три карты – “Двойка мечей”, “Дьявол” и “Страшный суд”.
- Так. У тебя же не Уэйт? Двойка мечей, в теории, тут может значить слепоту, если понимать её в смысле оракула. Хотя маловероятно, конечно. Возможно, это выбор между двумя вариантами, где один положительный, а другой отрицательный? “Суд” карта зловещая, но сама по себе необязательно негативная. Я бы уточнил, конечно.
- Ну, интуитивно мне тут было всё понятно. – Заметил я. – Потому и не стал уточнять. А “Суд” у меня всегда о чём-то плохом говорил, напомнить, на что он в прошлый раз выпадал?
- Можешь не напоминать. – Вздохнул отец. – За инвестиции обидно, конечно, ну да ладно. Эх, Глеб, бедный ребенок, конечно. В одиннадцать лет остаться круглым сиротой, вообще без какой-то родни… И вправду, надо будет навести к нему мосты. Может. – Криво улыбнулся отец. – Вместо пугающего дяди Олега стану просто дядей Олегом. Можешь рассказать мне о нём?
- Глеб… Свои для него всё. Полагаю, дело в потере близкого человека, из-за чего он очень сильно привязан к тем, кого считает своим ближним кругом. Сможешь в него войти, и станешь безусловным авторитетом.
- Я понял. Кстати, я надеюсь, ты не говорил Глебу о раскладе?
- И в мыслях не было. Ладно, я и вправду уже спать хочу, пойду, если ты не против.
Разговор с отцом оставил тягостное впечатление. Вернувшись к себе, я подошёл к окну и посмотрел на спящий город.
Почему ты не можешь быть честен со мной отец? Не потому ли, что ты нечестен с собой?
Нормально лгать чужим. Плохо лгать своим. Абсолютно недопустимо лгать себе.
А ты врёшь себе, отец.
Я посмотрел на спящего Глеба. Он, по своей привычке, уже скомкал одеяло и отпинал его куда-то вбок. Я подавил возникшее желание укрыть его. Пускай, спит так, как привык.
Люблю ли я этого мальчика, ставшего мне братом? Я не знаю. Да и что такое любовь?
Отец говорил мне, что любовь, это когда тебе будет больно, если этот человек погибнет. Будет ли мне больно, если Глеб умрёт? Я в деталях представил себе его смерть и кивнул: да, будет. Значит ли это, что я люблю Глеба?
Зайдём с другого конца. Если Глеб просто уедет к отцу, похоронив все мои планы на него, я почувствую боль? Да. Пожалуй, это будет ещё хуже.
Значит, всё в порядке. Глеб для меня лишь инструмент. Подобная любовь стала бы огромной слабостью.
Мысли обратно скользнули к отцу. Почему он лжёт себе?
Для людей важно выглядеть хорошими в собственных глазах. Отец не может признаться себе, что ему просто нравится бить меня и Глеба. Он вынужден придумывать себе бесконечные оправдания.
Это твоя слабость, отец. Недопустимая слабость.
Если ты не искоренишь её сам, возможно, что в будущем мне придётся помочь тебе. Это станет для тебя весьма болезненным уроком. “Боль - лучший учитель”, - так ты говорил, отец?
Я представил себе, как ломаю ему руку, спокойным голосом объясняя нашу общую природу, и не смог сдержать улыбку. Да, чёрт возьми, я хочу этого.
Нет. Нельзя увлекаться такими мыслями. Отец гораздо сильнее меня, и он помогает мне стать таким же сильным. Пока сохраняется этот статус-кво, я не стану ничего менять. Кроме того, возможно, что отец сможет преодолеть этот недостаток и сам.
Я не знаю, каким будет наше будущее. Слишком неясна сейчас обстановка в мире.
Может быть, всё наладится, и мы втроём станем развивать отцовский бизнес. Может, страну захлестнёт преступность, и мы организуем свою банду. Или напротив, пойдём поддерживать правопорядок в одном из осколков разваливающегося на части государства.
Но я точно уверен в одном: как бы не сложились обстоятельства, три сверхчеловека смогут занять своё законное место под солнцем.
Конец 