Применение телесных наказаний в воспитании подростков - насилие или неприятная необходимость?

Вокруг все так спокойно, тихо... будто не только природа замерла за окном, но и само мироздание сбросило с себя внешнюю оболочку и растворилось... В моих мыслях, в моих чувствах, в моей Вселенной... Но это внешний обман, потому что в моей душе громыхает ликование, гимн, полет!
Да, пусть он оглушит своей оркестровкой мой мир!
Я нажимаю на кнопку маленького музыкального центра, и наружу вырываются волшебные пассажи струнных и призывный набат духовых, и сквозь эту музыкальную вакханалию, словно торжествуя свое освобождение, солирует бас-кларнет.
А он пока нет... Он закован в путы... Но он не запутался, нет... Мой мальчик. Я помню о нем, я думаю о нем, я предвкушаю встречу с ним. Вот - вот... Еще совсем немного, Малыш, и я спущусь к тебе... Пока просто думай обо мне. Ты ж думаешь обо мне? Конечно, да. И я о тебе. И я вижу тебя. В одном из окошек монитора, что настроено на обзор места твоего заточения.
Тебе не очень комфортно, но тепло. Я позаботился об этом, настроил обогрев на твои любимые двадцать пять градусов. Ты ж у меня мерзлявчик.
Мясо, оно пусть маринуется, оно подождет. Десерт из взбитых сливок с любимыми тобой ягодами застывает в холодильнике. Это будет наш с тобой ужин, а пока... Пока ты ждешь меня, мой пленник.
Я улыбаюсь сам себе. Хотя нет. Ему, ей...Жена меня понимает с полуслова. Нет, она не в курсе подробностей моих пристрастей и забав, но она жена от Бога, и без лишних вопросов еще вчера собрала наших сорванцов и уехала на дачу к своей маме. Она знает, что мне нужно отдохнуть, расслабиться.
Я не злоупотребляю ее покладистостью и доверием, и редкие наши встречи с Мальчиком носят потому еще большую ценность, чем если б я был бабником и не брезговал бы встречами с доступными девками.
Они порочны и грязны. А там... Ступенька за ступенькой, и вот со второго этажа своего дома я спускаюсь на цокольный. Маленький спортзал, справа гараж, слева хозблок. И вот, в самом конце темного холла...
Я открываю дверь. Солнечный свет... Нет, это не свет, что вспыхнул от нажатия пальца на выключатель.
Солнце - это его улыбка. Как всегда немного виноватая, застенчивая и светлая. Конечно, ведь его мир сегодня - это я. Его Господин, его повелитель, его садист.
Я хочу быть его настоящим другом, но пока кроме небольшого покровительства и совместных развлечений, не могу дать ему большего. Что - то меня останавливает. Страх, сомнения...Потому что это очень привязывает. И обязывает. Хотя с каждой встречей он становится мне все нужнее и дороже, все ближе и родней.

***
Я часто вспоминаю тот день. Нашу первую встречу. Нашу судьбоносную встречу.
Лил дождь, и фары от встречных машин навязчиво били в глаза, мокрое шоссе казалось бесконечным, как и сам тот неприятный вечер. Неприятный во всех отношениях: погода, бессмысленно проведенное время у тещи, ненужная дискуссия с женой по поводу воспитания детей. Ненужная, потому что каждый конкретный случай нельзя предугадать и составить четкий рецепт действий.
И вечер тот был неприятным лишь до того момента, когда шины моей лошадки зашуршали по асфальту от резкого торможения.
Я чертыхнулся, выключил зажигание... Его испуганные глаза встретились с моими, не менее испуганными. Но разница была в их оттенке...Да, различные оттенки серого я разглядел уже потом - его прозрачно-светлый и мой наполнено-темный, но все ж тоже серый... Но и выражение глаз, помимо испуга отражало у него чувство вины, а у меня раздражение и злобу.
Зачем он перебегал дорогу прямо перед машиной? Впрочем, правдивого ответа на этот вопрос я так и не услышал. До сих пор.
Пацан лет пятнадцати не пытался убежать, да и бежать там было некуда - позади остановки чернел лысеющий ноябрьский лес, через дорогу...Оттуда он и несся, значит навряд ли планировал возвращаться в дебри этого богом забытого поселка, мимо которого мне посчастливилось проезжать. Посчастливилось - потому что на привычном мне пути произошло ДТП, стоять в пробке не хотелось, хотя этот крюк по времени, возможно, и превысил ожидание на шоссе, но одно дело стоять, а другое - ехать. А, может, все случилось не просто так. Потому что я всегда верил, что мечты сбываются.
- Тебе что, жить надоело?! - крикнул я пацану, опустив автомобильное окно.- Придурок, блядь, малолетний!! Ну чего вылупился, урод?! Тебя спрашиваю!
О чем я спрашивал? О том, надоело ли ему жить? И что хотел услышать?
Парнишка странно закопошился у скамейки, спрятанной в глубине бетонной выкрашенной всеми цветами радуги остановки, раздумывая сесть ли или постоять, скинул капюшон, сделал шаг ко мне. Тут же передумал и вернулся обратно.
- Ну, ты чего? На голову больной, что ли? Чего несся под колеса, тебя спрашиваю? - чуть смягчил я тон.- А ну поди сюда. Ну подойди ты, не бойся.
- А я и не боюсь, - наконец прозвучал его голос, и в нем я услышал толику насмешки, смешанную с неуверенным дрожанием его голоса.
Он непринужденной походкой подошел ко мне и чуть наклонился, так что наши лица оказались почти на одном уровне. ...И даже сквозь тускло светивший свет от фонаря трудно было не заметить его чарующую бледность.

И сколько раз твердили миру! Да, Кирилл знал, что нельзя подходить к незнакомым машинам, когда подзывают, нельзя вообще заговаривать с незнакомцами. Все знал, но... нет, не забыл. Но лицо молодого мужчины чем-то притягивало. Своей непохожестью. Непохожестью на соседских вечно пьяных братьев-близнецов, недавно вернувшихся из армии, на отчима, что отбывал срок и с которым мать заочно развелась, на водителей автобусов, которые иногда и бесплатно подвозили Кирилла в райцентр.
И куда бежать? Домой? На станцию? В город?
Он и сам не понимал, куда несли его ноги в промокших сильно поношенных кроссовках, но знал, что надо бежать, бежать... Пока тяжелая рука сожителя матери, как в прошлый раз, не сжала его тонкую шею, а сам он зловеще не прохрипел над самым ухом, обдавая удушливым перегаром :"Убью, щенок!"
Пальцы потянулись к ручке дверцы машины. Не приглашали? Нет...А зачем подозвал? Ответить? Это можно...
- Потому что...Думал успеть. На автобус. Мне в райцентр надо, в аптеку. Наша закрыта. А ему... приспичило. Красную шапочку подавай...
Кирилл увидел в глазах незнакомца удивление и насмешку. Наверняка, и не знает, о чем речь. Еще бы...Такие настоящих "красных шапочек" возят, а не спиртовую настойку с красной крышечкой.

Я заметил замешательство парнишки. Красная шапочка. Да, слышал что-то по телевизору. Статистику. Сколько народу потравилось. А не для себя ль этот шкет решил приобрести? Его рука так и застыла на дверце машины.
- Садись...Красная Шапочка, - я усмехнулся и убрал с переднего сиденья пакет с детскими джинсами. Маловаты оказались. Надо будет поменять.
- Не боишься попасть в лапы к Серому волку? - спросил я и завел машину. - И что ж мне делать с тобой? Да, а где ты увидел автобус, на который так боялся опоздать?
Он улыбается. Хорошо так. Не открыто, но искренне.
До райцентра...это не вопрос. Но обратно как? Поздно будет. И зачем?
Я слушал его откровения про жизнь с пьющей матерью. Банальная такая история. Таких на Россию сотни тысяч. Ничем не выделялась она из прочих. Но как он это рассказывал! Не жаловался и не осуждал, не сетовал и не думал, что может быть иначе. То ли зрелый не по годам, то ли еще наивный и глупый. Вот пойми такого.
Такого нахохлившегося, взъерошенного, что прятал руки в карманах короткой куртешки.
Я не стал его спрашивать. Не стал предупреждать. Я просто свернул с верной дороги. С его дороги. Все равно она не привела б его в прекрасное далеко...
Ух, а очко-то дрогнуло у пацана! Оскал удовольствия засветился на моем лице. Кирилл это заметил. Замешкал, засуетился, когда машину утянуло в гущу леса, и размашистые лапы сосен и елей, словно суровые стражи, приветствовали нового гостя.
- Тут будет дорога скоро. Нормальная. К лету обещали. А пока так, - сказал я и притормозил.- Есть два варианта. Или ты двигаешь на своих двоих домой и делай это как хочешь. Или перепрыгивай на заднее сиденье и затаись там. Ляг. Потому что впереди будут камеры. Не надо светиться.

Кирилла бросило в холодный пот. Но он молчал. Молчал и когда заметил, что райцентр оказался далеко от развилки, когда машина свернула к лесу. Это...конец? Но надежда остаться в живых теплилась, ведь незнакомец предложил ему выбор. Можно бежать. Бежать как сегодня, еще три четверти часа назад. Быстро, без оглядки, не разбирая дороги.
- Мы...к Вам? - робко все ж поинтересовался он.
И, не дождавшись ответа, вышел из машины и пересел назад.

Его глаза, его рот...да, рот буквально приоткрылся. Или даже открылся. Как и пишут в романах:" Он раскрыл рот от изумления." Конечно, такую обстановку этот пацан видел лишь в новых сериалах. Если видел.
Он несмело ступил в холл, поджимая под себя то одну пятку, то другую...
Голодный. Замерзший. Напуганный.
Нет, не отказался ни от предложенного ужина, ни от горячей ванны с пеной, ни от тут же испорченной мною моей пижамы. Пришлось укоротить штанины и рукава. Легким движением руки с помощью ножниц.
И что теперь? Кино? Домино? Шахматы? Ах, он в них не играет...Включить какие-нибудь стрелялки? Нет...Тогда чем буду занят я? Поразмяться на тренажерах? Поразмяться...

Кирилл дернулся от неожиданного прикосновения мужчины. Рука на плече. Ну подумаешь, рука. Но она пыталась приобнять мальчишку, даже притянуть к себе, а сам хозяин дома почти вплотную придвинулся к нему.
- Вы...Вы хотите меня...это... - начал было Кирилл, но спазм в горле не давал продолжить. - Это...нет...

Боже, какое у него лицо! У него удивительное лицо! А голос...
-Угу, - я покачал головой...- А ты о чем думал? На что рассчитывал, когда садился ко мне в машину? Когда в лесу не дал деру, а покорно пересел назад. Чего хотел? Думал, что у меня тут аптека? Ну... в какой -то степени и так. Лечу. Так что, скорее больница. Нет, нет, ну что ты...Сказал же - лечу. А не калечу.
Ну, дурачок! Точно про органы подумал! Сейчас это острая тема.
-Ты приезжаешь в дом к незнакомому мужчине, раздеваешься, принимаешь ванну, облачаешься в его одежду, -продолжил я. - Так, милый друг? И думал, что я тебя усыновить собираюсь? Что разжалобил историей про злого дяденьку? Так ты злых не видел, малыш!
Я его дразню. Впрочем, что я задумал, ему тоже очень не понравится. Но это будет правильно. Это будет поучительно. И, наверное, хороший все ж метод. И что жена все жужжит, что так нельзя, что это непедагогично? Но я пока и не собирался. И не пробовал. Мои котятки еще малы для подобного наказания, хотя старший то и дело провоцирует, напрашивается. Но пока обходимся замечаниями и беседами. Да, беседа это нужно и хорошо. Перед более действенным внушением.

- Я уйду! Я сейчас же уйду! - закричал Кирилл и хотел вскочить с дивана, но крепкая рука мужчины его остановила. - Ну, пожалуйста... Ну пустите.
Подросток еле сдерживал слезы, его лицо стало жалким и глупым, а уж что творилось в душе...
Я представлял себе, что! И это меня еще больше раззадоривало. Бедный, попался в сети!
- Ну куда ты уйдешь? Не найдешь дороги, заблудишься, простудишься, и волки может рядом. А ты, Красная Шапочка, очень непредусмотрительная, - продолжал я издеваться. - Ты зачем ко мне в машину сел? Как тебя зовут-то?
-Я думал... Меня Кирилл зовут. Но я просто думал...
-Эх, дети, дети. Ни о чем ты не думал! Ни просто, ни запросто! Жопа захотела, вот и села! Ноги ее держать устали! Вот пусть и отыгрывается теперь!
Господи, ну только не в обморок! Возись потом...Вот уж, действительно, аптекарем придется стать.
- Да ты... не умирай раньше времени от страха-то!
Пришлось улыбнуться. Хотя хотелось рассмеяться.

Домой, бежать! Пусть так, голышом! Пусть волки, медведи!..
Кирилл слышал много неприглядных историй, но почему-то думал, что его подобная участь не постигнет. Это с ними, но не со мной. Это в фильмах, но не в реальности. Это далеко... Да, далеко...От дома, от мамы, от вечно пьяного дяди Пети! Хотелось выть! Хотелось броситься в окно со второго этажа этого страшного чужого частного дома, переломать себе ноги, но...Но тогда точно не убежишь.

Отчаяние. Сколько его в нем! Но...не стоит отчаиваться. И хватит мучить. Из двух зол... Выберет ли? Обрадуется ли? Согласится?
- Кирилл, послушай, - вздыхаю я. - Ну о чем ты таком подумал? Зря подумал. Но испугался не напрасно. Ведь страшно же? А могло быть все намного хуже. И ты сам виноват. Так что... придется тебя проучить.
- Как? Проучить... - его голос полон надежды, и даже взгляд просветлел, будто увидел свет в конце тоннеля.
- Я тебя выпорю. Просто выпорю. Ремнем. Считай, что это наказание за твою беспечность и доверчивость. Да ты не бледней так...

Он серьезно? Выпорет? Это слово принесло облегчение, но в тоже время ввело в кратковременный шок. Выпороть. Его! Да с какой стати? И...это ж, это ужасно, это...
Больно, унизительно, страшно и стыдно.
Кирилл не мог выбрать главное из этих слов.
Он знал, что такое побои, хаотичные, злые, когда беспорядочно и без разбору удары кулаков сыпались на его хрупкое тело, а щеки горели от хлестких пощечин, выданных нетрезвой матерью в пылу безумия.
Но так... Чтоб в спокойной обстановке, с предупреждением, с объяснениями?
- А если я откажусь? Я ...не хочу. Не согласен! - стал протестовать подросток.
А вот это можно было предугадать. Ну кто б так покорно и сразу согласился бы? От страха? Как условие во избежании более страшной участи? Или... по слабохарактерности?
- Малыш... я б удивился, если б ты захотел. Конечно, ты не хочешь... Пока...пока не хочешь, - устало выдохнул я. - А про твое " а если"... Тут могут быть варианты. Твоя одежда уже в стирке, и ты моментально покинешь мой дом прямо так. Самостоятельно.
Я киваю головой на свою потерянную для личного употребления пижаму.
- Или я тебя на ночь запру в подвал. В качестве наказания уже за непокорность. Или...
Не, я не стану продолжать. Тем более, что отправлять мальчишку в таком виде поздним вечером в лесную глушь, я не собирался.
Что я, дурак, что ли, привлечь внимание охранников поселка к эдакому субъекту, вышедшему из моих ворот?
И запирать в подвале тоже.
Но он-то этого не знает. И потому его губы стали подрагивать, нос втягивал воздух с таким усердием, будто хотел надышаться... перед смертью. Да, так и говорят, что перед смертью не надышишься.
- Кир...это всего лишь порка. В кино видел? Ничего такого. Больно. Но пройдет. И безопасно...
- А потом?
Его голос шуршит, как осенняя листва, что расстелилась после вчерашнего сильного ветра по всему моему участку.
Надо распорядиться завтра, чтоб прибрали. Хотя...красиво. Но непорядок!
- Суп с котом, - усмехнулся я. - А потом ты спокойно ляжешь спать в гостевой спальне. И... можешь смотреть телевизор, можешь совершить налет на холодильник...Ты мой гость. И будешь после очень дорогим гостем. А урок запомнишь.

И что делать, и что выбрать, и как выйти из ситуации?
Кирилла тяготило смятение. Смятение всех чувств : страх, недоверие,сомнение... Любопытство...соблазн.
- Ну? Что решил? - я пытаюсь помочь мальчишке. - Согласен?
- Я... я согласен...Только как? - наконец-то рожает он.
- Да все очень просто. Я тебе подскажу, помогу!
Я беру Кирку за плечо, направляю в соседнюю комнату. Там, как и положено для спален, стоит широкая кровать.
- Вот тут...Нравится интерьер? Пульт от телека, если потом захочешь, - я указываю на комод под плоским навесным экраном. - А пока...разоблачайся.
Ну, конечно, он не понял. Что-то мявкнул, наверное подумав, что я его вынуждаю в чем-то признаться. Нет... все признания потом...
Я складываю покрывало, кладу его на кресло.
- Снимай штаны и ложись. На, живот, естественно.
Вот же! А инструмент?! Я ж уже переоделся в домашний трикотажный костюм!
- Жди, я сейчас, минутку. И будь готов...
Какой, какой же? Я перебираю перекинутые через планку на дверце шкафа в своей спальне ремни. Этот...слишком жесткий. Этот...хлипковат. А вот и то, что нужно!
Черный, с неброскими выбитыми узорами, гибкий, из мягкой кожи высшего качества. То, что надо!
И как он изящно, сложенный вдвое, повис вдоль моего бедра.
Что он там? Что я сейчас увижу?
Сердце стучит, наверняка, не меньше, чем у...как его? А, Кирилл. Чем у Кирилла. Мне страшно. Я волнуюсь. Наверное и боюсь не менее , чем он.
А он... Я замер на пороге комнаты. Вытянутые в струну стройные ноги, которые росли... Да, откуда ноги растут? Говорят, что из детства... Или все мы родом из детства? Ну, ладно, не суть.
Все пороки оттуда, страсти и странности. Но это фигурально. А физиологически? Крепкие его ягодицы сразу сжались, как он услышал мое появление. Слегка повернул голову, тут же спрятал ее меж сложенных над головой рук.
- Расслабься...приготовься...Сейчас начнем, - сказал я ему. И себе одновременно.
Первый взмах руки, и я подобно дирижеру дал ауфтакт нашему концерту. Ибо он будет. Я постараюсь, чтоб зазвучал, чтоб его соло ярко выделялось на фоне моего аккомпанемента, под оркестровку струнных, духовых и ударных...Ибо нервы натянуты, как струны, дух...сейчас его необходимо собрать и объединить. Мой и его. А ударные...они будут сыпаться на это юное тело, выбивая крик и украшая его различного рода мелизмами и элементами колоратуры.
Он пискнул и дернулся. И я одернул руку, как первый удар оставил розовый след на его попе.
Еще замах, еще вдох. Второй, третий...
Кирилл крепился, только ерзал и поджимал одну пятку под другую. Ну вот и начали.
Уже с большей амплитудой я стал хлестать по его раскрасневшейся коже.
- Аййй! Ууу....- завыл он. - Бооольно...
- Правда? - усмехнулся я. - Ну и хорошо, а то я уж усомнился в своих способностях.
Это меня еще больше вдохновило. Его эмоции.
Петля ремня хлестко отплясывала по вихляющим из стороны в сторону ягодицам, стараясь не оставить без внимания ни кусочка выбранной мишени.
- Ааааа!! Не нааадо! Неее! Пожааастааа! - парень разорался на на шутку, попытался перевернуться на бок, демонстрируя свое до умиления страдальческое личико.
- Ну, что ж ты, - я наклоняюсь к нему, мягко переворачивая на живот. - Только, считай, начали. Терпи!
Подмигнув Кириллу, я еще сильнее замахнулся. А вот это удар! И еще удар!
Бардовые полосы пересекли друг друга, отображая на его попе некий знак. Икс, что ли? Ну и что нам-то неизвестно? Что неизвестно, то попробуем разгадать.
Пацан перешел на бессвязный крик, попробовал прикрыть руками попу. Причем обеими, отчего его лицо утонуло в пухе подушки.
-Эй, эй!! Так нельзя! Ну-ка, назад! - крикнул я и хлопнул ладонью по его рукам. - И подушку уберем, задохнешься еще!
Подушка мягко приземлилась поверх покрывала на кресле, руки приняли исходное положение.
- Кирилл, еще раз попробуешь прикрыться, садану ремнем по рукам? Понял? Соберись! - предупредил я.
- Угуууу...Но только, пожался...- мальчишка захлюпал носом, произнеся что-то невнятное.
- Да, конечно, пожалуйста, - шутливо подбодрил его я. - Продолжим!
Я перешел на другую сторону кровати. Так, для более четкой симметрии. И его мордашка обиженно засопела и тут же отвернулась в другую сторону. Ну и хорошо, не надо подсматривать.
Стежок, еще один, еще! И казалось, что я ощущаю жар от его тела, еще б потрогать, прикоснуться...
И пришлось, правда к его спине.
-А ну лежать! Я тебе что сказал! Еще не все! А будешь переворачиваться, получишь больше! - гаркнул я над самым его ухом, снова приводя мальчишку в исходное положение.
На тот момент он разревелся конкретно. Впрочем, я того и хотел. Но это меня не остановит. Напротив... Еще мало.
Я сбрасываю с одной ноги тапок, мягко ставлю ее на его спину. Хорошо, что кровать невысокая, и мне вполне удобно. Не сильно нажимаю, но все ж фиксация.
- Будешь знать, как к чужим дядькам в машины садиться!! - поучаю я и продолжаю пороть.
И сейчас мной овладевает настоящий, непридуманный гнев! Ведь подобное могло б...может потом...случиться и с кем-то из моих родных мальчиков. Не, я конечно, не допущу, чтоб они бежали из дома и шастали по остановкам, но... Этого никто не сумел остановить и защитить. Значит, только я.
- Я не бууууду! Ууууййй!! Бооольше...Хва...хватит... - слышится сквозь рыдания его робкое прошение.
- А я буду!! Чтоб запомнил! - отвечаю я, хотя слова уже не имеют ни смысла, ни значения.
Нет, только движения, его голос, его плач, его цвет...
Он местами уже приобрел багряный оттенок, и, кажется, надави сильно пальцем на ту или иную часть, и, как из переспелого фрукта, тут же выйдет мякоть...
Еще несколько пируэтов ремня, еще несколько его выкриков...И все затихает. Я устал. И он тоже.
Рука с ремнем опускается вдоль бедра, я прислушиваюсь к всхлипываниям мальчишки, смешанным с протяжным скулежом. Любуюсь им. Да, теперь точно хватит. Ремень падает на пол, задевая мою ногу пряжкой. Немного больно. Чуть-чуть. Не как Кириллу, конечно.
Его плечи вздрагивают, одна рука несмело опускается вниз.
-Ну, потрогай, погладь, теперь можно, - мягко разрешаю я ему и достаю из шкафа первое попавшееся небольшое полотенце. - И утрись, высморкайся...Уже все, закончили...
Сам присаживаюсь на край кровати. На самый край. Почти на самый...

***
- Ну как ты тут? - спрашиваю я, приседая на корточки перед ним, приподнимаю пальцами его подбородок. - Заскучал?
- Я жду Вас, мой Господин, - робко отвечает он, но глаза - то его улыбаются. - Да, я всегда по Вам скучаю...
На самом деле он не боится меня. Потому что это наша с ним игра. Это наш с ним сценарий.
Сегодня он просто узник. Пока узник. А после мы с ним будет носиться по дому, словно дети, с этажа на этаж, прятаться друг от друга за креслами, под массивным дубовым столом, в душевой за моим махровым халатом. Я всегда стараюсь ему угодить. Я даже приобрел две черные накидки, что скрепляются на груди, бутафорские копья и щиты! Потому что мы иногда играем в валькирий! Правда, сражаемся мы лишь друг с другом и всегда под музыку Вагнера, и победитель, сидя на своей поверженной "сестрице" восклицает : "Хой-о-то-хо!"
Конечно, я часто поддаюсь. Почти всегда. Сам падаю, как только его копье касается моей груди. Но эта наша игра, наша сказка, наша борьба!
Вот и сейчас... Он просил, чтоб веревки не слишком сильно затягивали его кисти. Сильно и не надо, и так не вырвется.
Но зато я под его коленки подложил рефленную дощечку. Нет, не горох, и не гречу. Но эти рефлености тоже доставляют ему дискомфорт. А кисти, черт... Ну почему они такие тонкие? Совсем как детские. А ведь он уже не ребенок. Почти взрослый, совсем недавно вступивший, согласно возрасту, во все гражданские и юридические права и обязанности. Но юный, все еще очень юный, и для меня он просто Мальчик.
Руки его вытянуты, как две тонкие струны, что вот - вот лопнут, стоит мне дернуть за одну из веревок, коими они прикованы к противоположным стенам.
Я очень предусмотрителен. Он не останется в беде, если со мной что - то вдруг случится.
Сергей, мой давний охранник, который выполняет и роль водителя, знает...
Нет, без подробностей, но знает, что у меня гость. И это гость мне очень дорог. И если я окажусь в беспамятстве или поверженным злым Аидом, в первую очередь нужно найти его, моего Мальчика. Найти и высвободить.
- Ты хочешь пить, Малыш? - спрашиваю я его и пододвигаю специально приготовленную миску с водой.
До этого я его не поил, а лишь кормил острыми и солеными домашними заготовками, что традиционно повышают аппетит и вызывают жажду.
- Да, мой Господин, - несмело отвечает он и пытается наклониться к миске.
Куда там?! Руки, растянутые по сторонам, не дают корпусу сделать движение вперед более, чем на сантиметров десять.
Он куксится, чуть ли не хнычет, но он пока узник. Да и терпение... Это очень важное качество для настоящего мужчины.
Он морщится, прикрывает глаза и все ж подается вперед, когда я, окунув кончики своих пальцев в миску, опрыскиваю его лицо. Да, сейчас это вода... Просто вода... Это, конечно, не утолит его жажды, но раззадорит меня.

Я поношу к его мордочке миску с водой. Он жадно лакает языком, как мне нравится. Он способный ученик. Он знает о том, что мне нравится. А если не угадывает или забывает, мне приходится его наказывать построже.
Но сегодня он умница. И строгости не будет. Только немного ударов скакалкой. Немного. Десять. Нет, двенадцать. Более красивое число. Скакалка инструмент жестокий, но она оставляет живописные петлеобразные следы на его коже. После они растекаются синяками, но я успеваю насладиться этой красотой.
Я приподнимаю его на ноги. Аккуратно, бережно, без рывков. Ну, конечно, следы на его острых коленочках. Такие смешные, как и он сам, мой Мальчик. Волнообразные.
И меня тоже охватили волнообразные вибрации, когда я подцепил пальцами его трусы и спустил ниже колен. Пусть так - болтаются на щиколотках. Не дадут слишком резво пританцовывать его ногам во время порки...
Я подношу миску к его загривку, покрытому редкими волосками. Воды еще предостаточно. После порки он получит сок из стеклянной бутылки, а вода... Она тонкими струйками стекает по его спине, достигая кобчика, подрагивающей поясницы. Щекотно, знаю. Оттого и дернулся и даже хихикнул. Пусть посмеется. Ведь вскоре будет хныкать.
Последняя, но обильная, порция воды достается его выпуклым ягодицам. Подмочить...
- Сейчас высушим, - шепчу я ему в самое ухо. - Скакалкой.
Он согласно кивает головой.

***
Время прощаться... Расставаться всегда тяжело. На улице пасмурно и моросит дождь. Тоскливо. И в душе тоже. Он обнимает меня, стараясь прижаться как можно сильнее. Мои руки поглаживают его спину.
Я хочу сказать нечто важное. Но не стану. Потому что его юное сердечко может разорваться от счастья...
Нет, лукавлю. Юные не разрываются. А за свое я не уверен.
- Все хорошо, Малыш... все хорошо, - шепчу я ему, и ощущаю сквозь футболку просочившуюся сырость. - Ну что ты... милый мой?.. Ну не надо...Скоро снова увидимся.
Они с Серегой уедут из гаража. Мальчик ляжет на сиденье, пока будут проезжать два охранных пункта. Не надо, чтоб его видели. А потом станет с любопытством смотреть в окно. Хотя пейзаж не меняется.
Как не меняемся и мы сами. Даже если этого хотим. Лишь время года вносит свои краски в каждый сезон, но деревья остаются деревьями, а облака все так же плывут, подобно белым корабликам, как в детстве.
Я в одиночестве брожу по дому. Не нужно оставлять следов. И бардак тоже ни к чему. Завтра...нет, после завтра придет уборщица. Но разбросанные на полу и где попало личные вещи? Это непорядок. Это неприлично даже перед уборщицей. Ни свои, ни детские, что в ходе скоропалительных сборов остались разбросанными в маленьком холле второго этажа между детских комнат.
Или мне сейчас просто необходимо отвлечь себя хоть чем - то. Не получается. Это сложно.
Игрушки, тапки... вот же снова старший босиком вниз спускался... Маленький велосипедик. Сто раз говорил, чтоб наверху на кататься! Ведь и с лестницы ненароком слететь можно! Моя футболка... в которую переодевался Кирилл...

Умыться. Я иду в ванную комнату. Я смотрюсь на себя в зеркало. А меня никто не утешит, как я своего Мальчика.
Внезапный вопль сдавленно вырывается из груди, и мои плечи сотрясаются в рыданиях. Сначала они беззвучны, но вот я валюсь на пол между ванной и душевой кабиной, и протяжный вой оглушает это замкнутое пространство.
Я рыдаю о Мальчике, что так привязан ко мне, о жене, что беззаветно любит меня, о себе, потому что повержен своими страстями и порочностью, о несовершенстве и жестокости этого мира, в котором уже сегодня, и завтра, и послезавтра тысячи таких Мальчиков, в отличии от моего, никогда не вернутся домой.