Применение телесных наказаний в воспитании подростков - насилие или неприятная необходимость?

Карина Меркурьева
"Ты меня родила, чтобы бить?" Как дети переживают насилие в семье

27 июня 2021

"Мой отец ушел из семьи еще задолго до того, как я родилась. Мама нашла себе другого мужчину, и он люто меня избивал. Доходило до того, что если я не прибиралась в комнате по его команде, мне могло прилететь по голове шлангом для перегонки вина", – рассказывает Анна из Петербурга. Она одна из тех, кто в детстве столкнулся с физическим насилием со стороны родителей. В России до сих пор почти две трети жителей считают допустимым бить ребенка, а каждый десятый родитель применяет меры физического воздействия к своим детям. Об этом говорится в опубликованных в июне результатах социологического опроса агентства "Михайлов и Партнеры. Аналитика".

Использовать физические наказания в воспитательных целях законодательно запрещено уже в 57 странах. В России же шлепки все еще нормализованы во многих семьях и хорошо вписываются в систему образования, которая поддерживает силовые методы воспитания. Новости о том, как учитель ОБЖ из Бурятии заставил учеников целый урок сидеть в противогазах, или о том, как в Подмосковье учительница физкультуры объявила "день каннибала" и разрешила ученикам избить их одноклассника, появляются в СМИ постоянно.

В синяках и ссадинах

Анна рассказывает, что отчим бил, пока ей не исполнилось 15 лет. "Все прекратилось в один вечер. Я загуляла с приятельницами и вернулась домой не в девять, а в десять вечера. Он попытался меня ударить, но промахнулся. С того момента у нас периодически возникают только словесные перепалки", – вспоминает она.
Обо всех конфликтах мама знала, но никогда не вмешивалась: отчим либо выталкивал ее из комнаты, а она не пыталась вернуться обратно, либо она уходила сама. "Я пытаюсь оправдать ее тем, что она слабая по характеру и боялась, что она только усугубит ситуацию, если заступится за меня: что прилетит и мне, и ей. Или, может, она надеялась, что он быстро успокоится, но это так не работало, и я вечно ходила с синяками и ссадинами", – рассказывает Анна.
В 16 лет девушка поступила в университет в Петербурге и уехала из дома. С тех пор обратно возвращается крайне редко: "не хочется лишний раз возвращаться к тем воспоминаниям, когда все в жизни было плохо". Сейчас ей 33 года, у нее дочь.
"Когда я приезжаю домой, отчим пытается взяться и за мою дочь, говорит, что воспитывать детей нужно так, как он меня воспитывал. Хотя я воспитанием это назвать не могу. Это было насилие в чистом виде, которое он оправдывал тем, что по-другому я не понимала и что раз я его боялась, значит уважала", – продолжает Анна.
До 26 лет ничего, кроме ненависти, она к отчиму не испытывала. Потом начала постепенно остывать. Анна уверена: опыт перенесенного в детстве насилия показал ей, что физические наказания неприемлемы, и сама она ни разу не применяла силу по отношению к своей дочери.
По словам психолога Зары Арутюнян, реакция на насилие в детстве может быть очень разной. Кто-то применяет потом насилие в других близких отношениях, воспринимая его как норму, кто-то, наоборот, не приемлет насилие ни в какой форме.

Страх, агрессия и ранний брак

"Я не помню уже, за что меня били, но помню точно, что могли выпороть скакалкой за плохие оценки или за то, что вернулась домой на 15 минут позже, чем обещала. Преподносилось это все в качестве воспитательной меры", – вспоминает Наталья из Петербурга.
Она знала, что ее в любом случае побьют дома, поэтому могла специально прийти позже или не сделать какое-то домашнее задание.
Психолог и советник по методической работе Национального фонда защиты детей от жестокого обращения Анна Савари объясняет это тем, что физические наказания не влияют на причину проступка. "Обычно, когда применяются такие виды наказания, это не действуют на причину поступка. Ребенок после него может не повторять тот или иной проступок, пока его сдерживает страх наказания, например присутствие взрослого. Соответственно, ребёнок ничему не научился и не взял на себя ответственность. Поэтому в другой раз без сдерживающего фактора наказания может снова вовлечься в то, за что был ранее наказан", – говорит психолог.

Наталья подтверждает: единственное, что она испытывала, когда родители ее били, – это страх.
– У меня возникала агрессия, хотелось вырасти и отомстить родителям. На первом курсе института у меня начался явный протест. Как-то раз я не пришла домой после дискотеки. Родители искали меня всю ночь: бегали по всем моргам. Когда я вернулась домой на утро, меня избили еще сильнее. Я не могла даже сидеть. А потом избиения прекратились, мы просто перестали разговаривать, – рассказывает она.
Еще через несколько лет протест против насилия со стороны родителей привел к тому, что Наталья вышла замуж, чтобы уйти из дома. Через несколько месяцев развелась, чем вызвала еще большее недовольство со стороны родителей. Несколько лет они не общались. "Только рождение дочери уже от второго брака изменило ситуацию. Тогда я поняла, что не позволю больше с собой так обращаться", – говорит Наталья.
Сейчас ей 49 лет. Из-за перенесенного в детстве насилия она не умеет контролировать свои эмоции. "Мне всегда нужно было ударить человека, если мы ссорились. Я могла ударить бывшего мужа, он, правда, толкал меня еще сильнее в ответ. Но для меня это была такая защитная реакция – что нужно драться: я дралась и на дискотеках в юности", – признается она.
По отношению к своей дочери она тоже применяла силу. Поняла, что насилие в отношениях неприемлемо, только в 35 лет, когда дочь во время очередной ссоры убежала из дома.

"Впервые называет меня дочерью"

Перенесенный опыт насилия в детстве все люди транслируют по-разному. Для кого-то это, например, становится причиной ненависти к детям. "Я иногда иду по улице, вижу ребенка и думаю: "Вот сейчас я его пну". Не пинаю только потому, что это не мой ребенок", – рассказывает Ирина из Иванова.
Ее все детство била мать. Сначала она жила с бабушкой, а в 10 лет переехала к маме, и тут же начались постоянные побои. "Била ни за что. Могла отхлестать ремнем или кинуть об стену", – вспоминает Ирина.
С отцом ее мать развелась, когда Ирине было семь лет. Девочка с ним хорошо общалась: он часто брал ее в к себе на выходные или забирал пожить на какое-то время, понимая, что с мамой ей небезопасно. "Однажды мы даже поехали с ним в полицию снимать побои. Я приехала к нему, и он увидел, что у меня по всей спине – от плеча до низа спины – огромный синяк от ремня. Это, видимо, стало для него последней каплей", – говорит она.
Злости по отношению к матери она никогда не испытывала, все время пыталась ее оправдать: мол, она, наверное, на работе устает, вот и срывается дома. Единственное, что ощущала в те моменты, когда мать ее била, – это обида.
– Я не понимала, за что она меня бьет. В такие минуты задаешь только один вопрос: "Ты зачем меня родила, чтобы бить?" Все это совсем непонятно мне было. Моя подруга вела себя гораздо хуже, но ее родители об косяк дверной не били. Почему? Было очень странное чувство все время. Я постоянно ощущала, что со мной что-то не так, – говорит Ирина.
По словам психолога Анны Савари, комплекс неполноценности – естественная реакция на физическое насилие со стороны родителей. У людей, которых били в детстве, часто наблюдается заниженная самооценка, сложности во взаимоотношениях с близкими, искажение привязанности и эмоциональная глухота. Через физические наказания дети получают сигнал о своей ненужности и неуспешности.

Повзрослев, некоторые взрослые иначе интерпретируют свой опыт, оправдывая насильственные методы. Это происходит потому, что у ребенка, которого бьют дома, может произойти идентификация с родителями. Он смотрит на физические наказания не со своей собственной позиции, а с позиции родителя.
– Ребенок не говорит "мне больно", а говорит "я это заслужил", – объясняет Савари. – Такой опыт, пережитый в детстве, перемешивает смыслы и чувства и может привести к так называемым когнитивным искажениям, связанным с атрибуцией ответственности – когда ответственность за то, что "мне причинили боль", переносится на себя, и боль кажется заслуженной. Под воздействием регулярных физических наказаний ребенок усваивает опасные смыслы: "те люди, которых я люблю, могут меня бить", "я могу бить других членов семьи" или "я могу применять насилие, если по-другому не получается".
Ирину мать перестала бить, только когда ей исполнилось 18 лет. В тот день рождения мать впервые ее обняла. Сейчас Ирине 25. Хорошие отношения с матерью у них выстраиваются постепенно."Она впервые называет меня "дочь", "ребенок", – с гордостью добавляет девушка.

Спрятанный дневник

24-летняя москвичка Полина тоже смогла наладить отношения с матерью после эпизодов насилия, только когда ей исполнилось 18.
– Меня били постоянно в воспитательных целях. В основном из-за того, что я врала: могла спрятать дневник или не сказать про плохую оценку. Мама могла дать мне подзатыльник за то, что я долго делаю домашнее задание. Аргументировала она это всегда тем, что "по-другому я не понимала". Папа меня вроде никогда сам не бил, но и не пытался за меня заступиться, – рассказывает Полина.

В последний раз мама сильно избила ее, когда ей было 16 лет. Девушка тогда пригласила домой друзей, пока родителей не было, а позже соврала, что никто не приходил. Когда Полине было 22, мама попыталась ее ударить снова.

– В тот день ей не понравилось, что я пошла гулять в неглаженных джинсах. Я сказала: "Да какая разница? Это же просто джинсы". И тогда она рассвирепела", – вспоминает она. В тот день Полина твердо сказала, что не позволит ей больше себя бить, хотя долгие годы боялась свою мать. – Никакой обиды у меня нет. Я понимаю, что родители были рождены в такое время, когда насилие по отношению к детям считалось нормой. Мне жаль, что они передают нормализацию насилия и мне, но я работаю над собой и знаю, что такая форма решения конфликтов неприемлема. Насилие для меня – табу.

Бил руками около двух часов

Страх остался единственной эмоцией по отношению к родителям после побоев, рассказывает и 29-летний москвич Сергей. Его бил в основном отец.
– Я тогда учился в первом классе и таскал у него сигареты. Они были иностранные, дорогие, а на дворе 1992 год. Отец заметил это, я соврал, что ничего не брал, но вранье мое было слишком неумелое, к тому же подтверждалось почти пустыми пачками. Мой отец – бывший офицер, учился в Суворовском училище, поэтому бить детей он умел. Бил в основном руками, бил около двух часов, пока мама не пришла с работы. Было не очень больно, но смертельно страшно, казалось, что это никогда не закончится. В один из приступов ярости отец подкинул меня к потолку и поймал коленом в грудь так, что я пролетел большую комнату по диагонали и упал на диван, – вспоминает Сергей.
Невозможность поговорить с совершавшим насилие родителем часто приводит к тому, что ребенок в итоге замыкается в себе: происходит искажение эмоциональных привязанностей, эмоциональная тупость и глухота.
Тем не менее, утверждать, что большинство детей, которых били в детстве, станут акторами насилия во взрослом возрасте, некорректно, считает психолог Зара Арутюнян.
– Мы, люди старше 40 лет, по всему миру воспитаны в так или иначе насильственных отношениях, потому что никакой мягкой повестки тогда не было. Когда я слышу разговоры о том, что люди, испытавшие физическое насилие в детстве, склонны транслировать его в других близких отношениях, мне кажется это такой попыткой оправдать насилие. В этих фактах невозможно найти корреляцию, потому что если бы связь действительно была, то вся популяция бы вымерла, – говорит Арутюнян.

Учебником по голове

Отношение к насилию в обществе меняется, считают эксперты. Родители начинают чаще задумываться о том, как такой опыт может отразиться на детях в будущем, и готовы идти на диалог. История 16-летней москвички Марии (имя изменено) – пример того, как искренний разговор может улучшить отношения, даже если раньше в них было насилие.

Физические наказания родители девочки впервые начали применять, когда ей было семь лет. Она тогда случайно разбила в коридоре вазу. "Сначала меня сильно пугали, так что я начала рыдать. Потом папе это надоело: меня начали гонять по квартире. Я зажалась в углу у мамы в комнате, и вижу, как папа замахивается. Мне стало очень страшно: я вижу над собой огромную фигуру человека, который должен меня оберегать, и мне совсем некуда убежать", – вспоминает Мария. Тогда ее мама смогла отца остановить.

Систематические побои начались, когда Маша пошла в школу. Ей не давалась математика, и она могла подолгу сидеть над домашними заданиями или по несколько раз просить родителей объяснить ей, как решается та или иная задача.

– Я поздний ребенок, родители у меня советской закалки, оба с синдромом отличника. Если я что-то не понимала по математике и просила еще раз мне что-то объяснить, меня били учебником по голове, угрожали ремнем или брали за волосы и начинали бить головой об стол, – рассказывает Мария. – Били иногда и руками, если до меня совсем долго не доходило.

Избиения прекратились, когда Маше было 12 лет. Впервые поговорила с родителями о тех эпизодах насилия она только два года назад, когда поняла, что, как бы ни пыталась забыть побои со стороны родителей, она все равно их очень боится.

Я тогда не понимала, чего конкретно я боюсь. Я просто смотрела на папу, и мне было смертельно страшно. А два года назад я вдруг все вспомнила, – говорит Мария. – Я сидела в школе на математике, вижу, что ко мне подходит учительница. Я тогда сидела у окна. Мне показалось, что она замахивается, я на стуле аж вся сжалась. Оказалось, она просто хотела открыть окно. Тогда я поняла, откуда у меня такая реакция, и поговорила сначала с мамой. Она признала свои косяки в плане воспитания и извинилась. Еще где-то через полгода мы поговорили с папой. Он тоже признался, что был неправ.

Проблема все еще не решена полностью, но ей было важно узнать, что на самом деле родители чувствуют, говорит Мария.

ttps://www.severreal.org/a/deti-nasilie-v-sem-e/31326073.html