Применение телесных наказаний в воспитании подростков - насилие или неприятная необходимость?

Мужчина средних лет cосредоточенно кормит с ложки маленькую девочку.
- Самолет... - тянет мужчина, - залетает прямо в рот.
Еще порция каши с грехом пополам съедена. Ужин прерывает звонок в дверь.
- Минуту! - Илья откладывает тарелку, вытирает руки, озабоченно смотрит на малышку с перемазанным личиком. - Что-то мама сегодня рано.
Но вместо молодой жены на пороге стоит нахохлившийся парень. На отросших волосах блестят капельки воды.
- Здравствуй. Ты к Аиде? Ее пока нет, но можно...
Парень делает шаг назад, бормоча что-то про "другой раз".
- Заходи, ну что же ты.
Потянувшись, Илья прикрывает дверь, не дав мальчишке сбежать. Парню около двадцати, но для Ильи Константиновича все бывшие ученики, конечно, еще мальчики.
- Она скоро придет.
И будет недовольна, если узнает, что супруг дал Тарасову уйти.
Эта странная дружба длится несколько лет, иногда прерываясь, иногда молодые люди созваниваются ежедневно. Илья замечал, что голос жены в телефонных разговорах делался легким, игривым. Такой легкости никогда не бывает, если они встречаются втроем: похоже, между бывшим дежурным и выпускником пансиона еще сохраняется некоторая натянутость, и разговоры не клеятся. Но Илья не ревнует: у него тоже есть "свои" мальчики, ребята, с которыми он поддерживает отношения.

Илье нужно вернуться на кухню, он предлагает гостю чай, извиняется за беспорядок. Удивительно, какой бардак может навести полуторагодовалый ребенок за пару минут.
- Малыш, смотри кто пришел. Помнишь дядю Кирилла?
- Лил! - девочка стучит ложкой.
Илья находит парнишке место на другом конце стола, у окна.
- На маму похожа. - смущенно говорит парень.
- Да, к счастью.
Девочка и впрямь копия матери, очаровательная. От отца ей достались только ямочка на подбородке и непокорные волнистые волосы, которые Илья запрещает стричь.
Взгляд мужчины возвращается к парню.
- Я принесу тебе свитер.
Когда он возвращается из спальни, дочь заливисто смеется. Илья успевает заметить, что гость строит ей презабавную рожицу, но Кирилл тут же выпрямляется. Кто-то давно говорил, что мальчишка ладит с детьми.

- Как... Как поживаешь?
Тарасов то учится где-то, то работает, живет то тут то там, Илья не особенно вникает, и теперь толком не знает, о чем говорить с парнем.
- Нормально. Все хорошо. - легкое напряжение сгущается на светлой кухне. Кирилл натыкается взглядом на пепельницу, мнется, прежде чем спросить:
- У вас не будет?..
- Я бросил. Из-за малышки.
Мужчина достает из шкафа сигареты жены, протягивает парню. Аида тоже бросала, но под настроение еще возвращается к старой привычке, а вот Илье Константиновичу легче завязать совсем.
- Не, не надо тогда.
Илья ставит чай, предлагает перекусить бутербродом, а потом уж поужинать, когда жена вернется с занятий. Но парень будто не слушает, заговаривает о другом, не поднимая взгляда. Его голос, давно устоявшийся, звучит по-мальчишески ломко:
- Это из-за меня вы тогда ушли?

Обыкновенный день в провинциальном пансионе. Отдаленный шум свидетельствует об окончании уроков.
На пороге возникает мальчик.
- Вы сегодня дежурный?
Илью передернуло. Какое нахальство, обращаться вот так, словно к школьнику, не успевшему стереть формулы с доски.
- Что вы хотели?
Подросток недовольно фыркает:
- Да замечание...
Перебивая старшеклассника, компьютер пискнул, Илья мельком просмотрел кляузу с множественным подчеркиванием и восклицательными знаками.
- Ваш куратор сегодня здесь. С объяснениями, пожалуйста, к нему.
Тарасов зачем-то оглядывается на дверь, смотрит опять на Илью.
- Лучше вы.
Пара минут уходит на то, чтобы узнать, что - лучше, почему - лучше.
- То есть вы полагаете, что я, в отличие от Капитанова, не стану читать вам нотаций?
- Так говорят. - Вид у Тарасова сумрачный, но не похоже, чтобы он чувствовал себя виноватым.
- "Говорят"! - Подобные слухи не радуют дежурного. - Я не думаю, что вам еще нужно объяснять, что срывать уроки неопытным учительницам - низко. Сами все знаете... Что ж. Я накажу вас. Только не думайте, что если вы отвертелись от "Викимакса", порка обойдется вам дешевле.

Длинные коридоры, несколько любопытных мордашек, на взгляды которых воспитатель не отвечал. Вместе с подростком они дошли до двери, у которой вот уже несколько недель кто-то рисует непристойные картинки. Вычислить художника удается не скоро.
- Давайте живее, у меня и без вас дел хватает. - поторопил Илья, уже жалея, что ввязался.
Что делать, Тарасов знал.
Тяжело стукнули кроссовки, звякнула пряжка ремня. Футболка с картинкой улеглась на стул.
Он не говорил мальчишке раздеться полностью, но тот обнажался привычно, неторопливо складывал одежду, будто в комнате больше никого нет. Сколько раз Тарасов здесь бывал? Одна прядь вздыбилась и осталась стоять торчком, как перо. Жесткое освещение придавало коже нездоровый оттенок.
На ум пришла непрошенная ассоциация, что такой свет, вероятно, бывает в прозекторской.
- Сюда. - Илья небрежно кивает на "стенку", конструкцию с перекладинами.
Босые ноги бесшумны.
- Двадцати вам хватит. Сами будете держаться или привязать вас?
Конечно, он видел пометку психолога о "крайне нежелательных мерах воздействия", но эта надменность, уверенность, что можно использовать дежурных в своих целях, если поцапался с куратором, требовали чего-то большего, чем торопливое исполнение обязанностей.
Мальчик молчит.
- Не слышу.
- Я сам. - Кирилл говорит приглушенно.
- Прекрасно. Ноги на ширину плеч.
Легкое движение, явно недостаточное.
- Ну-ну, Тарасов, не скромничайте.
Еще пара сантиметров. Вздохнув, дежурный берет несколько розог, отделив один прут, без особого замаха опускает его на ягодицы мальчишки. Свист, удар. Еще раз, еще. Порка набирает скорость и силу.
Через семь росчерков парень выпускает перекладину.
- Руки, Тарасов.
Мальчишка покоряется, снова берется за перекладину кончиками пальцев. Надо было настроить "оборудование" по росту, но Илья этого не сделал. Его раздражение выплескивается с ударами, еще, еще раз, с каждым стежком полосы на теле мальчишки все ярче, появилась кровь там, где удары пришлись внахлест. Руки старшеклассника опять соскальзывают.
- Ну что еще? Я вас привяжу.
Илья беспрепятственно затягивает один ремень, но когда приступает ко второму, парень бьется, вырываясь, крутится, рискуя повредить сустав обездвиженной руки. Эта картина - стенка, вывернутая под неправильным углом кисть, испарина на лбу мальчишки, проступившая четкими, крупными каплями, - вдруг отрезвляет Илью.

Он положил заявление об уходе на директорский стол следующим днем. Тяжело было сначала без работы, без занятия. Аида его поддержала, но из-за вынужденной праздности настроение у Ильи было скверным, они ссорились по пустякам.
А потом вдруг все как-то сразу наладилось. Позвали преподавать в столичный лицей, Аида приняла его предложение, родилась дочь. Он и выглядеть стал лучше в окружении своих девочек: счастливый молодой отец с элегантной проседью, куда-то делась сутулость, блестит на пальце обручальное кольцо.
А что же Тарасов?
Со времен своей учебы в пансионе парень не сильно вытянулся, но раздался в плечах, и чужой свитер сидит как влитой. Те же руки, запястья, на одном - татуировка, но Илье не видно, что изображено.

- Нет, не из-за тебя. - наконец отвечает Илья. - Знаешь, бывает, перед человеком стоит важный выбор. Я бы сказал, ты помог мне решиться. И я ни разу не пожалел.

Парень задумчиво кивает, отворачивается к окну.
- Лил! - это малышка тянется к нему, и Тарасов, взглянув на девочку, с неожиданной сноровкой берет ее на руки.
- Оп-ля! Как ты выросла.
Втроем они ждут Аиду.