Отправлено: 01.04.19 06:17. Заголовок: Итерации

Чип в голове начал нежно и тихо проигрывать «Оду радости». Рома любил просыпаться именно под эту мелодию. Она давала заряд бодрости на весь день. А засыпать ему нравилось под тихий и нежный плеск поды. Роман не видел сам ни моря, ни реки, но очень хорошо представлял себя их. Вот уже 5 лет Рома не менял эти звуки на будильнике в чипе. И на собирался менять их.
«А ведь день то какой сегодня! Самый ответственный в жизни!». Рому будто подбросило на кровати. Наконец то! Ему 25. И можно идти к реинкарнологу. Юля вон все анализы уже сдала. И у реинкарнолога уже была. Роман и не сомневался, что ее реинкрарнационная история будет на высоте. Вообще изумительно. Чистый лист! Первое рождение. Это редко бывает. Таким людям безоговорочно дают «зеленую карту». Право завести настоящего живого ребенка. Где-то Рома все же опасался, что у него у самого будет не все в порядке, но и отец и мама твердили ему: «Сынок, выкинь все дурные мысли из головы! У тебя будет все в порядке. Ведь нам же разрешили родить тебя! Ни у тебя, ни у нас нет ни капли дурной крови. В тебе нет жестокости. Не может быть, чтобы у тебя было что-то не то с реинкарнациями. Скорее всего, в прошлых жизнях ты был милой и застенчивой девушкой, окруженной на склоне лет большой семьей с любящим мужем и множеством детей и внуков!» Постепенно, Роман и сам начал верить в это и считать, как данность и непреложную истину, что с прошлыми рождениями у него все в порядке.

Хотя, иногда его начинал точить какой-то неприятный червячок сомнений и тревог. Вон, из его друзей и подруг никому не дали «зеленую карту». У кого желтый штамп, а у кого и красный. Желтоштампики сейчас нянчились с голограммами, утверждая, что они ничем не отличаются от настоящих живых детей, к тому же заказывать их можно с учетом пожеланий особенностей во внешности и характере. Сергей, ярый любитель шахмат, заказал себе сына с задатками шахматиста и теперь все вечера просиживал с ним за шахматной доской. Голограмма оказалась на редкой удачной, самообучаемой, и теперь уже Сергей начал сомневаться, нужно ли загружать в сына следующий уровень программы. Сын уже и так начал обыгрывать отца.
Ну а красноштампики погоревали чуток и теперь наслаждались свободной жизнью, утверждая, что не иметь детей гораздо лучше, чем иметь их. Правда несколько человек расстались со своими половинами в надежде найти новую половинку, у которой будет не такая плохая реинкарнационная история, и они смогут получить хотя бы желтый штамп.

«Полдела уже есть! У Юли то все в порядке! Хотя бы желтый штамп у нас уже в кармане!» - лихорадочно думал Рома, жуя безвкусные питательные таблетки и запивая их своей порцией воды. В тубе еще оставалось немного жидкости и Рома прикинул, оставлять ли ее на потом или допить сейчас. «А, ладно, сегодня праздник! Сегодня такой день! Выпью сейчас! Вечером все будет совсем по-другому. После обеда и после визита к реинкарнологу жизнь изменится. В конце концом, можно и побаловать себя сейчас».
Рома был практически уверен, что все будет в порядке. Нет не может быть, чтобы было плохо. С детства он привык прислушиваться к своим мыслям и чувствам, в страхе обнаружить у себя нотки жестокости по отношении к другим людям или животным. Нет, никогда ничего не было.
Всю свою сознательную жизнь Рома мечтал, что он получит заветную «зеленую карту» и сможет воспитывать настоящего ребенка. В любви и уважении со своей второй половиной. Мама говорила, что маленькие детки пахнут молоком и нежностью. И Рома очень хотел почувствовать этот запах. Играть с ребенком, разговаривать с ним, водить за руку и носить его на плечах. Не с голограммой, а с маленьким живым человечком, который будет похож и на него, и на маму. А даже если и не похож, ну и ладно. Главное, что он будет частица его. И женщины, которую он полюбит. И если все будет в порядке, то, может, быть, он даже дождется внуков. Тогда жизнь удалась, и на старости лет Рома с женой будут свысока посматривать на своих друзей молодости, которые все заказывают себе за сумасшедшие деньги новые, более продвинутые модели голограмм детей.

Рома дожевал таблетки, посмаковал во рту последний глоточек сегодняшней порции воды и пошел в сан узел – получить порцию ультрафиолета. И дезинфекция, и красота. Красота вокруг. И в людях тоже. Что ни говори, а отбраковка в праве завести живого ребенка – хорошее дело. Красота души проявляется в поколениях красотой тела. Нету груза грехов прошлых жизней. Зато точно известно, что ты не был Гитлером или маньяком. И это поневоле прорвется в тебе сейчас…

… Строгая табличка с простой надписью «Реинкарнолог Кшестинский А.Е.». Все. А зачем еще что-то? И так все понятно и ясно. Самая уважаемая профессия. Люди, которые имеют Дар. Дар погрузить тебя в гипнотический транс и заставить вспомнить прошлые жизни. Люди, которые ставят заветный зеленый или ненавистный красный штамп. Хозяева и властители чужих судеб. Люди, которые государством наделены правом давать Право другим или отнимать навсегда Право. Право иметь настоящего живого ребенка.
Можно, конечно и вовсе не ходить сюда. Прожить всю жизни в неведении и без детей. Не зная, какая скрытая чернота есть в тебе. Но тогда не будет даже права на воспитание голограммы. А Рома очень хотел детей. Очень. С самого детства. Он читал, что когда-то в семьях было по несколько детей. Даже по три. Он старался представить, что вот он маленький, и у него есть еще братик. Или сестричка. Тоже маленький. Два маленьких, которые могут играть вдвоем. Только почему-то представить не получалось. Что-то срывалось в его представлении. Может быть, если бы мама или папа могли бы рассказать ему, как это бывает, когда в семье не один ребенок, а два, то у него бы получилось. Но мама и папа тоже не могли поделится таким опытом.
Рома мечтательно взглянул в небо, стараясь запомнить все оттенки и эмоции самого важного момента в своей жизни. «Не, не может быть, чтобы было все плохо. Будет все отлично. Я уверен. Я знаю, что все будет хорошо. Через несколько часов я выйду отсюда с «зеленым штампом». И позвоню Юле. И обрадую ее». Он решительно толкнул дверь и мысленно начала насвистывать «Оду к радости» …

Реаинкарнолог оказался не похож на врача, каких их представлял себе Рома. Скорее на спортсмена, который немало проводит время на тренажерах. Высокий, подтянутый и черноволосый. Уверенный в себе. С чуточку снисходительным и понимающим взглядом. Даже немного насмешливым.
Почему-то Роман вдруг почувствовал себя неуверенно. Каким-то маленьким и смешным. Как экспонат у натуралиста.
Впрочем, доктор первым протянул ему руку и представился: «Анатолий Евгеньевич». Рома, сам не ожидая от себя, восторженно протянул руку и крепко пожал ее. Где-то в глубине души, вдруг кольнуло какое-то неприятно чувство, что он ведет себя, как дрессированная собачка, которой показали сладкую косточку. Но это чувство прошло и пришло другое. Чувство причастности к Большим событиям. К Большому человеку. Властителю судеб.
- Значит, молодой человек, вы решились и пришли ко мне пройти эту веху в жизни?
- Да, я давно ждал этого момента. Я очень-очень хочу настоящего живого ребенка. И моя девушка тоже. Мы будем любить его и воспитывать в любви. Он будет самым счастливым в мире.
- Понимаю, понимаю… Нужно что – то оставить после себя… Хотя не все, что мы оставляем после себя на 5 с плюсом… Но нужно надеяться…
- А можно спросить Вас о личном?
- Разумеется… Пациент должен доверять доктору и иметь с ним тесный эмоциональный контакт…
- А у Вас есть настоящий ребенок?
- Разумеется... У меня в высшей мере положительная реинкарнационная история. Да и не бывает реинкарнологов с плохой историей. Мы – лучшие образцы. Без даже намека на тени и пятна в этой и прошлых жизнях. Но, мой ребенок – неудачник… Плохая история… Здесь я неподвластен. Я знал это всегда, но ничего не могу изменить. Да, в общем, мне все равно. Мне достаточно моей хорошей истории. Да и хотелось, бы дружок, чтобы у тебя оказалась хорошая. Это мы сейчас проверим. Садись в кресло. Можешь не бояться. Никакой техники, проводов и датчиков. Чистый гипноз. Глубинный. Это высшее мастерство – ввести человека в транс, чтобы он вспомнил свои прошлые жизни. Слушай только мой голос и смотри на маятник. Слушай только мой голос… Есть только ты и я… Ты и я…

***

Он молча смотрел на лежащее рядом, под его ногами тело мальчика... Опять не получилось... ОН опять не пришёл...
Алхимик сидел рядом, как всегда прикрыв лицо клобуком... Он явился из ниоткуда и заявил, что имеет прямую связь с НИМ. Заявил, что зовут его Кармадон, что он умеет летать в пространстве и времени. Что бывал даже Синим Быком и игрался с неким мятущимся альтистом... По фамилии Данилов... Странное имя...
Жиль пошевелился и потянулся до хруста костей...
Алхимик сидел молча, как всегда, скрывая лицо...

Жиль заводился от злости, что ничего не вышло... В очередной раз... Опять эти бесконечные каббалистические надписи... Без толку... Он опять не пришёл...
"Приведешь мне мальчишку! Крепкого и здорового! Только кровь мальчишки может открыть путь! Девчонки изначально нечистые!"
Алхимик похихикал, потом выговорил: «Сир, бонды не хотят более отдавать Вам мальчишек в пажи. Слишком много мальчишек уже не вернулось. Они не верят в случайные смерти. Они подозревают..."

Жиль взорвался и заорал: "Я сказал мальчишку! Значит купи его!"
Он вытащил из кошелька несколько монет и швырнул их об пол. Монеты разлетелись и покатились со звоном. Алхимик не шелохнулся...
Жиль молчал, алхимик тоже.... Потом Жиль взорвался криком: «Анри!»
Виночерпий явился мгновенно. Подобрал монеты, униженно поклонился... Жиль кивком показал на Алхимика. Анри с поклоном поднес монеты ему. Тот молча спрятал монеты куда-то в просторы своей хламиды...
"Так что ты думаешь, когда получится?", - с трудом выговорил Жиль.
Алхимик молчал... Молча постукивал пальцем в такт какой-то дьявольской мелодии в своей голове...

"Я не хочу жарится на адской сковороде!!!! Я должен подписать этот договор!!! И мне плевать, сколько мальчишек на это уйдёт!!! Я маршал Франции!!!"
Алхимик захихикал тоненько и протяжно...
"Нужно распять мальчишку! И полностью выпустить с него кровь! Тогда получится!"
Жиль бросил в рот миндалинку в сахаре. У него опять поднималась злость на эту девицу...
Жанна... Предводитель плебейства! Она возомнила себя спасителем Франции! Идиотка! И он был вынужден держаться в тени ее мнимой славы... Он, аристократ, должен был делать вид, что он оруженосец... Как противно...

Он вспомнил, как получил удовольствие, когда узнал, что ее сожгли! Хотя никогда не позволял себе увлекаться увеселительными напитками, но в этот раз он позволил себе напиться вина...

И он радовался, что вовремя заслал гонца англичанам - где будет эта идиотка! Плебейское племя! Долбанная девственница! Орлеанская Дева!!!
Только нужно срочно подписать договор с Ним. "Я не хочу и не буду жариться на адских сковородах! Он меня убережет и даст индульгенцию!"
Плохо, что Алхимик не раскрывает секретов. Но ничего, можно и Алхимика закрыть в подвал... Как тех мальчишек. Там есть ещё двое, но они такие задохлики, что если я ими займусь, через пару часов они отдадут Богу душу.. А это мало...

Жиль был Эстет. Он не любил подвал. Он любил действовать тут же - в своих апартаментах, под милое потрескивание очага, аромат жареного мяса на вертеле в камине и пряный вкус вина...
Только нужно ещё мальчишку...

***



Гай сидел возле старого Септимия и с раздражением слушал его брюзжание, пока тот притачивал новую застежку к его сапожку.

«Никакой дисциплины, солдаты требуют жалование, никакого уважения к командирам. Проклятые варвары. Я всегда был против того, чтобы набирать их в легионеры. У них у всех рабская и трусливая психология. Проклятые мятежники! Легионерами должны быть только свободные римляне. Твой отец Германик славный полководец и солдаты его уважают, в отличии от Тиберия. Нет, все же прав Германик, что решил устроить децимацию. Только разве это настоящая децимация. Смех, да и только! Выпороть каждого десятого вместо того, чтобы рубить каждому десятому голову. Доброта твоего отца погубит его».

В этом редком случае Гай был согласен с Септимием. Этот ветеран помнил еще Цезаря. И с большим удовольствием он посмотрел бы на процесс казни, когда кровь льется рекой и в воздухе ощущается ее неповторимый запах. В остальном Септимий раздражал его своей святостью и преклонением перед его отцом Германиком.

Мальчик не любил ни отца, ни мать, ни сестер. Какие-то чуть теплые чувства он испытывал к Тиберию – приемному отцу Германика и к бабке Ливии. Хотя она была не родной его бабкой по крови, ему доставляло какое-то удовольствие находится рядом с ней и слушать ее язвительное злословие о известных сенаторах и матронах. Хотя, глядя на Ливию и ее сморщенную шею, Гай неоднократно представлял себе, с каким удовольствием он схватил бы ее и сжал из всех сил. С Тиберием было весьма весело – присутствовать при оргиях, устраивать которые Тиберий был мастер и самому сечь розгами молодых красивых рабынь.

Мало удовольствия всего лишь увидеть порку солдат розгами. Гай достаточно часто видел, как секли его сестер и его всегда раздражало, что порку они переносят без звука, как и положено настоящим благородным римлянкам. Сам же он не мог сдержать себя и начал вопить уже после первого удара розгой.

Септимий закончил ремонтировать сандалий, протянул мальчику, хлопнул его по плечу: «Держи, Калигула!» Гай брезгливо поморщился от прикосновения старика и от его фамильярности. Но смолчал. Септимий мог пожаловаться его матери – Агриппине, а она была весьма строга с сыном, в отличии от мягкого и доброго отца. И с легкой рукой бралась за розгу.

Гай натянул сандалий и пошел прочь от палатки вглубь лагеря, туда, где уже стояли шеренги легионеров и слышался свист розог. По пути он злобно вдавил ногой в землю юркую ящерку и злобно ухмыльнулся.

В середине лагеря, на полянке стояло с десяток скамей. Отец Гая – Германик сидел на земле, закрыв от горя лицо руками. Он не хотел видеть это позорное для него зрелище – порку солдат, которых он считал своими побратимами. Но теперь они заслужили этого. Поднять мятеж против своих командиров - самое отвратительное, что можно себе представить. Шеренги солдат стояли, опустив головы от стыда. Центурионы медленно двигались вдоль строя, отсчитывая каждого десятого. Десятый делал шаг вперед, сбрасывал с себя одежду и обнаженный шел к скамье. Гай жадно засмотрелся на молодые мускулистые тела, лежащие на скамьях. Розги в руках ветеранов высоко опускались и с ускорением падали вниз. Свист и звук встречи спины и гибкой лозы. Вспухающие полосы на потном теле. Напрягающиеся мышцы. Крепко сжатые побелевшие от напряжения пальцы, держащие скамью. Ближе всего от Гая секли молодого легионера, совсем юного. Каждый раз, когда розга опускалась на его белое тело, он резко вскидывал голову и сквозь сжатые губы вырывался протяжный стон. Спина была уже вся исчерчена полосами и рубцами. Они пересекали друг друга во многих местах, образуя причудливый геометрический узор, замешанный на крови. Калигула втянул хищно в себя воздух и уловил запах. Запах боли и крови. Наконец солдатик не выдержал и начал кричать от невыносимой боли. Каждый раз, когда розга впивалась в его тело, с его губ срывался протяжный крик. Он был слишком молод, чтобы терпеть это без звука. Тем более, что это было первый раз в его жизни – вот такая децимация.

Калигула чувствовал нарастающее возбуждение, от которого все в его теле пело и ликовало. Видеть, как кричит от боли юноша, слышать, как розга со свистом впивается в его тело! Что может быть лучше этого зрелища! Он смотрел бы на это вечно! Свист, удар, крик, вспухающая на глазах полоса на спине! До бесконечности. Гай почувствовал, как ему самого хочется схватить розгу и начать сечь этого легионера. До смерти. Ничего, он вырастет и будет иметь эту возможности столько и когда захочет! Вдруг солдат на скамье обмяк, и в ту же секунду Калигула испытал ни с чем не сравнимое удовольствие. Напрягшаяся часть тела обмякла, и Калигула шумно выдохнул из себя воздух, с трудом подавив стон наслаждения.

Он повернулся и пошел прочь. «А теперь, пока отец занят здесь, нужно заняться им!». Гай ненавидел отца, и зная суеверность Германика, давно желал его смерти. Он шел к его палатке и увидев по пути черного петуха, разгуливающего по лагерю, схватил его, своим небольшим мечом, которым ему подарил отец, отсек ему голову, макнул пальцы в горячую кровь и с удовольствием облизнул пальцы. Оглянувшись и убедившись, что его никто не видит, Гай проскользнул в палатку Германика и бросил мертвого петуха ему на постель. Подумал немного и вытащил из-под подушки отца его талисман – фигурку Гекаты.

Жить Германику оставалось ровно 25 дней… Уж Калигула об этом позаботится…

***

Каин сидел на полу хижины и с отвращением жевал жидкую чечевичную похлебку. Он вспоминал свое детство и размышлял отчего его так наказала судьба. Пытался вспомнить что-то хорошее и не мог. Он помнил только розги в своем воспитании, боль и страх. А все благодаря его мамаше Лилит. Авелю повезло – его мать Ева категорически запретила отцу даже пальцем тронуть сына. За что Авелю все – и любовь, и ласка и счастливое детство, а ему розги за малейшую провинность?

А ведь благодаря Лилит их с треском выперли из Эдема. Там можно было хотя бы не думать о пропитании… Плоды сами падали в руки… А теперь приходится с утра до вечера, в задубевшем от пота рубище, под палящим солнцем ковырять мотыгой потрескавшуюся и высохшую землю… Чтобы вырастить жалкий урожай ячменя или чечевицы. Или того хуже, сбивать в кровь ноги, целый день бродя, умирая от жажды, по пустыне, в надежде подстрелить из лука какого-то степного тушкана. Жарким из которого не наесться даже одному человеку… Да и то не каждый день удавалось возвратиться с добычей…

Каин сплюнул, с отвращением оглядывая ветхое убранство хижины… А все благодаря Лилит. Он был рад, что никогда больше не видел ее, с тех пор, как вскрылся ее подлый обман и мерзкие шашни со Змеем. Куда ее загнал Святой дух – в Геенну огненную или просто распылил на атомы – Каина не интересовало ни в малейшей степени. Он вспомнил, что когда она явилась от Змея, налакавшись перебродившего виноградного сока, и, глупо хихикая, поведала ему про свою проделку – подмену отдельных листов в той кипе пергамента, которые Адам с трепетом хранил в укромном месте и на которых записывал откровения Святого духа под его диктовку, когда у Святого духа появлялась охота изречь очередную мудрость. Тогда Лилит, ухмыляясь, рассказала сыну, что заменила те листы, где говорилось о воспитании детей и вместо слов «любовь и ласка» написала слово «розги». Да еще навела марево на глаза отца, чтобы тот ничего не понял и не заметил. Этому ее научил Змей. Наводить марево…
Каин выругался, не думаю о том, что будет покаран свыше за богохульство. Откровенного говоря, он вынужден был признать, что Змей гораздо интереснее и сексуальнее его собственного отца, который любил предаваться размышлениям о смысле жизни, лежа в тени раскидистого дерева. Все предавался размышлениям и копался в собственных мыслях… И не заметил, как собственная женушка успешно наставляет ему рога.

Когда Каин узнал из пьяной болтовни матери о ее подлоге в Книге, он тут же бросился к отцу с возмущением о том, что тот неправильно воспитывал его, постоянно хватая розгу в руки, с поводом и без. Тогда Адам бросился на колени и, воздев руки к Небесам, стал отчаянно просить Святого духа исправить эту ошибку и разрешить вновь переписать Священный текст. Вернуть все назад в то время, когда он не брал розгу для наказания сына и не поддался на уговоры Лилит. Очевидно, Святой дух был не настроении, и прогрохотал так громко, что это услышали все присутствующие в хижине. «Я не собираюсь исправлять досадные ошибки, которые были совершены из-за твоей собственной глупости. Живи теперь с этим и с большими ветвистыми рогами. Эта шутка Змею удалась. К тому же тираж Книги уже слишком велик. Изъять все экземпляры уже невозможно. Я изгоняю вашу семейку из Эдема. Вы недостойны. Теперь живите, как хотите. Мне больше не интересна ваша судьба. На небесах есть и другие миры, которыми я буду заниматься. Из жалости к тебе я дам тебе новую жену, и надеюсь, что ты не повторишь прежних ошибок в воспитании других своих детей!»
Он снова скривился, вспомнив, что Адам, сгорая от стыда и, дергая рога на голове, лихорадочно придумывал как объяснить их изгнание из Эдема. Придумал… Какое-то Древо познания… Смех, да и только… Да еще и вымарал из пергаментных листов все упоминания о первой жене. При чем тут Древо познания? Как можно наказывать за жажду узнать новое и понять его смысл? Наверное, он имел виду свое собственное познание сущности своей женушки…

И теперь из-за Лилит они оказались в этом убогом, забытом всеми Богами месте. Из-за скверны в ее душе и злобы в сердце. Правду сказать, Адам действительно не повторил прежних ошибок и никогда не поднял руку на его единокровного брата Авеля. А у него, Каина, осталась полная котомка обид в душе и шрамов на заднице. За что ему это?

Каин со злобой швырнул глиняную миску об стену хижины. Скоро нужно подниматься и идти работать в поле. До самого позднего вечера и заката солнца…
А впрочем… Если уж он вырос под розгой, то пусть и все последующие поколения так же воспитывают своих детей. Это будет справедливо. Пусть и другие пройдут через то, через прошел он. Через страх и боль от розог, слезы, мольбы, крики и плач. Что же ему, одному страдать? Нашли дурака… Так что пусть в Книге все остается так, как сделала Лилит…

Только ведь Авель знает, что был совершен подлог… Адам признался ему. А Авель с его принципиальностью и смелостью может заявить об этом в открытую… Пока он жив, все может раскрыться. Адам и Ева тоже не вечные, да они будут молчать об этом. Из за стыда. Но Авель может рассказать… И как быть?

Каин долго сидел, уставившись в стену хижины, и глядя на потеки чечевичной похлебки… Авель сейчас пасет овец на дальнем загоне. Пожалуй, нужно прогуляться к нему… И заставить замолчать. И тогда он, Каин, будет полностью удовлетворен. Никто ничего не узнает. Он не будет одинок в своих детских страданиях и боли. Все пройдут через это. Миллиарды последующих детей. Это будет справедливо. Пожалуй, Лилит была не столь уж плоха… Со своеобразным чувством юмора дамочка…
Он встал, потер задницу, вспомнив на ней розгу Адама, нащупал шрам, поморщился и пошел на дальний загон. К брату…


Реинкарнолог с видимым удовольствием, постукивая пальцем по подлокотнику кресла затейливый ритм одному ему слышной мелодии, смотрел на Романа, который, находясь в своем первом воплощении, все продолжал говорить и говорить.

«Просто прекрасно! Потрясающий экземпляр! Я второй раз в жизни вижу такую подборку реинкарнаций! Жиль де Рэй, замучивший сотни детей, Калигула – разнузданный жестокий маньяк и сам Каин, убивший своего брата! Ладно, пора его выводить из транса!»…

Анатолий Евгеньевич вспомнил, что несколько месяцев назад к нему приходила девчонка. Красивая, милая девчонка с добрыми и застенчивыми глазами. Кажется, ее звали Юлия. Она говорила, что очень хочет настоящего ребенка и будет воспитывать его в любви и ласке. Что он будет самым счастливым в мире. Она говорила точно так же, как и этот Роман. Юлия и Роман. Джульетта и Ромео. Кто бы мог подумать, что в прошлых жизнях Джульетта была Салтычихой, графиней Батори и Мессалиной… Вот как причудливо складывается узор перерождений…

Доктор сказал нужную фразу и несколько раз щелкнул пальцами. Роман открыл глаза.
- У Вас получилось, доктор?
- Разумеется, дружок! У меня всегда все получается. На отлично.
-…. И что? Что Вы скажете? Я могу надеется?
- Дружок! У тебя все отлично! Просто изумительная реинкарнационная история. Первое рождение. Чистый лист. Это «зеленая карта» без разговоров. У тебя будет ребенок. Настоящий. Ты будешь самым лучшим родителем. В тебе нет ни капли склонности к насилию и жестокости. Ты никогда не причинишь боли своему ребенку. Поздравляю!

…. Роман летел домой, как на крыльях, то и дело доставая из кармана листок с зеленым штампом, и вновь рассматривая его. Из дома он первым делом позвонил своей Юле, которую нежно называл Джульеттой и радостно прокричал: «У меня ТОЖЕ первое рождение! И ТОЖЕ зеленая карта! У нас будет настоящий живой ребенок! Мы будем прекрасные родители!».

А доктор долго сидел и снова слушал в записи голос Романа, когда он был Жилем, Калигулой и Каином. Его мысли и эмоции. Которые сейчас скрыты канвой наносного воспитания и цивилизованности. Но обязательно вырвутся наружу. В свой час.
Да, уж он будет «прекрасным» родителем! Доктор ухмыльнулся. Главное добрым. Такие экземпляры нам нужны.
Он снова начал выбивать пальцами ритм своей любимой мелодии. Задумался. Потом щелкнул мышью, отправляя файлы с записью Роминых откровений в память компа. «Потом еще как то послушаю ради удовольствия. Нечасто такое встретишь».
Встал, потянулся, представляя, что сейчас пойдет домой и выпорет своего сынка – неудачника. Хорошенько выпорет. От всей души и со всем удовольствием. Этого нюню уже давно пора выпороть. Нюня в общем то и не накосячил нигде, но он найдет к чему прицепиться.

Анатолий Евгеньевич уже собрался выключить комп, как вдруг замер, потом решительно щелкнул мышью, вызывая из самых глубоких и потаенных уровней памяти компа текстовые файлы и фото.
Несколько минут он вглядывался в текст и фото… «Да, сколько трудов положено на то, чтобы никто не узнал о моем предыдущем воплощении… Сколько пришлось сунуть нужным людям. Чтобы скрыть. Слава Богу, что нас много таких. Как я. У каждого есть скелеты в душе. Андрей Романович… Так меня звали в прошлой жизни. А ведь это виноваты те мои родители. Что лупили того меня в детстве. И все равно тот я выиграл. Хоть меня и расстреляли. Они доказали только 53 случая, а я сделал это 65 раз… Бездарности! Даже этого не смогли сделать, хотя я сам рассказывал. Все равно я начал и выиграл. Такие, как мы всегда выигрываем!»

Доктор выключил комп, и удовлетворенно улыбаясь, оделся и пошел домой. К семье…