Применение телесных наказаний в воспитании подростков - насилие или неприятная необходимость?

Ну вот и все: багаж загружен под сиденье, одежда аккуратно переместилась на вешалку, а я – красавица – на верхнюю полку вагона. Последние «чмоки» позади, видно что мама прослезилась и промакивает глаза платочком в окне, папа более суров: крепко поцеловал на дорогу и напутствовал: «Танюша, дочка, учись-старайся». В купе со мной молодая женщина, лет 25, с дочкой на взгляд 5-6 лет. Объявление по трансляции – и поезд понес меня в Нижний Новгород. Прощай школа, прощай друзья, навстречу к новым знаниям – Нижегородская медицинская академия ждет будущую студентку! 15:06 – часы на перроне начинают отсчет новой жизни. Настроение приподнятое, только вот мандраж никуда не деть: даже отличные результаты ЕГЭ по биологии и химии на выпускном в школе никак не исключают неожиданностей. И все же, вот она, настоящая взрослая жизнь!
Мое внимание привлекает шум внизу. Молодая женщина что-то громко втолковывает дочери, а та упорно «отнекивается», мама настаивает – дочка практически кричит. Этот шум сбивает меня с полета мыслей и размышлений о приподнятом, невольно прислушиваюсь: спор идет о необходимости срочно достать из сумки некую архиважную игрушку, причем «немедленно». Игрушка, как я понимаю, упакована далеко и молодой маме никак не хочется «разворошить» сумку в ее поисках. Постепенно шум стихает, хотя девчонка просто горит от неудовольствия и сверкает глазищами.
Укачивает и сама не замечаю как засыпаю. Просыпаюсь когда уже разносят вечерний чай. Спускаюсь вниз, достаю свои скромные припасы и наконец-то знакомлюсь с попутчицами. Молодую женщину зовут Людмила, а ее дочку-непоседу – Женечкой. Едут они из гостей, от бабушки, матери Людмилы, домой как раз до Нижнего Новгорода. Разговорились за чаем, узнаю что Женечка – единственная дочь Людмилы, воспитывает дочь одна. Наш разговор прерывается очередными «претензиями» со стороны Жени: она снова пытается взять мать на «крик». От взмаха руки Жени один из стаканов с чаем падает со стола; еле успеваю отдернуть коленки от кипятка. И здесь вдруг Женя как-то странно затихает и смотрит на маму с каким-то ожиданием. Людмила не кричит, а жеским голосом говорит Жене, что «вот теперь» она будет наказана. Остаток чаепия происходит практически в молчании; посуда и съестные припасы убраны со стола, пол вытерт проводницей. Тут Людмила как-то странно смотрит на меня и пытается мне что-то объяснить про необходимость сейчас наказать Женю: «Ну вы же видите, Татьяна, своими капризами и поведением эта дрянька – кивок в сторону дочери – не даст нам спокойно доехать». Из сумки появляется черный плетеный ремешок. – «Вы не против, Татьяна?», - вопрос Людмилы приводит меня в замешательство. «Мне выйти? А как же соседи в других купе, крики и шум?», - сразу же возникают у меня конкретные вопросы. «Пожалуй, я попросила бы вас остаться, если не возражаете, и даже помочь мне. А за крики не беспокойтесь, тем более музыка (действительно по трансляции «крутили» популярную подборку мелодий)», - Людмила была настроена решительно. С Женей действительно происходили разительные перемены: я несколько раз до этого была свидетелем ее пререканий с матерью, а сейчас Женя уже сама снимала колготки и ложилась в одной футболке на нижнюю полку. Верхняя полка над ней была приподнята в «служебное» положение, так что все было готово к наказанию. К моему некоторому удивлению на попе Жени довольно сильно проглядывали полосы: синие, желтые и даже несколько багровых… Людмила попросила меня, немного стесняясь, помочь удерживать дочь: мы положили ее на левую полку, ногами к дверям, Людмила придерживала дочь левой рукой за ноги, а я – туловище и руки (неудобно только – мешал столик). Долго ждать Людмила не стала, «пропел» ремень с неплохим замахом и поперек попки лег первый рубец. «Ааа-а», - раздался вскрик Женьки, впрочем в подушку и на фоне музыки трансляции. – Терпимо для слуха соседей. Еще и еще, и еще, ремешок равномерно ложился на попку и стал перемещаться на ноги. Я насчитала больше 10 ударов, когда протяжное «ааа-аа» перешло в рев. Впрочем своими «концертами» Женя развлекала соседей рядом в купе всю вторую половину дня, так что с этой стороны наказание могло быть продолжено. Я заметила, что удары становились все более «хлесткими», несколько ударов пришлись в ложбинку между попкой и ляжками. «Голос» Жени перешел в громкие рыдание, не помогала ни подушка, ни музыка. С каждым ударом все сложнее было удерживать девочку, казалась что она выкладывается из всех сил, стремясь высвободиться. Наконец, вся попка приобрела характерный цвет, белых полос практически не оставалось. Людмила наконец прекратила наказание и позволила дочери встать и надеть трусики и колготки. Вот здесь Женька и разревелась в полный голос, Людмила пыталась ее успокоить – «все-все, закончилось, будь умницей…».
Пока Людмила с Женей ходили в туалет умываться и «успокаиваться», я любопытства ради осмотрела ремешок. Мне показался он жестким и достаточно тяжелым, полосы были туго сплетены. Пожалуй, наказание, а я его оценила не менее чем 20 ударов, можно было считать для возраста Жени весьма серьезным. Наконец, Людмила и дочь вернулись. Лицо Жени было ярко-красным , а глазки совсем зарев ленными. Понемногу все успокоились и «отправились на боковую», спать. Утром, а ехать нам предстояло еще почти день, разговорились. Я первая подняла тему вчерашнего наказания: строгость вчерашнего наказания, следы на попке, которые я видела от предыдущего наказания и наконец «сговорчивость» Жени «лечь под ремень» и отсутствие споров перед наказанием говорили сами за себя – Женя хорошо знакома с поркой. «Да, это так. Вы сами видели, Татьяна, что Женька у меня порой совсем несносная, вот и приходится браться за ремень», - охотно пояснила Людмила. Оказывается, и с количеством ударов я угадала: так и есть, 20 полновесных ударов – это обычная женина норма. Возможно это было не совсем этично с моей стороны, но я спросила саму Женю: «Как попка, где болит?». «Бол-иит, внизу и сидеть бо-бо», - жалобно пропищала Женя. Потом же, когда Женя переодевалась, я увидела что место между попкой и ляжками, та самая ложбина, по которым пришлось несколько сильных стяжков, действительно выглядела как сильно натертое место и наверняка мешало сидеть обычным образом, так как на него постоянно приходилось соприкосновение с краем сидения.
Глядя на Женю, мне вспомнилась и моя одна из первых порок. Мне было тоже около 5 лет. В группе, в садике, у меня совсем не складывались отношения со Светкой, местной заводилой. Сейчас я бы так описала наши взаимоотношения: Светка сама старалась не дразниться и не драться со мной, но постоянно провоцировала других девочек на это. Словом, была «гадючка» еще та. Это рано или поздно не должно было кончиться ничем хорошим, так и случилось. Не вспомню сейчас «обзывалку», которой меня под ехидные смешки Светки раздразнили ее окружение-подружки, и как я очутилась рядом со Светкой, когда она наклонилась, но я от всей души пнула ее в лицо кожаным ботинком. Попала по самому глазу. Вообщем, вечером был жуткий скандал между светкиной мамой – моим папой и воспитательницей. Светку «сдали домой» с повязкой на пол-головы. Меня же, под возмущенные вопли воспитательницы и светкиной мамы сдали на руки моего папы с клятвенным обещанием достойно наказать. Так и вышло. Естественно, всех деталей за давностью лет я уже помнила, но очень хорошо запомнила как весь вечер меня обещали сдать в какую-то колонию, где «плохие» дети спят разве что не на голом полу, а днем стоят в углу и вообще постоянно как-то наказаны … Словом, я вся в слезах – накажите меня, пожалуйста, сами, папа и мама, только в «колонию» не сдавайте!
И вот я лежу на кровати абсолютно голенькая, и родители меня держат как совсем недавно мы с Людмилой держали Женю: за плечи и ноги. Раздается ужасный свист скакалки (я не помню его конечно буквально, но воспоминание-ощущение чего-то противно свистящего в воздухе) и БОЛЬ ! Это просто непереносимо, правильно пишут – я в последствии читала да и не раз еще была порота скакалкой – словно огненным прутом рассекают попу надвое. И снова, и снова … Память вычеркнула последовательные воспоминания о деталях этой порки: в памяти я в ванной, абсолютно голая, мама направляет мне на попу и писю прохладную струю из душа, затем вытирает меня большим полотенцем и чем-то смазывает мне попу. Я лежу в своей кроватке и мне с одной стороны уютно, а с другой – такое чувство, что весь мир перевернулся, и прежнего уже не вернуть. Только потом, спустя некоторое время, я узнала что описалась. Но даже после этого наказание не было сразу прекращено… Светка была отомщена достойно. Еще и в садике воспитатели пытались меня как-то дополнительно наказать, но тут уж вмешалась моя мама и настояла, что я уже достаточно наказана.
« … прибывает на 2 путь ко 2 платформе. Вниманию встречающих, скорый фирменный поезд …», - бубнили динамики на вокзала, а мы с Людмилой и Женькой с нашими чемоданами и сумками продвигались к выходу из вагона. Впереди весело бежала по вагону Женька, радуясь возвращению домой, а мы с Людмилой, с поклажей, сумками и чемоданами двигались следом. И вряд ли кто, глядя на нашу небольшую компанию, мог бы подумать о том маленьком приключении, что случилось с попкой Жени менее суток назад. Лишь иногда Женя морщилась, но кто может сказать что-то конкретное про гримаски ребенка. В кармане у меня лежала визитка Людмила с ее «мобильным», а у Людмилы в сотовом забит мой телефон. И что-то подсказывало мне, что наши пути еще пересекутся.