Как в детстве
Автор King21044
***
Звонок от классухи раздался вечером пятницы, как гром среди ясного неба, когда Лёнька с отцом, устроившись на новом диване с чипсами и колой, смотрели «Назад в будущее». Только Марти МакФлай разогнал «Делориан» до восьмидесяти восьми миль в час, как телефон затренькал.
Отец поставил кино на паузу, взглянул на экран и удивлённо хмыкнул:
— Интересно!
По одному только взгляду Лёнька уже догадался, кто звонит. Ведь нашла же время! Талант у человека портить людям жизнь. Лёнька подтянул колени к груди, насупился.
— Да, Татьяна Николаевна. Что-то случилось? — Папа, слушая классную, смотрел на сына сперва немного насмешливо, но чем дольше пищало в трубке, тем серьёзней становился его взгляд. — Вот как?
Кола в стакане шипела пузырьками, выдыхаясь. Отец мрачнел. Кино можно было выключать, чипсы убирать — как легко оказалось враз сломать хороший вечер!
— В родительском чате? Простите, я не пользуюсь мессенджерами. Нет, дневник я смотрю! — теперь папа оправдывался, но утешало это слабо. — Сколько раз? Я с ним поговорю, Татьяна Николаевна. Спасибо, что позвонили...
Отец явно хотел закончить разговор, но классуха, видимо, такой короткой беседой не удовлетворилась. Лёнька представил, как она, поправив очки, толкает в трубку нравоучительную речь.
— Да, Татьяна Николаевна, я понимаю. Нет, конечно, это не дело. — Кивал папа, бросая на Лёньку тоскливые взгляды. — Согласен. Да, Вы правы. Я займусь. Всего доброго!
Настроение у отца испортилось. Телефон он отложил, но сидел теперь молча, не глядя на сына. Молчание затягивалось.
— Ничего не хочешь мне сказать? — папа взял из пакета чипсину и захрустел.
От сердца немного отлегло — вряд ли что-то серьезное, иначе и тон был бы другой, и слова, и вообще: интуиция подсказывала, что отец не сердится, а скорее делает вид. А вот вопрос был с подвохом, один раз Лёнька в эту ловушку уже попался, начав рассказывать не про те грехи, о которых спрашивали. Действовать надо было осторожно.
— Она же сама тебе все рассказала. Зачем ты спрашиваешь? — ответ был хороший, аккуратный, хоть и с ноткой агрессии.
— А может, не всё рассказала. — Парировал папа и кинул в рот ещё пару чипсов. — Может, я даю тебе шанс на чистосердечное?
Напряжение спадало, Лёнька выдохнул, но расслабляться было рано. Он пожал плечами и прикусил язык.
— Лёнь? — отец вздохнул, — мы же договаривались? Я не ругаю за двойки и тройки, даже закрываю глаза на прогулы, если ты совсем с ума не сходишь. А ты мне не врешь на счёт школы, рассказываешь все по-чесноку. Был договор?
— Ну был. — Лёнька обхватил колени руками.
— Ну, и чего за дела?
— Какие дела? — не сдавался сын.
— Господи! Ну, партизан! — отец закатил глаза, — По поводу прогулов твоих она звонила! Что немецкий ты уже две недели задвигаешь! Есть, что сказать?
— Да что говорить? Ну, прогуливал. — Оправдываться было нечем.
— Причина?
Лёнька фыркнул. Можно было, конечно, наплести чего-нибудь, отбрехаться, но он решил не юлить. Была в их с отцом договоре своя выгода, и доверие его терять не хотелось.
— Просто прогулял и всё. Один раз домашку не сделал, запутался, а потом уже не хотелось идти. Ещё и уроки в расписании последние. Ну и...
— Ясно. — Папа глядел на него не отрываясь. — Две недели — это много, Лёнь. Что будем делать?
— Чего ты меня спрашиваешь? Ты же сам решаешь, что делать. Иезуистика какая-то!
— Нет такого слова. — Отец поморщился. — Но я тебя понял. Я не издеваюсь, а просто предлагаю выбор.
Отец задумался.
— Игр или компьютера тебя лишать смысла нет, мама во вторник приезжает, все равно на радостях все запреты отменит, — рассуждал отец, — карманные ты уже получил. Не пускать тебя гулять жестоко — весна на улице.
Лёнька слушал, раздражённо теребя лампасы на трениках.
— Куда вы там втроём собирались в воскресенье? На какую-то выставку? — Сказано это было таким равнодушным тоном, будто они в макдак хотели пойти. Будто отец не знал, что они эту игровую выставку уже пол года ждут! Будто не видел, с каким трудом билеты доставали, как считали дни до открытия!
— Пап, ты что! — Лёнька покраснел, а от обиды даже слезы на глаза навернулись.
— Ладно-ладно, я понял! — отец поднял руки. — Выставка — это святое. Что же тогда остаётся?
Подсказывать Лёнька не спешил, все перспективы были не очень.
— У меня ведь скоро день рождения. — Буркнул он.
— Предлагаешь не отмечать? — усмехнулся папа, — Не слишком ли?
— Да не. Я думал, может простишь в честь праздника?
Отец, казалось, сомневался. История-то и правда яйца выеденного не стоила: ну, подумаешь, прогулял, все равно ведь всё вскрылось, и так теперь домашку за две недели делать, перед немкой извиняться.
— Прощу, конечно. Вот накажу только и сразу прощу! Давай тогда, как в детстве. — Отец сел поглубже на диван и пошлепал по коленям. — Забирайся!
Лёнька недоуменно захлопал глазами, поерзал, косясь на папу, хотел уже ответить что-нибудь едкое и уйти, но тот схватил его за плечи и ловко, рывком, уложил животом к себе на колени. Лёнька тут же завозился, но папа придерживал его за поясницу, не давая уползти:
— Либо так, либо выходные за учебником и никакой выставки! Выбирай.
Лежать было неудобно, зад, обтянутый трениками, отклячился. Лёнька, обернувшись, смерил отца недоуменным взглядом, и тут же стало смешно: тот хмурил брови, но улыбка на строгом лице прорывалась нелепой гримасой.
Папа положил ему руку на загривок:
— Лежи и думай над своим поведением!
Футболка сползла по спине, отец смахнул её ещё выше — к лопаткам, чтобы не мешала, приложил руку к Лёнькиной заднице:
— Сколько всего уроков-то прогулено?
— Ну, четыре. — Лёнька во всю хихикал.
— По десятку за каждый положим! — папа, примериваясь, похлопал ладонью по напряженному мальчишечьему заду, и вдруг взялся за резинку его треников и вместе с трусами потянул вниз.
— Эй! — Лёнька рванулся, но отец держал крепко, и он только больше выскочил из штанов. — Пап, да ты что! Ну хоть не по голой!
— Вот ещё! Не по голой заслужить надо, а ты ведёшь себя как маленький. — Отец положил ладонь на тощую попу, та сжалась в ожидании шлепка. — Лёнь?
— Ну?
— Что там с этим немецким-то? Сам справишься?
— Да справлюсь я. — Лёнька ткнулся носом в кожзам нового дивана, смех его так и прошивал судорогой, но первый же звонкий шлепок пресёк веселье — было больновато.
— Ай!
Отец лупил размеренно, чередуя половинки, придерживая Лёньку за спину. Тот ворочался с боку на бок, «айкал» и «ойкал» сперва сквозь хихиканье, то и дело сотрясаясь от смеха, а после первого десятка и смех утих, и попискивание стало обиженным. Задницу пригревало, зуд от первых шлепков сменился жжением — еще чуть-чуть и станет по-настоящему больно. Папа, отсчитав двадцать, прервался, потёр рукой покрасневший Лёнькин зад, разгоняя жар.
— Нет, я всё понимаю — весна! — рассуждал отец, придерживая недовольно сопящего сына за спину, — С последнего урока свалить так и хочется. Я бы и сам не удержался! Но не две же недели подряд! Совесть-то надо иметь, Лёнь?
— Хватит, пап! — Лёнька буркнул обиженно, сунув нос в сгиб локтя.
— Точно хватит? Может ещё десяточек, для закрепления?
— Не надо!
Папа коснулся ладонью покрасневшей задницы, погладил Лёньку по спине.
— Обиделся?
Тот лежал молча. Отец ослабил хватку, подтянул повыше его съехавшие штаны, чтобы удобней было за резинку ухватиться. Лёнька, одевшись, сразу отполз в свой угол дивана и надулся.
— Лёнь? — папа протянул руку и взял его за плечо, — я не хотел тебя обидеть!
Лёнька прятал глаза, старательно разглядывая то стоп-кадр на экране телевизора, то стены, то свои коленки.
— Прогульщик ты хреновый! Сказал бы сразу, я бы прикрыл, а теперь оправдывайся перед училками! Немецкий один черт учить, ещё и по попе получил как маленький. Стоило оно того?
Пока Лёнька отворачивался, папа придвинулся поближе:
— Чего надулся-то? Я же так, символически! Тебе же не больно!
— Курица довольна. — Фыркнул Лёнька.
Отец взьерошил ему волосы:
— Давай держаться уговора: если в школе плохо — ты мне говоришь! Если тяжело — говоришь! Если очень надо прогулять, я разрешу. Думаешь, мне нравится с этой твоей Татьяной Николаевной беседовать? Да у меня от неё мороз по коже! Ты-то хоть сам не подставляйся, слышишь? Лёнь?
— Слышу.
— Мороженое принести?
— Зачем?
— К заднице приложить, зачем же еще. — Отец поднялся, не дождавшись ответа, и пошел на кухню. Вернулся он с двумя шоколадными рожками. — Гулять, так гулять! Мама приедет, про всё это хрючево придется забыть — будем на супах да на овощах сидеть. Хоть напоследок душу отвести!
Телевизор ожил. Марти перенесся в пятьдесят пятый год, папа с Лёнькой ели мороженое и запивали колой. Зад Лёнькин грело, как в Петькиной деревне на печи. Папа поглядывал на Лёньку то виновато, то улыбаясь, тот в ответ ткнулся в него плечом и позволил себя обнять.
https://ficbook.net/readfic/11914497
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
