Отправлено: 13.02.15 17:48. Заголовок: Эдуард Веркин. "Кусатель ворон".

Эдуард Веркин

"Кусатель ворон"

Группа российских и германских старшеклассников, путешествующая по Золотому
кольцу, из-за поломки автобуса застревает в глухой деревне. Книга очень веселая
и ироничная. Ниже приводится отрывок из двадцатой главы "Катаболический эффект".
Повествование ведется от лица юного журналиста.

<...>

"К пяти заявился Капанидзе и стал шептаться со Жмуркиным.

Жмуркин взял кружку и ложку и принялся брякать в нее, умудряясь придавать этому
громыханью тревожные обертоны.

Народ отвлекся от гороха, посмотрел на предводителя.

- Внимание, внимание! - провозгласил Жмуркин. - Есть серьезное дело. В нашей
компании произошел очередной возмутительный случай.

- Жохову съели мыши? - лениво спросил Пятахин. - Тогда почему она до сих пор
сидит здесь?

- Нет, веселее, - Жмуркин роковым образом улыбнулся.

- Куда уж веселее.

- Я вообще-то тут, - сказала Жохова.

- Тебя съели, но ты опять тут? - усмехнулся Пятахин. - Это внушает подозрения
насчет твоей сущности...

Жмуркин опять зазвонил в кружку. А я подумал, что лучше бы ему, конечно, маузер
иметь. В таких путешествиях, как наше, без маузера никак. Шмальнул бы в воздух,
все бы присмирели.

- Минуточку все-таки внимания, - попросил Жмуркин. - У нас серьезное дело.
Возможно, дело жизни и смерти.

Все притихли.

- Вот Давид... - Жмуркин указал на Капанидзе. - Вот Давид говорит, что сегодня к
его соседке заглянул некий молодой человек...

Жмуркин сделал паузу и оглядел присутствующих.

- Это была переодетая Жохова, - тут же сказал Пятахин. - Я давно за ней
замечал...

- Сам ты был переодетый!

- Послушайте меня! - возвысил голос Жмуркин. - Я не шучу! Этот дурень перелез
через забор, хотя калитка была открыта. Во дворе в большом котле варилась
похлебка для свиней...

Возникла драматическая пауза. Ибо представили. Я лично представил эту поистине
гамлетовскую картину.

- Этот молодой человек, как бы это сказать поприличнее... - продолжил Жмуркин. -
Этот молодой человек накинулся на котел с баландой и съел почти половину...

- Свиньи остались голодными, - вздохнул Листвянко. - Меня терзают подозрения.

- Он съел половину котла, - повторил Жмуркин. - И все бы ничего, но...

Жмуркин поглядел на Капанидзе.

- Баба Саня трех поросят держит, потом сдает их Дрынову, - сказал тот. - Ей внук
из Америки специальные капли присылает, от них поросята быстрее растут.

Пятахин закашлялся.

- Так вот, - драматически сказал Капанидзе. - У бабы Сани руки трясутся уже, она
обычно всегда капель переливает.

- И что? - с интересом спросила Снежана. - От этих капель что происходит?

- По-разному, - пожал плечами Капанидзе. - Если пару капель перельет - то
ничего, только жрет с аппетитом. А если капель пять перебрать...

Капанизде вздохнул.

- Баба Саня в прошлом году вместо трех капель восемь плеснула - так у нее
поросенка разорвало.

- Как это? - восторженным шепотом поинтересовалась Жохова.

- Так. Вот так примерно.

Капанидзе надул щеки, булькнул, хлопнул в ладоши, продемонстрировав, как
взорвался поросенок.

- Там такие анаболики мощные, - сказал Капанидзе. - Мышцы прирастают так быстро,
что разрывают соединительные ткани. Сплошная кровавая каша. Свинья сразу в
котлету превращается, только есть нельзя, опасно.

- Оно же вкусное было... - растерянно пробормотал Пятахин.

Все с удовольствием поглядели на Пятахина. Пятахин видимо погрустнел.

- Вкусное... - повторил Пятахин.

- Свинья оценила, - сказала Жохова.

- Есть хотелось... - Пятахин поглядел с надеждой на Жмуркина.

- И когда ты только успеваешь, - сказал тот. - И горох собирать, и свиней
объедать...

- Я не хотел...

Разрывание Пятахина посредством анаболических стероидов. Отличная бы получилась
быдлеска. Тег "Оружие возмездия-2".

- Все, - весело объявила Жохова. - Все, Пятак, скоро захрюкаешь! Не
расстраивайся, я запарю тебе желудей!

И все, конечно, засмеялись, как я отметил, опять с удовольствием. Еще бы -
любой, увидевший лицо Пятахина, не смог бы удержаться от смеха.

- Он насовсем лопнет? - довольно цинично спросила Александра.

- Как Бобик с грелкой, - злорадно заметила Снежана.

- Лопнет, - подтвердил Капанидзе. - Внутренние органы повредятся, и все...

- А потом мы его на сало запустим, - предложил Листвянко. - Шкварок нажарим...

- Я люблю шкварки, - сказал Лаурыч.

- И на сапоги, - добавила Снежана. - Из такого отличные подметки получатся,
шкура толстая.

- Из тебя самой подметки получатся... - плачевно огрызнулся Пятахин. - Я не
хочу... Что мне делать?

Пятахин потрогал себя за живот, проверил, не разрывает ли.

- А давайте мы эти капли уркам накапаем, - предложил вдруг Лаурыч. - В чай, а?

Идея явно вызвала интерес.

- А что? - развивал мысль Лаурыч. - Кто-нибудь осторожно подкрадется...

- А вдруг они не лопнут? - перебила Снежана. - Вдруг они больше станут? Что
тогда?

- Так что же мне делать?! - уже с отчаяньем спросил Пятахин.

- Пиши завещание, - посоветовал Жмуркин. - Можно, конечно, на телефон было
наговорить... Но электричества нет. Так что пиши.

Жмуркин вынул блокнотик, выдернул листок, сунул Пятахину.

- Или на словах передай, - сказал Жмуркин.

- Что передать? - растерянно спросил Пятахин.

- Последнюю волю, - сказала Снежана. - Завещай похоронить с собой своего
хомячка. Или развеять свой прах над помойкой, ты же, наверное, об этом с детства
мечтал.

- Да... То есть нет. Я не хочу умирать...

- Жохова над тобой прочтет молитву, - утешила Снежана.

- Даже две, - добавила Жохова. - На всякий случай. Или лучше три. И кол
осиновый.

- Я не хочу умирать! - почти воскликнул Пятахин.

- Все мы там будем, - философски заметил Гаджиев, сын хирурга.

- Я не хочу там, я хочу здесь! - простонал Пятахин.

Он стал по очереди смотреть на каждого, стараясь обрести надежду. Ага, как же.

- Есть одно средство, - задумчиво произнес Капанидзе.

- Да?! - подскочил к нему Пятахин. - Согласен! Согласен!

- Закопать его в землю! - сказала Жохова.

- Его и без нас закопают, - заметила Снежана.

- Серьезное средство, - Капанидзе поглядел на Пятахина с сомнением. - Старинное.
Раньше так, помню, целыми деревнями излечивали.

- Я готов! - Пятахин схватил Капанидзе за руку. - Готов!

- Надо резко улучшить кровообращение в мышечной ткани, - сказал Капанидзе. - Это
нивелирует катаболический эффект.

Мы посмотрели на Капанидзе с уважением: в глуши живет, а такие слова знает.
Хотя, наверное, он инструкцию для капель прочитал. Но все равно.

- Лучше всего для этих целей подходит...

- Порка, - закончил Гаджиев.

Жохова, инфернально дергая острым подбородком, рассмеялась опять.

- Ты чего мелешь?! - повернулся к Гаджиеву Пятахин. - Какая еще порка?!

- Праздничная порка? - спросила у меня Александра.

- Ну да, - кивнул я. - Это тоже такая... традиция. Для оздоровления организма,
для гигиены. Рождественские колядки, праздничная порка... Вроде сухой бани.

- Сухая баня? - заинтересовалась Александра. - Для гигиены?

- Да, - кивнул я. - В областях России, где были дорогие дрова или воды не
хватало, практиковалась сухая баня. Брали розги, хорошенько их замачивали, а
потом секли. Кожа очень хорошо обновлялась... И вообще. Секреция улучшалась,
мыслительные процессы активизировались...

- Гениально! - Глаза Александры стали еще больше и еще прекрасней. - Это как у
Гоголя?

- Да-да, - кивнул я. - Унтер-офицерская вдова, правильно. Как видишь, это
глубоко укоренено в русской культуре. Так у нас принято.

Листвянко рассмеялся.

- Тебя высекут, а ты не воруй! - изрек он.

- Все правильно, сказал Капанидзе. - Если хорошенько высечь, то мышцы не лопнут.
Поболят немного, и все. Завтра будешь как новенький.

- Да ему вообще полезно будет! - Жохова сощурилась. - Будет знать!

- Давно пора!

Идея высечь Пятахина понравилась, кажется, всем. Как мы вообще про это раньше не
додумались? Оказывается, это сплачивает. Тимбилдинг кристальной воды. Курсы
солидарности выходного дня. Групповая терапия. Общество анонимных истязателей.
Все как хотел Жмуркин.

- Я не хочу... - пытался возражать Пятахин.

От испуга он даже как-то ниже стал.

- Это же в лечебных целях! - сказала Снежана.

- Может, даже мускулатура прирастет! - сказал Листвянко.

- Это совсем не больно! - сказал Герасимов.

- Раньше так тоже все лечили! - сказал Гаджиев. - А еще кровопусканием!

- Видимо, действительно придется! - сказал Жмуркин.

- Тебе понравится! - сказала Жохова.

Пятахин сдался.

- Осталось определить... - Жмуркин замялся. - Так сказать... исполнителя.

Рокотова хихикнула - видимо, какие-то воспоминания, фантомы баторской юности.

- Кто возьмется? - спросил Жмуркин.

Все поглядели на Капанидзе. Вообще-то да, он, пожалуй, подходил.

Но Давид сразу отказался.

- Я не могу, - Капанидзе пожал плечами. - Вы гости, а я хозяин. Я не могу высечь
гостя.

Капанидзе продемонстрировал нам свои мирные мозолистые ладони.

- Кто-то из вас должен, - сказал он. - И побыстрее, состав уже впитывается.

Пятахин поглядел на меня.

- Вить...

- Нет уж, - ответил я.

- Но ты же журналист, - напомнил Пятахин. - Хочешь, я тебе в лицо плюну для
вдохновения...

И даже шаг ко мне сделал, собака.

- Я тебе в ответ плюну, - сказал я. - А сечь не буду.

- Но почему?!

- Это противоречит журналистской этике. Я не смогу смотреть в глаза твоей
матери.

- Давайте я, - вызвался Лаурыч. - Я могу его высечь.

И улыбнулся, оглядев Пятахина и его вздорную фигуру, которая к тому же вот-вот
должна была взорваться.

- У тебя опыта нет, - отклонил Жмуркин. - Тут, Паша, нужна твердая рука...

- Можно подумать, он у остальных есть! - сказала Снежана.

- Я однажды болонку отхлестал, - признался Лаурыч с улыбкой. - Она у нас студень
выела...

- Кто-нибудь хочет помочь товарищу? - спросил громко Жмуркин.

Бред. Дистиллированный. Отжатый. Незамутненный. Не зря, видимо, Кафку поминали.

- Я лично не собираюсь его сечь, - сказала Снежана капризно. - Еще заразишься
чем-нибудь от такого. Он же лягушек лопает!

- Я тоже не буду, - Листвянко презрительно плюнул. - Могу в рог дать легко или
по корпусу поработать, а сечь нет, я не палач.

- Я не могу, - отказался Гаджиев. - Отец не одобрит.

- А может, меня опять страус покусает? - с отчаяньем предложил Пятахин. - Это
тоже больно! До сих пор весь в защипах! Наверняка тоже эффект анаболический
есть...

- Не пойдет, - забраковал идею Капанидзе. - Во-первых, страус кусает, когда
захочет, это раз. Нам его силком не заставить. Во-вторых, эффект будет другой.
Страус - он щипает, мыщцы могут только быстрее разорваться. Тут важно именно
равномерное распределение. Тут только порка.

- Я умею, - напомнил Лаурыч.

- Юля? - Жмуркин поглядел на Рокотову.

Та помотала головой.

- Я тоже не буду, - отказался Герасимов.

- Тебе, туберкулезный, никто и не доверит, - огрызнулся Пятахин.

Тут мне, конечно, захотелось вызваться в экзекуторы, но я сдержался, предпочел
упиться ситуацией до конца.

- А пусть шеф сечет, - предложил Листвянко. - Он должен взять на себя
ответственность, он же руководитель.

Жмуркин нахмурился.

Наверное, он испытывал чувства, подобные моим. Наверняка ему очень хотелось
пройтись по бессмысленной пятахинской хребтине хорошей плеткой, однако вряд ли
он согласится. Если в грядущей политической карьере всплывет, что он
собственноручно, пусть и с благими целями, высек человека розгами...

По голове не погладят.

- Не могу, - помотал головой Жмуркин. - Не имею морального права. Это
противоречит моим нравственным постулатам.

Во как! Нравственным постулатам противоречит, оказывается.

- А пусть его урки высекут! - звонко сказала Жохова. - Они наверняка с
удовольствием.

- Я не хочу, чтобы урки! - помотал головой Пятахин. - Не хочу урок!

- Я могу его высечь, - в очередной раз, уже с меньшей скромностью в глазах,
предложил Лаурыч.

- Да пошел ты! - воскликнул Пятахин. - Я не хочу, чтобы этот бобик меня сек,
пусть лучше Жохова!

- Сам себя высеки! - яростно отказалась Жохова.

Капанидзе философически поглядел на бегущее по небу солнце, как бы подчеркивая,
что времени осталось немного.

- А еще друзья... - с обидой протянул Пятахин. - А еще в Германию хотите...

- Давайте бросим жребий, - предложила Снежана. - По справедливости.

- Иностранцев исключим, - напомнил Жмуркин. - Все-таки неприлично...

- Почему это? - завелась Жохова. - В Россию, значит, прилично приезжать, а по
нашим правилам жить неприлично?

Я вновь представил заголовки немецких газет. "Глухонемые из Тюбингена высекли
русского умственно-отсталого волонтера". "Бисмарк был прав". "Россия: хроники
нового средневековья".

- Правильно, - согласился Гаджиев. - У нас все равны.

- Пусть секут, - подал голос немногословный эрдельтерьер Герасимов.

- Давайте у них самих спросим, - уточнил Жмуркин.

Стая поглядела на немцев.

- Александра, Томеш, Кассиус? Никто не хочет высечь Пятахина? В медицинских
целях?

Дитер и Болен все, конечно, поняли, но благоразумно прикинулись европейскими
идиотами.

- Понятно, - хмыкнул Жмуркин. - Саша?

Александра смутилась.

- Сандра, давай ты! - с надеждой попросил Пятахин. - Давай, а? У тебя же рука
легкая, ты же на волынке играешь!

Александра поглядела на меня.

- Ничего страшного, - успокоил я. - Это не по-настоящему, это... Ну почти
историческая реконструкция, можешь так считать. Как Гоголь завещал.

- Но сечь ведь правильно на псарне? - Александра проявила этнографическую
осведомленность. - Тут есть псарня?

- Да у нас везде псарня! - заметил Листвянко.

- Но я никогда не пробовала...

- Во имя гуманизма, - Пятахин сверкнул глазами. - Во имя общечеловеческих
ценностей!

- Хорошо, - вздохнула Александра. - Только мне надо показать как...

- Я покажу, - пообещал Лаурыч.

- Вон пшел! - оттолкнул его Пятахин. - Сандра, давай!

Пятахин быстро разделся до трусов. Капанидзе сбегал в баню за скамейкой, заодно
притащил пучок розог, вполне себе зловещих.

- Жаль, видео кончилось, - Пятахин лег пузом на скамейку. - Классная быдлеска бы
получилась...

- Может, его привязать надо? - спросила Жохова.

- Себя привяжи! - злобно ответствовал Пятахин. - Сандра, давай!

Капанидзе вручил Александре розгу.

Александра взяла ее неуверенно и неумело, я приободрил:

- Ты сейчас здорово на Настасью Филипповну похожа.

Это придало Александре решительности, она взмахнула розгой и направилась к
Пятахину. Сделала шаг, другой... Осела на траву.

Мы кинулись к ней, но Александра уже поднялась и теперь с непониманием смотрела
по сторонам и разглядывала ветку в своей руке.

- Обморок, - заключил Гаджиев. - Легкий. Сейчас...

Он взял руку Александры, померил пульс.

- Все в порядке. Надо на веранду отвести и чай с сахаром...

В этот раз Дитер и Болен поняли все вполне себе, подхватили Александру под руки
и повели к бараку. Она, правда, порывалась вернуться и выполнить высокие
медицинские обязанности, но было видно, что как следует, хорошенько высечь
Пятахина ей все-таки не под силу.

- Да, - Жмуркин высморкался. - Обмельчали немцы. Все-таки придется жребий
кинуть.

Жмуркин достал из кармана коробок спичек, рассовал их между пальцами, протянул
кулак мне.

- Это честно, - сказал Жмуркин. - И никаких споров. Кто вытянет короткую - тот и
будет сечь. И давайте не усложнять.

Короткую вытянул Лаурыч.

- Не хочу! - Пятахин вскочил со скамейки. - Надо мной же потом весь город будет
смеяться! Меня высек Скрайнев!

Лаурыч нахмурился.

- Так решил жребий, - напомнил Жмуркин. - И вообще, Пятахин, ты всех достал.
Сегодня выходной, а мы весь день обсуждаем, как тебя правильно высечь. Сам
виноват! Нечего было свинячью жратву трескать! Ложись! А если не хочешь, можешь
сам себя высечь - правильно Устя говорит!

- А давайте его привяжем! - снова сказала Жохова.

Но Пятахин уже подчинился, покорно вернулся на скамью и свесил руки по сторонам.
Лаурыч взял розги и неуверенно приблизился к топчану.

- Может, солью присыпать? - неуверенно спросил он у Жмуркина. - Для усиления?

- Давай так.

- Хорошо. Сейчас...

Лаурыч неуверенно стеганул себя по ноге, поморщился от боли.

- Лупи уже! - рыкнул Пятахин.

- Ну, ладно...

Розга свистнула. Пятахин дернулся, ноздри Жоховой хищно зашевелились.

- Нормально... - протянул Герасимов.

А что? Это тебе не батор, тут все по-жесткому.

Пир.

Сюр.

Козельский ТЮЗ.

Реальность, еще недавно державшаяся в рамках относительного приличия, расколола
привычную матрицу и предстала пред нами в безумном и яростном величии. Да.

Так можно закончить будущую книгу.

А Дитер, конечно же, рисовал. В его изображении лечебная порка Пятахина,
объевшегося свиными анаболиками, вознеслась практически до утра стрелецкой
казни. Выли псы. Рыдали жены. Ветер рвал сиротливые ветви берез и кидал их
листья в осунувшееся, но горящее свободолюбием лицо Пятахина. Пятахин смотрел
вдаль отрешенным взором, прикрывая колышущееся пламя свечи, и был похож на
Стеньку Разина. На горизонте вставали грозные тучи грядущей Смуты.

- Пожалуй, хватит, - сказал Капанидзе, когда сломалась пятая розга.

Спина у Пятахина вспухла и покрылась тонкими кровавыми паутинками. Но кожа не
была сорвана, не вздулась пузырями, порка была проведена на высоком, можно
сказать, почти на профессиональном уровне. Видимо, у Лаурыча был к этому талант.
Сложно ему в нашем городе придется, мало куда такие навыки применить можно.

Пятахин, кряхтя, сел на скамейке. Потрогал себя, охнул. Поглядел на Лаурыча с
ненавистью.

- Влас, ты меня не обижаешься? - проникновенно спросил Лаурыч. - Я старался не
сильно, как тогда Замотайку, ну, которая студень слопала...

- Теперь я щас сдохну, - сказала Снежана.

- Высек и тем самым запечатлел, - вздохнул Жмуркин.

Пятахин, морщась и двигаясь скованно, как в панцире, направлялся к бараку.

- Низко пошел, - заметил Листвянко. - К дождю.

<...>