|
| |
Сообщение: 268
Зарегистрирован: 21.06.07
Откуда: Украина
Рейтинг:
0
|
|
Отправлено: 05.05.08 14:10. Заголовок: Ф.Сологуб. Мелкий бес
Ф.Сологуб. Мелкий бес 1) В таких разговoрах приехали в деревню. Дом, где жил арендатор, Мартин и Владин отец, был низенький и широкий, с высокою серою кровлею и прорезными ставнями у окон. Он был не новый, но прочный и, прячась за рядом березок, казался уютным и милым, - по крайней мере, таким казался он Владе и Марте. А Передонову не нравились березки перед домом, он бы их вырубил или поломал. Навстречу приехавшим выбежали с радостными криками трое босоногих детей, лет восьми - десяти: девочка и два мальчика, синеглазые и с веснусчатыми лицами. На пороге дома гостей встретил и сам хозяин, плечистый, сильный и большой поляк с длинными полуседыми усами и угловатым лицом. Это лицо напоминало собою одну из тех сводных светописей, где сразу отпечатаны на одной пластинке несколько сходных лиц. В таких снимках утрачиваются все особые черты каждого человека и остается лишь то общее, что повторяется во всех или во многих лицах. Так и в лице Нартановича, казалось, не было никаких особых примет, а было лишь то, что есть в каждом польском лице. За это кто-то из городских шутников прозвал Нартановича: сорок четыре пана. Сообразно с этим Нартанович так и держал себя: был любезен, даже слишком любезен в обращении, никогда притом не утрачивал шляхетского своего гонора и говорил лишь самое необходимое, как бы из боязни в лишних разговорах обнаружить что-нибудь лишь ему одному принадлежащее. Очевидно он рад был гостю и приветствовал его с деревенскою преувеличенностью. Когда он говорил, звуки его голоса вдруг возникали,- громкие, как бы назначенные спорить с шумом ветра, - заглушали все, что только что звучало, и вдруг обрывались и падали. И после того голоса у всех других людей казались слабыми, жалкими. В одной из горниц, темноватых и низковатых, где хозяин легко доставал потолок рукою, быстро накрыли на стол. Юркая баба собрала водок и закусок. - Прошу, - сказал хозяин, делая неправильные ударения по непривычке к разговору, - чем бог послал. Передонов торопливо выпил водки, закусил и принялся жаловаться на Владю. Нартанович свирепо смотрел на сына и угощал Передонова немногословно, но настоятельно. Однако Передонов решительно отказался есть еще что-нибудь. - Нет, - сказал он, - я к вам по делу, вы меня сперва послушайте. - А, по делу, - закричал хозяин, - то есть резон. Передонов принялся чернить Владю со всех сторон. Отец все более свирепел. - О, лайдак!- восклицал он медленно и с внушительными ударениями, - выкропить тебе надо. Вот я тебе задам такие холсты. Вот ты получишь сто горячих. Владя заплакал. - Я ему обещал, - сказал Передонов, - что нарочно приеду к вам, чтоб вы его при мне наказали. - За то вас благодарю, - сказал Нартанович, - я осмагаю розгами, ленюха этакого, вот-то будет помнить, лайдак! Свирепо глядя на Владю, Нартанович поднялся,- и казалось Владе, что он - громадный и вытеснил весь воздух из горницы. Он схватил Владю за плечо и потащил его в кухню. Дети прижались к Марте и в ужасе смотрели на рыдающего Владю. Передонов пошел за Нартановичем. - Что ж вы стоите, - сказал он Марте, - идите и вы, посмотрите да помогите, - свои дети будут. Марта вспыхнула и, обнимая руками всех троих ребятишек, проворно побежала с ними из дому, подальше, чтобы не слышать того, что будет на кухне Когда Передонов вошел в кухню, Владя раздевался. Отец стоял перед ним и медленно говорил грозные слова: - Ложись на скамейку, - сказал он, когда Владя разделся совсем. Владя послушался. Слезы струились из его глаз, но он старался сдержаться. Отец не любил коика мольбы, - хуже будет, если кричать. Передонов смотрел на Владю, на его отца, осматривал кухню и, не видя нигде розок, начал беспокоиться. Неужели это делает Нартанович только для виду: попугает сына да и отпустит его ненаказанным. Недаром Владя странно ведет себя, совсем не так, как ожидал Передонов: не мечется, не рыдает, не кланяется отцу в ноги (ведь все поляки низкопоклонные), не молит о прощении, не бросается с своими мольбами к Передонову. Для того ли приехал сюда Передонов, чтобы посмотреть только на приготовления к наказанию? Меж тем Нартанович, не торопясь, привязал сына к скамейке, - руки затянул над головой ремнем, ноги в щиколотках обвел каждую отдельно веревкой и притянул их к скамейке порознь, раздвинув их, одну к одному краю скамьи, другую - к другому, и еще веревкой привязал его по пояснице. Теперь Владя не мог уже пошевелиться и лежал, дрожа от ужаса, уверенный, что отец засечет его до полусмерти, так как прежде, за малые вины, наказывал не привязывая. Покончив с этим делом, Нартанович сказал: - Ну, теперь розог наломать, да и стегать лайдака, если то не будет противно пану видеть, как твою шкуру стегают. Нартанович искоса взглянул на угрюмого Передонова, усмехнулся, поводя своими длинными усами, и подошел к окну. Под окном росла береза. - И ходить не треба, - сказал Нартанович, ломая прутья. Владя закрыл глаза. Ему казалось, что он сейчас потеряет сознание. - Слухай, ленюх, - крикнул отец над его головою страшным голосом, - для первого раза на году дам тебе двадцать, а за тем разом больше ж получишь. Владя почувствовал облегчение: это - наименьшее количество, которое признавал отец, и такое-то наказание Владе было не в диковинку. Отец принялся стегать его длинными и крепкими прутьями. Владя стиснул зубы и не кричал. Кровь проступала мелкими, как роса, каплями. - Вот-то хорошо, - сказал отец, окончив наказание,-твердый хлопец! И он принялся развязывать сына. Передонову казалось, что Владе не очень больно. - Для этого-то не стоило и привязывать, - сказал он сердито, - это с него, как с гуся вода. Нартанович посмотрел на Передонова своими спокойными синими глазами и сказал: - В другой раз милости просим, - то лепше ему будет. А сегодня же достаточно. Владя надел рубашку и, плача, поцеловал у отца руку. - Целуй розгу, смаганец, - крикнул отец, - и одевайся. Владя оделся и побежал босиком в сад, - выплакаться на воле. Нартанович повел Передонова по дому и по службам показывать хозяйство. Передонову это нисколько не было занятно. Хотя он часто думал, что вот накопит денег и купит себе именье, но теперь, глядя на все, что ему показывали, он видел только грубые и неопрятные предметы, не чувствовал их жизни и не понимал их связи и значения в хозяйстве. Через полчаса сели ужинать. Позвали и Владю. Передонов придумывал шутки над Владей. Выходило грубо и глупо. Владя краснел, чуть не плакал, но другие не смеялись, - и это огорчало Передонова. И ему было досадно, зачем давеча Владя не кричал. Больно же ведь ему было, - недаром кровца брызгала, - а молчал, стервеныш. Заядлый полячишка! - думал Передонов. И уж он начал думать, что не стоило и приезжать. Рано утром Передонов поднялся и сказал, что сейчас уезжает. Напрасно уговаривали его погостить весь день, - он решительно отказался. -- Я только по делу и приезжал, - угрюмо говорил он. Нартанович слегка усмехался, поводя своими длинными сивыми усами, и говорил зычным голосом: - Что то за шкода, что за шкода! Передонов опять несколько раз принимался дразнить Владю. А Владя радовался, что Передонов уезжает. Теперь, после вчерашней кары, уж он знал, что можно дома делать что хочешь, отец не забранит. На приставанья Передонова он охотно ответил бы какою-нибудь дерзостью. Но за последние дни Вершина не раз повторяла ему, что если он хочет добра Марте, то не должен сердить Передонова. И вот он усердно заботился о том, чтоб Передонову еще удобнее было сидеть, чем вчера. Передонов смотрел на его хлопоты, стоя на крыльце, и спрашивал: - Что, брат, влетело? - Влетело, - отвечал Владя, стыдливо улыбаясь. - До новых веников не забудете? - Не забуду. - Хорошо всыпало? - Хорошо. И так продолжался разговор все время, пока запрягалась тележка. Владя начал уже думать, что не всегда возможно быть любезным до конца. Но Передонов уехал, - и Владя вздохнул свободно. С ним отец обходился сегодня так, как будто вчера ничего и не было. Владин день прошел весело. За обедом Нартанович сказал Марте: - Глупый этот у них учитель. Своих детей не имеет, чужих сечь ездит. Смагач! - На первый-то раз можно было и не сечь, - сказала Марта. Нартанович посмотрел на нее строго и сказал внушительно : - В ваши лета человека выхлестать завсе не лишнее, - имей это в памяти. Да он и заслужил. Марта покраснела... Владя сказал, сдержанно улыбаясь : - До свадьбы заживет. -- А ты, Марта,- сказал Нартанович,- после обеда получишь хлосты. Отца не учи. Двадцать горяченьких дам. 2) За дверью раздавались тихие детские голоса, слышался серебристый Лизин смех. Гудаевская шепнула: - Вы тут пока постойте, за дверью, чтоб он пока не знал. Передонов зашел, в глухой угол коридора и прижался к стене. Гудаевская порывисто распaхнула дверь и вошла в детскую. Сквозь узкую щель у косяка Передонов увидел, что Антоша сидел у стола, спиной к двери, рядом с маленькой девочкой в белом платьице. Ее кудри касались его щеки и казались темными, потому что Передонову видна была только затененная их часть. Ее рука лежала на Антошином плече. Антоша вырезал для нее что-то из бумаги, - Лиза смеялась от радости. Передонову было досадно, что здесь смеются: мальчишку пороть надо, а он сестру забавляет вместо того, чтобы каяться да плакать. Потом злорадное чувство охватило его: вот сейчас ты завопишь, подумал он об Антоше и утешился. Антоша и Лиза обернулись на стук отворившейся двери, - румяную щеку и коротенький Лизин нос из-под длинных и прямых прядей волос увидел Передонов из своего убежища, увидел и простодушно-удивленное Антошино лицо. Мать порывисто подошла к Антоше, нежно обняла его за плечики и сказала бодро и решительно: - Антоша, миленький, пойдем. А ты, Марьюшка, Побудь с Лизой, - сказала oна, обращаясь к няньке, которой не видно было Передонову. Антоша встал неохотно, а Лиза запищала на то, что он еще не кончил. - После, после он тебе вырежет, - сказала ей мать и повела сына из комнаты, все держа его за плечи. Антоша еще не знал, в чем дело, но уже решительный вид матери испугал его и заставил подозревать что-то страшное. Когда вышли в коридор и Гудаевская закрыла дверь, Антоша увидел Передонова, испугался и рванулся назад. Но мать крепко ухватила его за руку и быстро повлекла по коридору, приговаривая: - Пойдем, пойдем, миленький, я тебе розочек дам. Твоего oтца тирана нет дома, я тебя накажу розочками, голубчик, это тебе полезно, миленький. Антоша заплакал и закричал: - Да я же не шалил, да за что же меня наказывать! - Молчи, молчи, миленький! - сказала мать, шлепнула его ладонью по затылку и впихнула в спальню. Передонов шел за ними и что-то бормотал, тихо и сердито. В спальне приготовлены были розги. Передонову не понравилось, что они жиденькие и коротенькие. "Дамские", - cердито подумал он. Мать быстро села на стул, поставила перед собой Антошу и принялась его расстегивать. Антоша, весь красный, с лицом, облитым слeзaми, закричал, вертясь в ее руках и брыкаясь ногами: - Мамочка, мамочка, прости, я ничего такого не буду делать! - Ничего, ничего, голубчик, - отвечала мать, - раздевайся скорее, это тебе будет очень полезно. Ничего, не бойся, это заживет скоро, - утешала она и проворно раздевала Антошу. Полураздетый Антоша сопротивлялся, брыкался ногами и кричал. - Помогите, Ардальон Борисович, - громким шопотом сказала Юлия Петровна, - это такой разбойник, уж я знала, что мне одной с ним не справиться. Передонов взял Антошу за ноги, а Юлия Петровна принялась сечь его. - Не ленись, не ленись! - приговаривала она. - Не лягайся, не лягайся! - повторял за ней Передонов. - Ой, не буду, ой, не буду! - кричал Антоша. Гудаевская работала так усердно, что скоро устала. - Ну, будет, миленький, - сказала она, отпуская Антошу, - довольно, я больше не могу, я устала. - Если вы устали, так я могу еще посечь, - сказал Передонов. - Антоша, благодари, - сказала Гудаевская, - благодари, шаркни ножкой. Ардальон Борисович еще тебя посечет розочками. Ляг ко мне на коленочки, миленький. Она передала Передонову пучок розог, опять привлекла к себе Антошу и уткнула его головой в колени. Передонов вдруг испугался: ему показалось, что Антоша вырвется и укусит. - Ну, на этот раз будет, - сказал он. - Антоша, слышишь? - спросила Гудаевская, подымая Антошу за уши. - Ардальон Борисович тебя прощает. Благодари, шаркни ножкой, шаркни. Шаркни и одевайся, Антоша, рыдая, шаркнул ножкой, оделся, мать взяла его за руку и вывела в коридор. - Подождите. - шепнула она Передонову, - мне еще надо с вами поговорить. Она увела Антошу в детскую, где уже няня уложила Лизу, и велела ему ложится cпать. Потом вернулась в спальню. Передонов угрюмо сидел на стуле среди комнаты. Гудаевская сказала: - Я так вам благодарна, так благодарна, не могу сказать. Вы поступили так благородно, так благородно. Это муж должен был бы сделать, а вы заменили мужа. Он стоит того, чтобы я наставила ему рога; если он допускает, что другие исполняют его обязанности, то пусть другие имеют и его права. Она порывисто бросилась на шею Передонова и прошептала: - Приласкайте меня, миленький! И потом еще сказала несколько непередаваемых слов. Передонов тупо удивился, однако охватил руками ее стан, поцеловал ее в губы, - и она впилась в его губы долгим, жадным поцелуем. Потом она вырвалась из его рук, метнулась к двери, заперла ее на ключ и быстро принялась раздеваться. 3) Марта дрожала и смотрела, жалко поднимая заплаканное и покрасневшее лицо, с робкою, молчаливою мольбою в глаза Вершиной. В ее душе было чувство покорности и готовности сделать все, что велят, перенести все, что захотят с нею сделать, - только бы узнать, угадать, чего от нее хотят. И Вершина чувствовала свою власть над этою девушкою, и это кружило ей голову, и какое-то нежно-жестокое чувство говорило в ней, что надо обойтись с Мартой с родительской суровостью, для ее же пользы. "Она привыкла к побоям, - думала она, - без этого им урок не в урок, одних слов не понимают; они уважают только тех, кто их гнет". - Пойдем-ка, красавица, домой, - сказала она Марте, улыбаясь, - вот я тебя там угощу отличными розгами. Марта заплакала снова, но ей стало радостно, что дело идет к концу. Она поклонилась Вершиной в ноги и сказала: - Вы мне - как мать родная, я вам так много oбязана. - Ну, пошла, - сказала Вершина, толкая ее в плечо. Марта покорно встала и пошла босиком за Вершиной. Под одной березой Вершина остановилась и с усмешкой глянула на Марту. - Прикажете нарвать? - спросила Марта. - Нарви, - сказала Вершина, - да хорошеньких. Марта принялась рвать ветки, выбирая подлиннее и покрепче, и обрывала с них листья, а Вершина с усмешкой смотрела на нее. - Довольно, - сказала она наконец и пошла к дому. Марта шла за нею и несла громадный пук розог. Владя повстречался с ними и испуганно посмотрел на Вершину. - Вот я твоей сестрице сейчас розог дам, - сказала ему Вершина, - а ты мне ее подержишь, пока я ее наказывать буду. Но, придя домой, Вершина передумала: она села в кухне на стул. Марту поставила перед собой на колени, нагнула ее к себе на колени, подняла сзади ее одежды, взяла ее руки и велела Владе ее сечь. Владя, привыкший к розгам, видевший не раз дома, как отец сек Марту, хоть и жалел теперь сестру, но думал, что если наказывают, то надо делать это добросовестно, - и потому стегал Марту изо всей своей силы, аккуратно считая удары. Пребольно было ей, и она кричала голосом, полузаглушенным своею одеждою и платьем Вершиной. Она старалась лежать смирно, но против ее воли ее голые ноги двигались по полу все сильнее, и наконец она стала отчаянно биться ими. Уже тело ее покрылось рубцами и кровяными брызгами. Вершиной стало трудно ее держать. - Подожди, - сказала она Владе, - свяжи-ка ей ноги покрепче. Владя принес откуда-то веревку. Марта была крепко связана, положена на скамейку, прикручена к ней веревкой. Вершина и Владя взяли по розге и еще долго секли Марту с двух сторон. Владя попрежнему старательно считал удары, вполголоса, а десятки говорил вслух. Марта кричала звонко, с визгом, захлебываясь, - визги ее стали хриплыми и прерывистыми. Наконец, когда Владя досчитал до ста, Вершина сказала: - Ну, будет с нее. Теперь будет помнить. Марту развязали и помогли ей перейти на ее постель. Она слабо взвизгивала и стонала. Два дня не могла она встать с постели. На третий день встала, с трудом поклонилась в ноги Вершиной и, поднимаясь, застонала и заплакала. - Для твоей же пользы, - сказала Вершина. - Ох, я это понимаю. - отвечала Марта и опять поклонилась в ноги, - и вперед не оставьте, будьте вместо матери, а теперь помилуйте, не сердитесь больше. - Ну, бог с тобой, я тебя прощаю, - сказала Вершина, протягивая Марте руку. Марта ее поцеловала. Это из черновых вариантов к роману. Кому нужен полный текст - пишите: pavel.mail.ru@bk.ru
|