Применение телесных наказаний в воспитании подростков - насилие или неприятная необходимость?

IV. Поездка без возражений, или Бодрящий ветер перемен

Владик поднялся с кресла, обвисая на ее руках. Смутно, инстинктивно стараясь не задавить хрупкую старушку своей худощавой, но все-таки тяжестью. Получалось плохо - каждый шаг простреливал.

К ней?! Домой?! Невозможно! А, ну и что... Лишь бы не здесь! Нигде уже хуже не будет!

Зоя Петровна тащила его, взяв под локоть. Прислонила в прихожей к стене. Накинула куртку. Махнула рукой. Зажала куртку подмышкой. Снова взялась за него.
С площадки он обернулся. В квартире было могильно тихо. В дверях гостиной немым столбом стоял отчим. Из-за плеча, закусив ладонь и вытаращившись, глядела Светка.
Дверь лифта с лязгом отрезала от него этот кошмар.
В машине, на теплых коленях, обтянутых серым сукном обычного для математички строгого платья, он затих.
Рука с одиноким старинным кольцом перебирала его длинные волнистые пряди. Коснулась уха. Провела по лбу.

Жар! Как от хорошо протопленной печки.

- Пить! – подтвердил мальчишка догадку.
- Эх, парень… - водитель подал бутылочку минералки.
Зоя Петровна открыла сумочку, достала коробочку, вынула таблетку.
- “Нурофен”, Владик. Жар снимет, боль утишит.
После пары жадных глотков мальчик блаженно закрыл глаза.
- Аааахххх!
Узкие джинсы все же сползли по дороге и на раны уже не давили. Мягкий батист смоченного водой платка невесомо скользнул под бережно оттянутую кромку помеченных кровью трусов.
Из приоткрытого Зоей Петровной окна сифонили леденящие порывы. Она зябко куталась в шаль. Заботливо поправляла накинутую на Владика куртку.
Водитель посматривал в зеркало заднего вида, но вопросов не задавал. Когда садились, удивился только:
- Кто ж так внучка, бабуля?
Она промолчала. Глянула красноречиво.
- Кхм... Дорогу покажете? Едем!
Выстуживающий салон ветер как будто сметал с Владика то и дело бьющую в попе саднящую боль, прохладой разравнивал волны набегающей изнутри горячки.
- Зоя Петровна. А как же? А что же?
Она прижала его ласково и сильно.
- Шшшш... Тихо, мальчик! Дома. Все дома.

V. Как мало мы их знаем, или На входе была истерика

К подъезду высотки на Кудринской площади – с большим двором за чугунной оградой, с лепниной и шпилем, одной из тех, легендарных, сталинских - шли молча.
Зоя Петровна поглядывала время от времени на Владика: не закрылся ли снова, не ушел ли в себя.
Он шагал следом, как послушная кукла, которую дергают за ниточки: сгорбившись, уткнувшись в брусчатку, ломано переступая ногами.
И вот, наконец, квартира.
Мальчишка топтался у двери. Прислонился было к стене, но тут же отлип.
- Ты проходи, не стесняйся, Владик.
Зоя Петровна поставила перед ним какие-то пушистые тапочки.
- Давай-ка куртку, я повешу.
Он нагнулся развязать шнурки на кроссовках. Скривился. Огляделся. Все же поставил ногу на край обувной полки. Посмотрел опасливо.
Она охнула.
- Вот я глупая! Давай, Владик... Помоги мне немного… Сейчас снимем...
Приговаривая, развязала шнурки и принялась стаскивать с мальчишки кроссовки. Вначале один, затем второй. Совсем как с маленького.
- Спасибо, - смутился он. Помолчал пару мгновений, а потом будто прорвало.
- Зоя Петровна... За что? Так страшно! Так больно! Я ж ничего! Она сказала. Он поверил. Сразу! Слова сказать не дал!
Глаза наполнились слезами.
- Как? Зачем? Как она могла... Он почему так...
Зоя Петровна вдруг резко распрямилась. Казалось, скажет сейчас таким же строгим и чуть насмешливым тоном, как в классе: “Головин, извольте не мямлить. Отвечайте, как положено”.
Однако взяла его за холодные пальцы и очень тихо спросила:
- Владик, мальчик… Что все-таки случилось?
Она очень боялась, что он опять замкнется. Но Владик заговорил быстро, путано, мешая слова со слезами.
- Я был... Счастлив. Летал! А она... Ты должен. Ты обязан! Я... Как? Как она придумала такое?! Я ж ничего. Просто сказал “нет”. Помогу. Если хочешь. За тебя делать не буду. Да! Я взял 15 тысяч. И делал за нее “домашку”. Честно! Она... Она хочет и в классе. Я не мог... Ну не смог я! Вы! Вы все время смотрели…
Он брызгал слюной, почти кричал.
Вдруг замолк.
- Пятерка. У меня же пятерка? Да?
Посмотрел туманным взглядом. Глаза потемнели. И снова:
- Она! Они! Я! Ничего! Как?! За что?!
Рассказал все. Про насмешки одноклассников и джинсы. Про уроки за Светку и деньги. Про отчима и его угрозы. Про то, что в лифте...
Нет, про лифт она догадалась сама. Он плакал, говорить связно уже не мог.
- Она... Он... Стыдно! Как больно! Ни за что! Ненавижу! Всех! Всех ненавижу! Вы! Вас я боялся. Отдал бы ей... И все... Больно! Стыдно! Я не делал... Не верит! Никто не верит! Звери! Ненавижу!
Упал на колени, склонился, прижал ладони к лицу. И содрогался в плаче.
Зоя Петровна оторопела. Вздохнула полной грудью. Присела, обняла за плечо.
Он вырвался.
Она взяла снова. Молча прижала к себе, гладя по голове, удерживая, обнимая… Давая возможность выплакаться.

Вот, значит, как… Светка Жлобнова. Главная красавица класса. Королева, привыкшая получать все, что хочет. Бездушная. Беспринципная. Безжалостная. Маленькая дрянь, способная на такую подлость! И ведь чувствовала же, что не все в порядке! Успей бы пораньше…

Снова глубоко вздохнула, не переставая успокаивающе гладить все еще бьющегося в рыданиях мальчишку.

Владик… Владик… Почему же мы не поговорили с тобой раньше, чем все это случилось? Но как можно было даже предположить такое! Бедный мальчик… Что же они с тобой сделали, изверги!

Он начал потихоньку затихать. Только крупно вздрагивал и всхлипывал время от времени. Не отнимая рук от лица и уткнувшись ей в плечо.

Маленький ты мой…

Губы Зои Петровны оказались возле самого уха и нашептывали теперь, успокаивая.
- Ничего, Владюша… Все наладится, вот увидишь… Мы обязательно что-нибудь придумаем!
- Пятерка? Зоя Петровна! Да?
Он даже вскинулся с этим вопросом.
Она поразилась. И вдруг поняла. Важно! Для него сейчас это было так важно. Он устал. Рыдания притупили боль. Не физическую. Душевную. Да и сознание отказывалось возвращаться к кошмару. Ему так хотелось просвета. Хоть капли хорошего. Светлого. Радостного.
Зоя Петровна смотрела на него и видела словно в первый раз. Парень как парень, ничего особенного. Худощавый, как многие подростки. Нескладный. Длинные темные волосы, сейчас взлохмаченные. Заплаканные изумрудные глаза. Смотрит с ожиданием и надеждой.
- Пятерка, пятерка, – она улыбнулась одними глазами.
Да, еще не проверяла работы. Но иногда можно позволить себе маленькую ложь. Иногда ложь нужнее и правильнее, чем правда.
У Владика просветлело лицо.

Как же мало мы их знаем! Как преступно мало! Спроси у любого учителя… Что он скажет? “Головин? Хороший мальчик. Старательный. Не грубиян. Застенчивый немного”. Вот и все. Хороший мальчик из хорошей семьи… А там внутри такое… С семьей, кстати, тоже что-то придется решать.

С трудом подавила в себе желание сжать зубы. Такой яркой была картинка из недалекого прошлого, невольно вспыхнувшая перед глазами.

Нелегко тебе пришлось, мальчик… Но больше я не позволю! Впрочем, время подумать еще будет.

- А знаешь что, давай-ка ты, Владик, в ванную. Потом будем со всем этим разбираться. И не спорь. Не спорь! Я наберу сейчас.

VI. Пена смывает ступор, или Не отпустить в свои мысли

Ванная, наполненная хвойным паром, с нежной даже на вид шапкой белой пены обволакивала мягким ласковым теплом и покоем. Наверху, под самым потолком колыхалось от пара развешенное белье.
Забираться было больно. О том, чтобы сесть, даже думать нечего. Он опустился на корточки в мягкую пушистую ласковость и обхватил руками колени.
Она деликатно оставила его одного. Решая тем временем два насущных вопроса – медицина и одежда.
С медициной все просто.

Так... Жаропонижающее. Антисептик. Мазь от царапин и синяков. И успокоительное. Обязательно.

А вот с одеждой…

Лешино ему, наверное, велико будет…

Через какое-то время, удерживая одной рукой стопку одежды и большое ворсистое полотенце, Зоя Петровна постучала в дверь ванной.
- Владик!
Ответа нет.
Заглянула.
Мальчишка сидел в пене, сцепив руки на коленях, и смотрел в одну точку. Даже не шелохнулся. Наверное, так и все это время недвижим.
- Давай я помогу тебе помыться.
Тон учительницы не предполагал возражений. В любом другом случае она никогда не предложила бы подобного 15-летнему парню. Но сейчас это было правильно, было нужно…

Как там сказал водитель? Внучек? Ведь вполне мог бы быть сейчас такой вот внучек или внучка…

Зоя Петровна намылила мягкую губку и подняла Влада за локти. Губка мягко прошлась по плечам, стряхивая хлопья пены, намылила спину…
Сначала он сжался, посмотрел, но промолчал. Вскоре почувствовала, как расслабляются напряженные мышцы.

Вот и молодец, вот и умница!

Теперь действовать можно было смелее. Совершенно невозмутимо, как если бы и в самом деле мыла внука, которому четыре годика, Зоя Петровна прошлась губкой по всему телу. И скомандовала:
- Теперь голову.
Намылить. Смыть всю грязь, всю боль сегодняшнего дня. Хотя разве смоешь такое полностью!
Позже, стоя под прохладным душем, он нежился почти как ее кот-сибарит Федор на июльском солнце.
Само мохнатое рыжее существо пышных усов не казало. Обычно кот ревновал: оглядывал, обнюхивал каждого, очень редко не ей давался погладить. А уж присесть на колени! Только к Лешке еще запрыгивал... Сейчас испарился будто. Даже корма не требовал привычно с типично мужским нахальством. Видать, чувствует…
- Ну вот. Чудно! Одевайся.
Она кивнула на стопку одежды.
- Жду тебя в кухне.
Владик вышел в зеленой футболке и свободных черных тренировочных штанах. Влажные локоны обрамляли порозовевшее лицо, распадались волнистыми прядями по плечам.
Замер в проеме кухонной двери.
Белоснежная скатерть... Амфорно-гнутый, сапфирово-синий, с лебединой шеей чайник... Нежно-дымчата лазурь гжельских розанов на чашках... Хрустальная ваза - ножка стройная, бронзой сияют амуры. Полна краснобоких яблок... На классически строгой тарелке, розовой с золотым кантом, громоздятся пирамидой ватрушки. Ароматные, пышные, аппетитные...
- Я... Так долго? Когда вы успели?
Мальчишка закрыл глаза. Вдохнул полной грудью.

Как уютно! Красиво! Вкусно!

- У меня уже тесто готовое было. А когда тесто готово, там и успевать нечего. Проголодался?

Говори, Владик, говори. Спрашивай! Только не замыкайся опять, не уходи в свои мысли.

На приглашающе отодвинутом стуле заботливо лежала мягкая подушка. Пастельно-голубая. Венок шитых гладью нежных ромашек окружал пурпурную букву “Л”.
- Сын. Леша, - пояснила она на его вопрошающий взгляд.
- Значит, это... - Владик оттянул футболку.
- Да.
Зоя Петровна вздохнула.
Чашка звонко опустилась на блюдце.
Голос дрогнул.
- Пилот. Разбился. Восемь лет прошло...
Она улыбнулась печально и светло.
- Владик, пойдем, - взяла его за руку. - Надо... это... Лечиться будем. А потом - чай. Горячий. Сладкий. С ватрушкой!