Мильграм: три любви Мэтра Интервью бывшего директора московской школы №45
April 7th, 2011 | цитата: |
| Вся жизнь мэтра наполнена великой любовью – к жене Мирелле, Родине и, конечно, «сволочам» 45-й школы. |
|
| цитата: |
Учительница отправила парня ко мне. Я ему выдал сполна, по-моему, даже выдрал (я ведь порол их часто ремнем, а потом появился хлыст, который висел в кабинете рядом с пряником)
|
|
Легенде отечественного образования Леониду Исидоровичу Мильграму исполнилось 90 лет. Издательство «Просвещение» отметило этот юбилей книгой «Звезда по имени Мильграм», в которую вошли воспоминания, письма, фотографии. Получилась книга о любви к Человеку, создавшему школу № 45 – остров свободомыслия, товарищества, творчества.
Разговор с Леонидом Исидоровичем растянулся на четыре часа, и было понятно, что в жесткие рамки интервью его жизнь не укладывается.
О книге
– Леонид Исидорович, получился ли в книге Ваш портрет?
– Скажу так: я не ожидал такого восторга.
– Но ведь Вы купались в нем все годы работы!
– От меня всем и доставалось изрядно. Но какой же у нас в школе был климат! На своем юбилее я вспоминал наши выпускные вечера. Я ведь всегда говорил, что мало быть интеллектуалом, надо быть интеллигентом. И эти морды вокруг меня действительно были интеллигентными, состоявшимися людьми, со своими мыслями. Это непередаваемо! Я в этом купался!
Потом, когда я взял в руки эту книгу, она меня тоже совершенно покорила. Все статьи разные, но тональность одна: у нас в школе дети были Человеками. И это, по-моему, самое великое, что может быть.
Мне больше всего понравился комплимент Сережки Крюкова. Он сказал, что если бы было больше таких школ и таких директоров, страна была бы другой. Сережка сейчас – один из руководителей крупного банка.
Я удивлен, что на книгу такой большой спрос. У меня же ничего не остается от этого тиража!
О 45-й школе
– В школе Вы провели большую часть своей жизни?
– Я приходил в школу рано, в 6 часов утра. Должен вам сказать, что вел я себя нагло. Я вызывал родителей в 6-30. Я нашего министра просвещения пригласил на полседьмого! И он пришел. Очень хороший был мужик, и девочка у него была просто чудо.
– Ученики Вас обожали! Это видно по статьям и письмам, опубликованным в книге.
– Однажды мне позвонили в 2 часа ночи из школы и сказали, что кто-то разбил окно и влез в мой кабинет. Я сразу приехал в школу и увидел, что там сидит мой выпускник – хороший парень. Его задержали милиционеры и заставили писать объяснение. Оказалось, что он просто хотел взять что-нибудь из моего кабинета на память обо мне.
– Многие Ваши выпускники уехали из страны?
– Позавчера у меня был наш парень, сын академика. Он уже 16 лет живет в США и возглавляет очень крупный научный центр, занимается применением наноматериалов в фармации. Теперь Путин, оказывается, пригласил в Россию некоторых наших ученых, работающих за рубежом. Так вот, этот парень тоже возвращается, чтобы возрождать отечественную науку.
– Велик ли процент успешных людей среди выпускников 45-й школы?
– Я не знаю неудачников.
– Это самая большая и почетная медаль для учителя! Вы держали в школе двоечников?
– Они сами уходили, потому что не выдерживали школьного ритма. У нас ведь был сумасшедший дом. Ребята с 1989 года сами выбирали и предметы, и уровни их освоения, выбирали даже учителя по каждому предмету.
Что касается двоечников, это зависело о того, какой человек, как себя ведет.
Я первым в Москве ввел школьную форму. Причем сделано это было очень продуманно. Был проведен конкурс, ученики предложили варианты, мы отобрали то, что подешевле и попроще.
– Учителя тоже ходили в форме?
– Нет, но серьги я с учителей снимал.
– Почему же Вы так ненавидите серьги?
– Я объясню почему. У меня война была в основном с бабушками. Бабушка, например, всю. жизнь жила бедно, а потом дочка вышла замуж за богатого или сын разбогател. Одним словом, теперь бабушка, выбравшись из нищеты, хочет, чтобы ее внучка выглядела не так, как все. Я проследил эту закономерность и, по-моему, у четырех учениц снял бриллиантовые серьги, вызвал родителей и бабушек и сказал им, что такого в школе не будет. Для меня важно, с одной стороны, чтобы не подчеркивалась разница в материальном положении учеников, а с другой стороны – это какая-то корпоративность. Это привилось, и все у нас ходили в форме. Тогда уже и учителя старались не особенно выпендриваться.
Правда, один ученик сказал, что я фашист, поскольку ему очень не хотелось надевать школьную форму.
Вообще, к каждому нужно искать какой-то неординарный подход.
У нас ведь в школе прямо у входа висело 50 шаржей на учителей, и первый – на Мильграма.
Это разрушает стену между учениками и учителями.
Одна наша выпускница, которая живет в Германии, приезжая в Москву, прямо с аэродрома спешит ко мне. Она жаловалась моей Мирелле: «Я чуть-чуть подкрасилась, а он взял меня за нос и отвел в туалет умываться». А я каждое утро стоял у дверей школы, встречал учеников и делал две вещи: заставлял девчонок смывать штукатурку и обросшим мальчишкам давал 10 копеек на парикмахерскую.
Я всегда старался сделать так, чтобы никто не мог кичиться своим званием или богатством. Например, у нас было запрещено приезжать в школу на машине. Во дворе стоял единственный «жигуленок» – мой. Был такой случай. Я не помыл машину, и на ней появилась надпись «Леня – грязнуля», сделанная тоненьким детским пальчиком. Вскоре там появилась и другая фраза, написанная уже взрослой рукой: «Машина для человека, а не человек для машины».
Я перевел в другую школу внучку своего брата. Она прогуляла два дня. Как я мог после этого смотреть в глаза другим детям? А я не терплю элитарности.
Когда люди стали строить загородные дома, многие ученики начали опаздывать на уроки, т.к. машины стояли в пробках. Мильграм заявил родителям: хотите жить за городом – пусть ваши дети там и учатся. Все быстро переехали в московские квартиры, а в коттеджи свои ездили только по выходным.
Ко мне шесть раз приходил работник посольства США Гуров и просил взять его детей в школу. Я отказывал, говорил, что мне не хватает только американского влияния в школе. Но он, собака, нашел моего фронтового друга и стал действовать через него. Я взял его детей. Потом Гуров стал работать в штабе Рейгана, и его дети переехали в Америку. Но они приехали на один день в Москву на выпускной вечер своего класса. Когда Президент собирался в Москву, они придумали такую изюминку, как обмен школьниками. Тогда и состоялся первый в истории обмен, в нем участвовала именно наша школа. Эти обмены продолжались 13 лет. Сейчас это ушло, потому что исчез интерес ко всему русскому.
Вообще, в результате этих обменов ребята стали иначе относиться к своей стране. В этом ведь тоже заключается воспитание патриотизма.
Я очень любил у нас в школе одного парня и завидовал страшно этой сволочи, потому что его зовут Петя Иванов. Сейчас он – директор Мосгортранса. С ним был такой случай. Он сделал шпаргалку, заложил ее в галстук и привязал к ней резинку, чтобы достать в нужный момент. Учительница устроила скандал и отправила парня ко мне. Я ему выдал сполна, по-моему, даже выдрал (я ведь порол их часто ремнем, а потом появился хлыст, который висел в кабинете рядом с пряником), сказал, что выдумка гениальная, снял с себя итальянский галстук и подарил ему.
– Как Вам это с рук сходило?
– Никогда никто не пожаловался. Ведь они знали, что это любя. Однажды я выдрал как следует одного парня, а он выбежал из кабинета и закричал: «Ура! Выдал, значит, не выгонит». На следующий день приехал его папа и подарил мне свою книгу с автографом: «Мы с Вами делаем одно общее дело, но Вы талантливо, а я бездарно. Константин Паустовский».
– Наверно, кроме порки, были и другие методы воспитания?
– Когда я хотел чего-то добиться от ученика, я приглашал его к себе в кабинет, доставал тетрадку и говорил: «Пиши, как ты дошел до жизни такой». Знаете, как это было продуктивно!
Один мой ученик, очень умный парень, закатил истерику, потому что не хотел стричься. Он написал мне огромное сочинение, в котором, опираясь на Ницше, Шопенгауэра и т.д., доказывал свое право носить длинные волосы. Я разговаривал с ним 3 часа и сказал: «Андрей, ты меня убедил, но разреши мне, пожалуйста, оставить это требование. Я не могу от него отказаться. Пожалуйста, постригись». Он постригся.
– Как осуществлялся набор в 45 школу?
– После начальной школы мы могли очиститься от тех, кто не мог или не хотел учиться. Если в классе один, два или три человека не могут или не хотят учиться, снижается уровень образования всего класса.
– Вы создали необыкновенную школу и многие годы были ее директором. Были у Вас возможности сделать карьеру?
– Да, мне предлагали работать в Министерстве. Меня также звали в Институт рабочего движения. Я отказался, потому что хотел делать свое дело. И я счастлив, что моя жизнь сложилась именно так.
Директор школы – это не служба. А служение.
Л.И. Мильграм
Сейчас многих награждают орденом «За заслуги перед Отечеством». За прошлый год – а это был год Учителя – не наградили ни одного педагога. Я не о себе говорю, мне уже все равно.
– Как же, по Вашему мнению, надо строить образование?
– Я убежден: то, что делается у нас с образованием, – преступление. Ни в одной развитой стране не выделяется так мало денег на образование.
Понимаете, программа «Одаренные дети» – это однокрылое решение. Надо на уровне 6-7 класса массово организовать факультативы с правом перехода детей из одного в другой, чтобы они могли определиться, что их интересует. А в 9 классе сделать ЕГЭ. Причем ЕГЭ должен быть двух типов. Например, по литературе может быть на выбор сочинение или изложение. Во втором случае только фактология, а в сочинении думать надо. И потом, уже на основании этого, делать профильные классы. Но это значит, что необходимо поднять уровень обучения в профтехучилищах. Во всяком случае, довести их до такого уровня, чтобы профобразование входило в понятие «среднее образование». Это требует больших вложений, но это необходимо сделать.
Я думаю, что реформы нужны, но надо иметь сеть экспериментальных школ. И давно пора было разделить министерство на два: министерство высшего образования и науки и министерство просвещения. Ведь наука во всем мире сосредоточена в университетах.
– Но ведь сейчас в образовании остро стоит кадровая проблема.
– Педагогические институты выпускают молодых специалистов. Уровень выпуска понижен. Но лучшие из них часто не хотят идти в школу. Есть лишь отдельные молодые люди, «зараженные» школой. Я писал письмо Садовничему о том, что надо отобрать ребят, которые «заражены» школой, и когда они становятся бакалаврами, давать им в течение года дублировать должности завучей и директора. Считаю также, что нужно избирательно давать директорам школ статус госслужащих.
Мы ведь сейчас занимаем 43-е место из 65 в исследовании PISA – не было такого никогда!
Мои учителя всегда получали дополнительные деньги. У нас было 8 соросовских учителей. Ведь Сорос придумал очень интересную вещь. Он давал премию учителям по результатам опросов студентов.
Когда приоткрыли границу, я позвал бывших учеников и сказал: «Слушайте, сволочи! Наши учителя находятся в таком положении, что чувствуют себя ничем и никем. Надо помочь им съездить за границу и повидать мир». Мы сформировали три группы учителей по 25 человек и отправили их в три страны. На будущий год поменяли местами группы, и так несколько лет.
Я еще и немножко хулиганил. Знаете ли, в Москве есть физматшкола. В свое время один учитель математики той школы уехал в Израиль. Сразу после этого горком партии снял с работы директора и рад учителей. Я пошел к секретарю райкома и сумел его уговорить, чтобы он разрешил взять этих людей в мою школу. Мы получили Овчинникова и лучшего, на мой взгляд, учителя по литературе Москвы Раскольникова. Надо уметь искать людей.
– Говорят, что сейчас урок как форма обучения неактуален и отмирает. Вы согласны с этим утверждением?
– Я думаю, что это связано с понижением уровня учителей.
Когда я окончил университет и пришел на распределение, все получили места, а мне сказали, что для меня в Москве места нет. И я поехал в Архангельск. Я там завоевал такую популярность! Надо сказать, что ребята меня как учителя всегда принимали хорошо. Я знал, что завоюю аудиторию. А сейчас очень сильно поредели ряды таких учителей. Мало личностей.
Есть и еще одна вещь: понижается уровень директорского корпуса. А люди серые часто боятся брать на работу людей более ярких. У меня этой болезни нет и никогда не было.
– Что Вы думаете о новых стандартах?
– В принципе, сама по себе идея выбора учащимися своего образовательного пути для меня не нова: в моей школе подобный стандарт реализуется с 1989 года.
Я считаю, что разработчики стандартов А.М. Кондаков и Л.П. Кезина хорошо знакомы с вопросами образования, но в тексте стандарта были недостатки, и даже серьезные. Благодаря открытому письму учителя Волкова в документе кое-что изменили. Надо было поднять бурю осмысления стандарта, и Волков это сделал. Он сыграл свою положительную роль.
Мне кажется, один из недостатков стандартов в том, что некоторые вещи, в частности, в сфере воспитания, – лозунговые. Никакой конкретики там нет. Хотя, когда я внимательно читал эти документы, мне очень понравилась одна мысль, которую Александр Михайлович Кондаков взял у Столыпина: «Сначала надобно воспитать гражданина, а потом уже гражданственность сама воцарится на Руси».
Я пошел дальше. Я считаю, что надо воспитывать человеческие качества, а следующий шаг – к гражданственности. Мне кажется, что это самое главное, потому что школьный возраст – это не тот возраст, когда надо одевать политические ярлыки. Когда они отстоятся, станут Человеками, тогда уже можно определять какую-то ориентацию.
Я человек некрещеный, необрезанный. Тем не менее, я обратился к известному священнику Питириму (в Москве, по-моему, это сделали два человека – я и Ямбург) и попросил его выступить перед нашими учениками. В предварительном разговоре я предупредил, что желательно не обращать их в православие, а познакомить с местом церкви в истории российской культуры. Питирим выступил блестяще, и мы потом съездили в Волоколамский монастырь, настоятелем которого он был. Потом нашелся добрый дяденька – родитель, который купил нам контейнер Библий. И каждый ученик и учитель нашей школы получил Библию. Вышло так, как я хотел: не было посвящения в религию, но просветительски это было здорово. Между прочим, я считаю, что в мире есть только две великие книги – Библия и «Капитал» Маркса.
Я считаю, что когда выпускники наши станут постарше, они определят свое политическое кредо, партийность и так далее. Но загонять их еще в школе в организации политического толка я не считаю правильным.
– Но ведь мы в советское время были октябрятами, пионерами, комсомольцами. Некоторые уже на первом курсе института вступали в партию.
– Дело в том, что тогда идеология была одна, и это сидело в нас очень глубоко.
– Сейчас активно идет компьютеризация и информатизация образования. Может ли, например, математик научить современных детей своему предмету с помощью лишь мела и доски?
– Здесь проблема в другом. Я боюсь, что развитие информатики пойдет быстрее, чем мы готовим кадры. А в новом веке уже не обойтись мелом и доской.
О Мирелле
Мирелла Октавиановна командует домашним хозяйством, следит за здоровьем мужа, ругает его за несоблюдение режима. При этом ей, как и ученицам Мильграмовской школы, строго-настрого запрещено пользоваться декоративной косметикой и носить серьги («Зато у меня есть разнообразные клипсы», – смеется она). О чем бы ни рассказывал Мильграм, он постоянно возвращается к теме «Мирелла».
– Какая между вами разница в возрасте?
– Я ее старше на год, а она моложе меня на десять лет. И выглядит она так молодо только благодаря мне. У нас 128 лет брака. Год за два идет при таком ее характере.
Одна учительница, приехавшая с группой в Италию, где мы с Миреллой их встречали, сказала моей жене: «Я не понимаю, как можно было такую страну променять на Мильграма!» Моя стерва ответила: «На Мильграма? Я поменяла ее на социализм».
– Как начинался ваш роман с Миреллой?
– Во время войны у меня был отпуск после госпиталя, и я приехал в Москву. Я пришел к своему другу, семья которого мне очень помогала, потому что я был сыном расстрелянного «врага народа». Отец моего друга был профессором в консерватории, мать всячески меня обхаживала, подкармливала, и я ей за это очень благодарен. Там я познакомился с Миреллой. Мы с ней переписывались всю войну. У меня стащили чемодан с ее письмами, а мои письма ей сохранились. Недавно мы перебирали их, и я нашел одно очень интересное письмо. Когда союзники взяли Рим, я ее поздравил и предупредил: «Но не вздумай настроиться на отъезд в Италию!»
О Родине
Знаете, я был один раз на «Эхе Москвы» на передаче Евгении Альбац. Она брала у меня интервью к Дню Победы. Ведущая спросила: «Я знаю, что Ваш отец был расстрелян. И Вы пошли воевать за эту страну?» Я оторопел и ответил: «Именно этот «враг народа» воспитал меня марксистом и патриотом этой страны». Это действительно так.
Я очень люблю эту страну.
Однажды к нам в школу прибыла делегация из Израиля, и нас с женой пригласили с ответным визитом. Я сказал послу, что поеду, если только это не будет связано с какими-то обязательствами. Когда мы приехали в Израиль, их министр образования потребовал, чтобы наша школа стала базовой для изучения иудаизма и иврита. Мы с ним поругались. Потом в течение года ко мне каждую неделю приезжали представители организации Сохнут, которая занимается делами эмиграции, и вели со мной переговоры, чтобы я все-таки согласился. Они мне предлагали квартиру, пенсию, но я им отказал.
1968 год. Наши вошли в Прагу. Я собрал всех учителей и сказал, что считаю это преступлением перед нашей идеологией и нашей страной. Никто не донес! И я понял, что я счастливый человек.
В прошлом году собрали ветеранов перед Днем Победы, и мне, как и всем остальным, дали слово. Я сказал, что большего праздника, чем День Победы, для меня не существует. Но это все-таки праздник со слезами на глазах. Я служил в очень тяжелой артиллерии. Когда мы пошли на фронт, у нас не было генерального плана обороны, и мы отступали. И это было страшно, потому что полегли тысячи людей.
У меня сильно изменилось отношение к армии. Раньше на каждом выпускном вечере я говорил, что ребята должны обязательно служить в армии, которая сделает из них настоящих мужиков. Но потом, когда ребята, возвращаясь со службы, рассказывали мне о том, что стало там твориться, я перестал так говорить.
Я ведь жил своими воспоминаниями, когда было стыдно не служить. Я попал в изумительную часть – 40-й отдельный артиллерийский дивизион особой мощности резерва Верховного командования, где климат создавали студенты-первокурсники, призванные в армию в 1939 году, и особенно офицеры – выпускники Ленинградского и Одесского артиллерийских училищ. В дивизионе служили в основном донецкие шахтеры. У нас были прекрасные отношения, и шахтеры даже не матерились. Наши офицеры были настоящие военные интеллигенты, и для них все солдаты были прежде всего Человеками. Дисциплина была строжайшая, но человеческие отношения присутствовали непременно.
Однажды после своего дня рождения, когда дом превратился в проходной двор, я обнаружил на столе конверт с двумя тысячами долларов. Я быстро вычислил, кто это мог сделать, позвонил этому парню и отчитал его. На следующий день он пришел с другим богатым моим выпускником, который также принес конверт с такой же суммой. И тут меня осенило. Я дал им список ветеранов – моих однополчан, и вот уже три года ребята посылают по 200 долларов на День Победы семьям этих ветеранов.
И в заключение хочу сказать вот что. Я старался прививать своим ученикам такие качества, как порядочность, справедливость, стремление быть человеком и гражданином своей страны. На своем юбилее я чувствовал себя окруженным птенцами из своего гнезда – одного из инкубаторов российской интеллигенции. Я радовался и думал: «Не зря прожита жизнь».
https://prosvpress.livejournal.com/12252.html
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
