Отправлено: 10.04.17 08:50. Заголовок: Два двугривенных. © A-Vicing

Два двугривенных.


В старой, слегка покосившейся избе пахло брагой. Казалось, мутный дым сивухи пропитал все насквозь - хозяйка, грузная и вечно пьяная тетка Глафира, гнала самогон в немеряных количествах. С печи ставила казан с брагой ее "помощница" - взятая из милости батрачка Ленка, сирота из соседнего хутора.

Девка была тихая, безответная, и парни уже вовсю заглядывались - особенно усердствовал поповский сынок Лешка. То леденец притащит, то ленту в волосы подарит - а волосы у Ленки были на зависть ! Коса роскошная, за пояс...

Одна беда - тихая-тихая, а несговорчива была девчонка - других уж и тискали на сеновалах, сиськи горячие вовсю щупали, по круглым задам оглаживали - а эта не давалась. Никому, даже Лешке - хотя всякая бы рада за горсть леденцов губки алые подставить...

Так любовью воспылал недоросль, что дурное дело замыслил - знал, что Глафира на расправу крута, а в хатенке не больно-то прутьями помашешь : драла она свою батрачку в сарайке у дома. И вот хитрый наш недоросль якобы по просьбе отцовской в хату Глафиры заявился, бутыль чистенького первачка купил, а втихаря пачку зеленой махры в брагу-то и ухнул. И хитер же оказался - не свою махорку, а хозяйкину ! Вначале в сенях затаился - как раз у бочки с рассолом, где дубцы - розгачи всегда мокли, часа своего дожидаясь. А потом решил сразу в сараюшку перебраться, место в зрительном зале занять...

Поторопился, однако - крещенские морозы не шуточки, в сараюшке как известно печки нет, даже в полушубке и валенках пробрало его до озноба... Но дождался-таки, поганец ! Ухнула примерзшая дверь хаты, под валенками снег запел - шли двое. Глаза к сумраку привыкли, а Глафира-хозяйка еще и дверку нараспашку оставила - так что виделось Лешке все, что хотелось. А увиделось ему многое !

Аленка вошла с непокрытой головой, в шубке, однако босая. В руках здоровенный пук мокрых дубцов - толстых, что твои шпицрутены, и гибких словно плети. За ней тетка уткой переваливается - моток вожжей в руках да бутыль мутная. Девка как всегда молчит, а тетка знай себе пилит и пилит - и за махорку сворованную, и за брагу порченную, и за прибыток пропавший. Чем больше пилит, тем больше свирепеет - наконец, силком батрачку свою к лавке толкнула, кричит :
- Кладись, сучка !

Та только глазами исподлобья зыркнула, гордячка противная, и у лавки встала. Плечами повела - и аж задохнулся на своих темных полатях Лешка - на фоне белого снега ярким золотом сочное девьчие тело. Как есть голая, в чем мать родила, крепкая, большегрудая, ножки длинные, зад круглый и ладный ! Косу на грудь перебросила, а на лавку глянешь - мороз по коже : от инея белая-белая, заледеневшая ! Не хотела целоваться - вот теперь кладись, дуреха, на морозе от розги шкура в лохмотья станет !

Скинула она, значит, шубейку и как есть голышом - на лавку мерзлую. Ни звука - только лавка скрипнула, да девка слегка на животе приподнялась - ага, стерва, сиськи да греховное место бережет, к ледяному дереву не прижимает ! Глафира-хозяйка тугой вожжей ее руки к лавке примотала - сноровисто, накрепко, а ноги свободно оставила. Смотрит Лешка дальше - хозяйка кукурузный початок из бутыли выдернула, и мутной струей на голое тело - от плеч до ляжек. Еще и руками растерла - в нос сразу сивухой вдарило, девка задвигалась под руками, зад натуго стиснула - и кожа сразу как в бане покраснела, чуть паром не пошла.
- Зад распусти, сучка ! Помедлив, девка расслабила тело - а хозяйка одной пятерней ее половинки в стороны растянула, и еще плеснула первача - прямо ей помежду булок белых, да так, чтобы в срамное место побольше попало. Сквозь зубы застонала Ленка, ровно кипятком шпаранули, дернула задом и снова его накрепко стиснула. Глафира бутыль в руке мотнула, к горлышку приложилась, хлебнула от души.

Девке говорит :
- Ты тож хлебни, стерва негодная - не то простынешь, голосрачкой тут лежать !
Ленка отрицательно замотала головой - мол, не надобно...
- Ну, твое дело, - равнодушно сказала тетка Глафира и отставила бутыль в сторонку, с кряхтеньем наклонилась и подняла положенный у лавки пук розог. Придирчиво отобрала штук пять, каждый прут в воздухе на гибкость пробуя. Собрала пять в одну розгу, встала поудобней, примерилась и грозно велит :
- Ну, кайся, стерва !
- Я ничего не сделала... - негромко и обреченно ответила девка, даже не надеясь ни на прощение, ни на послабление в порке.
- Так ты еще и врать ?! - взъярилась хозяйка. - Ну, сучка, держись ! Выгибай вверх задницу - чтоб посадче доходило !

Девка на скамье прогнулась, послушно приподнимая круглые бедра. По мнению хозяйки, попа приподнялась недостаточно :
- Выпирай покруче !
Голый сочный зад приподнялся еще повыше. Словно почуствовав резкий замах тетки Глафиры, Ленка замерла и затаила дыхание. Прутья взлетели вверх, замерли... и с коротким злобным посвистом врезались в голое тело. Девка резко дернулась, глухо охнула, а на белых круглых булках ее зада сразу стали темнеть и вспухать яркие полосы. Тут же хлестнула вторая розга, третяя... Гибкие тяжелые прутья летали и летали, беспощадно полосуя голую задницу - и вскоре девка не стерпела боли, громко застонала и плотно прижала бедра к лавке.

После двадцати жестоких ударов Глафира опустила пучок прутьев, уже истрепавшихся на концах, окупорила заветную бутыль, глотнула и снова плеснула самогоном на тело девки. Ядреная смесь ошпарила посеченный зад, Ленка выгнулась дугой и отчаянно простонала :
- Жге-е-е-т !
- Ничо, счас остынешь... - равнодушно сказала баба.

Сивушный дух добрался и до закутка,где Лешка затаился. Ох и захотелось парню глоток добрый сделать ! Не от холода спастись - о нем уж и думать забыл, а вожделение подстегнуть : никто еще из парней Ленку во всей красе не видал, да еще вот так - на лавке растянутой и под розгами стонущей...

В шароварах у парня набухло все и начало на волю рваться, поближе к тому тайному, и оттого еще больше желанному,темнеющему в приоткрывающемся межножье при каждом ударе. Тихонько,едва сдерживая сиплое дыхание, распустил поясок на шароварах и запустил руку вглубь, крепко обхватив свой торчащий корешок...

Рука привычно задвигалась, точно как и почти каждую ночь, когда маялся воспоминаниями о подсмотренном девичьем купании еще летом, когда с братом в кустах прятались, а потом рукоблудили остервенело на сеновале, мечтая добраться до красоты виденной и натешиться всласть по-всякому. Брательник-то, старший, уже нашел себе зазнобу, из вдов, и как припечет в штанах, так к ней и мчится, а Лешка пока все руками обходится. Девки потискать позволят, а больше ? Ни-ни ! Боятся, мерзавки, гнева отеческого за вымазанные дегтем ворота...

И бегает Лешка после гулянья со звенящими, что колокола на отцовой церкви, яйцами на сеновал - до зорьки воображает с приглянувшейся девкой непотребства разные, к утру совсем уж в бесовство переходящие. А потом невыспавшийся и измученный ходит по деревне и злится на весь белый свет, взгляды недобрые на всех бросая. Недаром его за спиной - "волченышем" кличут...

Тем временем Глафира уже пруты измочаленные отбросила, еще разочек коротко к сивушному горлу приложилась и повторила :
- Щас я тя остужу ! Попомнишь долгонько у меня !
- И помнить нечего, - чуть хрипло, с обидой в голосе, ответила лежавшая на лавке девка. - Не портила я ничего !
- Так ты еще и упорствуешь ? Ну гляди, девка, вожжа не розга, наскоро не измочалится, щас по-другому запоешь !

Глафира распустила узел вожжей, стягивавших руки Алены, отмотала от лавки и обратно, уже на руку, намотала, оставив свободным хвост аршина полтора длиной. Видя это, девка тихо, но упрямо повторила - "Не виновата...", и опустила голову между рук, приподняв в ожидании плечи.

Глафира коротко выдохнула сивухой, примерилась и размахнулась во все плечо...
Вожжа мелкнула сыромятной кожаной змеей, сразу впившейся в плечи. Девка сильно и коротко дернулась, нервно напрягая красивые ноги, от жгучей боли дыхание у нее перехватило напрочь - и до третьего свиста вожжи не могла продохнуть !

Тетка же ее молчанье по своему поняла : решила, что снова девка-негодница упирается ! Отпустила свободный конец еще на пол-аршина, чтоб шибче проняло... Даже на шаг отошла - а то такой длинной ременюкой не очень-то и приноровишся ! Отмахнула назад и словно цепом на току - по сеченому розгами заду. Смачно, с силой врезалась в голый зад вожжа, и снова, и в третий раз...

От сильных ударов девку едва не срывало с лавки, а в сивушно-морозном духе сарая наконец - то возник, поднялся и всплеском радости прошелся по Лешкину сердцу громкий, откровенный, вожжами выбитый стон :
- Бо-о-о-ольно !
Стон получился громким, но глухим и хриплым : Алена так и не подняла вжатую между рук голову и стонала, распиная губы на дереве скамьи. Ее ноги дрожали натянутыми от боли струнами, вожделенный зад ритмично, в такт ударам, бился на скамье и точно так же, в такт рывкам девичьего зада, двигалась в штанах Лешкина рука...

Виделась ему Ленка, лежащая уже не теткином сарае, а у них на подворье, на дровяных козлах привязанная. И не так, как тут, а бесстыдно, враскорячку, чтобы ему сзади стоять, а девке-гордячке быть в его власти - прутом или по заднице, или по сочным губам помеж них ! Вся будет в его власти - хочет запорет, хочет помилует, хочет дюжину розог, а захочет - и сотню выстегает ...

А еще лучше и не розгами - сам же видел, как упрямая девка прутья терпит, так что вожжа в самый раз. Вожжами ее кручеными, вожжами ! А еще лучше плеткой, а еще лучше... Тут потерялся Лешка : похоть совсем затуманила и захрипел он все-таки, когда рука последний сладкий раз дернулась, все мысли его непотребные тысячей огней в голове взорвались и дурное семя выплеснулось наружу...

От нахлынувшей истомы уже не видел и не соображал ничего. Пока отдышался - девка на лавке еще тихо постанывала, но длиннющая вожжа больше не летала над ней, тяжело врубаясь в голое тело...

Глафира ткнула в бок стонущую девку :
- Теперь поди в дом, негодница ! Я с тобой еще ополся разговор продолжу.
Истерзанная суровой поркой, Алена тяжело поднялась с лавки, ухватила за ворот шубейку, в которой пришла, но надевать не стала, чтобы не липла одежда к посеченным розгами и вожжей круглым полушариям. Напоследок мелькнула в дверях сараюшки голым телом, снова золотым на белом снежном фоне, обрисовалась красивым контуром фигуры и пропала, словно видение, с Лешкиных глаз...

А Глафира внезапно крутнулась на месте и с неожиданной для ее комплекции прытью в мгновенье ока оказалась за перегородкой, где таился непрошенный "зритель". Ее сильная рука метко ухватилась за шиворот, приподняла и тряхнула, словно тряпичную куклу : у Лешки клацнули зубы и мелькнула непрошенная, вовсе не к месту, мысль : "Вот силища у бабы ! Как же она Ленку-то со всей руки драла ?"

Еще разок встряхув добычу, Глафира присмотрелась к утонушему в полушубке трусливому зверьку :
- А-а ! Дак это же поповский сыночек !
Пальцы разжались, Лешка едва не упал на колени, но что-то мелькнувшее в голосе Глафиры остановило. И точно - усмотрев и поняв, кто к ней пожаловал, тетка заговорила все так же грозно, но однако и поласковей :
- А чего это мы тут хоронимся, паныч Алексей ? Никак девку поглядеть схотели ?
Лешка только кивнул головой, судорожно сглотнув от нахлынувших картин недавно увиденного... Глафира стояла над ним как скала и широкой статуей гнала перегаром :
- Вот оно теперь и ясненько, откуда махорка в браге ! Товар-то зачем напортил ?
- Я... Это... Не портил я ! - нагло и с вызвом начал приходить в себя Лешка.
- Там товару было на три двугривенных, ну никак не меньше.
- Я... я заплачу ! - ляпнул Лешка и понял, что попался окончательно.

Однако пугался зря : Глафира выгоду упускать никак не собиралась. Тут же собразив, что к чему, коротко и дешево "продала" свою батрачку :
- Готовь рупь. Товар оплатишь, а на той неделе, в чистый четверг, вечерком приходи. Пока в бане будем, в хату зайдешь, а там жди за занавеской, и без знака моего нишкни ! Я Ленку по всем статьям постегаю, в тепле да в чистоте, там и налюбуешся, как она перед тобой всеми местами покрасуется. А денег не отыщешь - в тот же четверг сама к твоему батюшке приду. Тогда уж ты сам на лавку ляжешь... понял ?
- Понял ! - лихорадочно закивал Лешка, и пока Глафира не передумала, стрелой умчался прочь, едва не теряя в сугробах валенки...

Глафира бесстыдно улыбнулась и всей пятерней подергала лохмы нечесанных волос под платком :
- Вот и еще прибытку... За такую безделицу, да целых сорок копеек навару !


© 2002 A-Vicing