Применение телесных наказаний в воспитании подростков - насилие или неприятная необходимость?

– Попался, птенчик, в клеточку!
Кирилл явно не тянул на «птенчика»: спортивная фигура, выше среднего роста. Он рванулся ещё раз, уже понимая, что не вырваться, и в упор взглянул на приближающуюся к нему приземистую фигуру в синих трениках с «адидасовскими» полосками. Когда он совершил ошибку? Как позволил себе оказаться в такой безвыходной ситуации? За спиной ржаво скрипнули, закрываясь, ворота гаража – и Кирилл приготовился к драке.
……………………………………………………………………………………………
Это был один из многочисленных безликих посёлков городского типа – с дорожными выбоинами, автобусами-«пазиками» в качестве общественного транспорта, коробкой торгового центра на бетонном пустыре, называемом площадью. Из культурной составляющей – три школы, политехнический колледж и арендуемый «кем только не» кинотеатр. «Архитектурной доминантой» посёлка были двухэтажные постройки с облупленной штукатуркой и почерневшими балконами, а на окраинах – деревянные домишки с парниками и яблонями. Лишь несколько высоток долговязыми сталагмитами сгрудилось в центре, и в одну из них, купив недорогую «двушку», полгода назад переехали Кирилл с мамой. Отца Кирилл почти не помнил: он уже давно жил с другой семьёй и на другом конце страны. Взрослея, Кирилл всё больше ощущал себя единственным мужчиной в семье, старался помогать маме, не огорчать её, брал на себя всю часть работы по «привинтить-прикрутить».
Учёба в одиннадцатом классе скучать не давала, но Кириллу всё равно было безмерно тоскливо без друзей, оставшихся там, где он жил полгода назад. Конечно, постоянно списывались «в контакте», выходили в «скайп», но это всё равно не та энергетика дружбы, которая возможна лишь в реальности. Чтобы заполнить все дни до отказа и выместить тоску, Кирилл начал ходить в единственный тренажёрный зал, приютившийся в подвале одного из домов, и хотя тренажёры – и кардио, и силовые – были там старые, примитивные, но выбора всё равно не было. Именно там, в тренажёрке, он частенько встречался с Владом – крепким парнем из параллельного класса, постепенно их «привет-привет» перерос в дружеские отношения, и Кирилл наконец-то перестал себя чувствовать так отчаянно одиноко.
Они часто бывали у Кирилла дома, но вот к себе Влад не приглашал. Кирилл знал, что друг живёт на окраине, в одном из частных домов, с матерью и братом (Влад так и сказал: «матерью», а не «мамой»). Влад всегда тренировался долго и с каким-то непонятным остервенением: ставил запредельный вес, до изнеможения тянул гири, методично проходил все тренажёры, отпивал воду из пластиковой бутылки – и снова проходил по несколько кругов. Кирилл, напротив, занимался в удовольствие и, чувствуя приятную усталость в наработанных мышцах, ждал, когда Влад закончит свой ритуал. Возвращались обычно уже в темноте, болтали, смеялись, иногда говорили о будущем, о другой – уже не школьной – жизни. «Что будешь делать после одиннадцатого?» Влад тогда ответил неохотно, неопределённо: «Не знаю. В колледж наш, наверное, пойду. Может, свалю отсюда». Кирилл же своё будущее видел ясно: ещё в десятом он стал призёром олимпиады-«ломоносовки» по математике, а потому был уже почти студентом Университета на Воробьёвых горах. Расставались всегда в одном месте, на перекрёстке: Кирилл шёл в лучащийся фонарями центр, Влад – в темноту, за гаражи, к окраине с разрывающим тишину лаем цепных собак.
Уже в первые дни жизни в посёлке Кирилл познакомился с ещё одной его «достопримечательностью» – гопниками, почти все из которых учились в политехническом колледже. Особенно колоритной была троица старшекурсников. Один – очень высокий и при этом нескладный, с полоской жёстких тёмных волос, разделяющей выбритые половинки черепа, которого Кирилл назвал про себя Жертвой Акселерации. Другой был пухлым, с круглым глуповатым лицом и маленькими глазками. Кирилл знал, что его зовут Лёха-Банан за пристрастие красить волосы в ярко-жёлтый цвет. Проходя после школы через сквер мимо политехнического, Кирилл всякий раз чувствовал тяжесть устремлённого на него взгляда серых волчьих глаз третьего – приземистого «качка» по кличке Рэмбо. Однажды, окружив Кирилла и оттеснив его в безлюдную часть сквера, троица предстала во всей своей гоповской красе. «Ты здесь уже полгода, – змеисто улыбаясь тонкими губами, сказал Рэмбо, – а всё ещё не «прописан». Непорядок». Короткий хук справа в челюсть Рэмбо – и Кирилл, не дожидаясь, пока вся троица опомнится, уже мчался в безопасный центр. Он не мог слышать, как, зло сплюнув, Рэмбо процедил: «Вы мне его только поймайте…»
……………………………………………………………………………………………
Когда он совершил ошибку? Утром Влад написал, что заболел, и Кирилл, узнав в школьном журнале его адрес, вместо тренажёрки, решил пойти к нему. Идти через длинный коридор гаражей – вот его ошибка! Была и другая дорога – в обход, но он пошёл так, как всегда ходил Влад. Именно там его и подстерегли Банан с Жертвой Акселерации. Он мог бы раскидать этих двоих, но кто-то третий навалился на него сзади, слишком неожиданно, слишком сильно, профессионально провёл захват за шею, заломил руку за спину – и Кирилл уже не смог ничего сделать. И вот теперь в гараже эти двое держали его, а фигура в синих трениках всё приближалась. Зная, что драка неизбежна, в каком-то отчаянии обречённости Кирилл рванулся, выгнулся и с силой ударил коленом долговязую фигуру слева. Жертва Акселерации, согнувшись, сразу стал вдвое короче. «У-у-й, с…а!» – просипел Жертва, а Банан тут же замахнулся, намереваясь ударить Кирилла в лицо. «Ша, Банан, ша! – коротко рявкнул Рэмбо. – У этого птенчика есть другая часть тела, которая сейчас ответит за его плохое поведение!»
Всё остальное было стремительным и грубым: Кирилла почти швырнули лицом вниз на появившуюся из гаражного хлама скамью и прикрутили верёвками руки и ноги. Банан начал было привязывать и за талию, но Рэмбо остановил: «Здесь не нужно, слишком уж крепко и неподвижно будет. Пусть его попка станцует «танец ремешка», ей будет полезно». Провозившись с ремнём, молнией и пуговицами, Банан аккуратно стянул джинсы и трусы Кирилла до колен. Кирилл готов был к драке, к избиению – до крови, до потери сознания, но не к этому! Ему казалось, что всё это происходит не с ним, он даже зажмурил глаза от дикого, невозможного унижения. Рэмбо поднял за волосы его голову и, заставив открыть глаза, наслаждаясь своей властью, елейным голосом проговорил: «Кирюша, ты плохо себя ведёшь: грубишь, дерёшься. Раз папки у тебя нет и пороть некому, придётся чужим дядям заняться твоим воспитанием. Всего-то каждый по «пятнашке» тебе даст – не так уж и много. Учти: весь «урок вежливости» мы снимем на камеру, и, если ты пикнешь кому – процессом раскраски твоей симпатичной задницы тут же полюбуется весь Ютуб».
Первым с ремнём в руках подошёл к скамье Жертва Акселерации. Он начал бить так сильно и безжалостно, вымещая на Кирилле всю злость за всё ещё ноющую боль от удара, что Рэмбо, расположившись в ободранном кресле напротив, вынужден был умерить пыл мстителя: «Потише, потише, а то вырубишь нам птенчика раньше времени». От первого же удара у Кирилла перехватило дыхание, бешено заколотилось сердце, на лбу выступила испарина. Он хватнул открытым ртом воздух – и тут же задохнулся от новой вспышки боли. Его оглушали отвратительные звуки ударов ремня о голое тело, слепили брызнувшие из глаз слёзы. «Не сладко? – с издевательским участием поинтересовался Рэмбо. – Ничего, в следующий раз не будешь грубить взрослым дядям». Кирилл весь напрягся, даже связанные руки сжал в кулаки, заставляя своё тело быть неподвижным. Тогда, в начале порки, он ещё мог им управлять. «Расслабься, птенчик, будет не так больно». Слова ползли – осклизлые, унижающие, омерзительные, как слизни. Кирилл почувствовал, как внутри него начала сжиматься тугая, страшная пружина, и с каждым ударом ремня расстояния между участками её спирали становились всё меньше и меньше.
Следующая «пятнашка» была за Лёхой. Первый удар Банана был неумелым, несильным. «Ну-ка, ну-ка, что это ещё за та-ташечки! Удар не засчитывается!» Рэмбо, взяв в руки ремень, показал, как надо бить, – показал несколько раз, тщательно примериваясь и делая высокий замах. Банан усвоил науку и провёл свою «пятнашку» более-менее достойно. Правда, запыхался, вспотел и, передав ремень в руки Рэмбо, плюхнулся в его кресло, намереваясь наблюдать за дальнейшей экзекуцией с этой смотровой точки.
Кирилл потерял осознание времени: казалось, порка продолжалась уже целую вечность, а всё, что было прежде, осталось в какой-то другой жизни. Боль была невыносима не только сама по себе, но ещё и потому, что служила инструментом подчинения. Она унижала, подчиняла, заполняла, словно жарким маревом, всё его сознание. Словно само его тело, жившее по законам боли, было на стороне его врагов, и Кирилл ненавидел своё тело за то, что оно не может не испытывать боль, не может не дёргаться, не вывёртываться – жалко, беспомощно. Огромным усилием воли он давил в себе стоны, но они всё равно прорывались через голосовые связки, уже не совсем ему подвластные. Неподвластны были и слёзы, от жгучей боли бежавшие по лицу, и холодный пот, выступивший на коже.
Неожиданно удары прекратились, и перед глазами Кирилла, словно в тумане, появилось лицо наклонившегося к нему Рэмбо. «Не кричишь, значит. Ишь, какой терпёжник! Ну, ничего, моя «пятнашечка» не была последней. Кричать всё равно придётся, птенчик. Давай, братишка, – крикнул он в полутьму дальнего конца гаража, – приложись-ка ремешком к попке своего дружка-красавчика!» И только тут Кирилл понял, кем был тот третий, чей сильный захват за шею решил исход потасовки перед гаражом, кто снимал всё на камеру смартфона и чьё невидимое присутствие Кирилл ощущал с самого начала. Медленно, бесшумно к нему приближался Влад – со змеистой улыбкой и острым взглядом серых волчьих глаз. И когда Влад, взяв ремень из рук старшего брата, подошёл к скамье, Кирилл почувствовал, как пружина, сжимавшаяся в нём, вдруг рванула вверх, сметая на своём пути все прежние, бывшие в его другой жизни чувства и оставляя лишь одно – ярость, огненную и уже ничем неудержимую.
…………………………………………………………………………………………..
Солнечным сентябрьским утром Кирилл идёт по территории Университета: лабораторный корпус, учебная метеостанция, ботанический сад, и вот они – устремлённые ввысь величественные архитектурные формы Главного корпуса. Запрокинув голову, Кирилл всматривается в сияющий на солнце шпиль со звездой в круглом венце колосьев, потом взбегает на крыльцо, уже внутри проходит через зал-«шайбу» с колоннами из тёмно-красного гранита. Лифт, возносящий на шестнадцатый этаж сектора «А», скрадывающие громкость шагов «ёлочки» деревянного паркета – и Кирилл открывает дверь в лекционную аудиторию с поднимающимися вверх, словно ступени античного театра, студенческими партами. Ему в лицо устремляются потоки света, льющегося из расположенных вверху больших окон…
На этом сон всегда обрывался. Скрипнув пружинами железной кровати и передёрнув от холода плечами, Кирилл В. – заключённый блока «А» исправительного учреждения ГУФСИН, осужденный на десять лет по первой части статьи 105 УК РФ за предумышленное убийство Владислава С., – поднял глаза на маленькое зарешечённое окно. Через него лился серый холодный свет – свет его другой жизни.