Отправлено: 05.05.19 15:15. Заголовок: Ну, пожалуйста, поверь мне!

Хочу предупредить: рассказ тяжёлый и абсолютно нетематический, но он не мог остаться ненаписанным, поскольку завершает трилогию о Хрупкости. Любые совпадения случайны.
…………………………………………………………………………………………………
Мягкий графит легко скользил по гладкому листу, и, как всегда, магия линий в штриховке завораживала Максима. Карандаш в его тонких пальцах словно улавливал настроение, и учебный рисунок, заданный в художественной школе, наполнялся неповторимым смыслом.
Внезапно дверь открылась – и вошёл отец, сразу заполнив своей крупной фигурой маленькую комнату на мансарде. Максим вздрогнул от неожиданности и вскочил, неловко зацепив край листа и разорвав его до половины. Потемневшими от страха глазами мальчик смотрел на отца, пытаясь вспомнить все детали прошедшего дня, в котором, видимо, было что-то, за что сейчас он будет наказан: отец всегда поднимался в его комнату только для этого. Последний раз – полгода назад.
Тогда Максиму исполнилось тринадцать, и он перешёл в другой – уже почти взрослый, с выездными выставками, обязательным использованием профессиональных материалов – класс художественной школы. Отец не одобрял такое увлечение, считая, что мальчику больше подходит спорт или техника, однако не препятствовал. Когда Максим впервые вместе с мастером и ребятами из школы попал в художественный салон, он словно увидел бесконечные миры, которые можно создать этим разнообразием красок, грунтовок, графитовых карандашей. Как он проклинал потом тот миг, когда решился взять у отца деньги и, в одиночку съездив в центр города, купил две коробки пастели. «Не в деньгах дело, – говорил отец, сидя на стуле в этой мансардной комнате, – это кража, сын. Ты мог попросить – разве б я тебе отказал? Это обман: ты взял тайком. Это нарушение запрета: ты не должен один выезжать из посёлка». Максим чувствовал себя преступником, не знал, куда спрятать газа от полыхающего красным стыда. До мельчайших подробностей он помнил, как отдавал дрожащими руками сдачу, расстёгивал джинсы, спуская их вместе с трусами до колен, помнил каждую секунду самой строгой в его жизни порки. Он долго терпел, потом кричал, плакал, но впервые ни о чём не просил.
Вообще-то отец наказывал Максима ремнём не так уж часто – и всегда за дело. Самая первая порка была в четыре года, когда малыш устроил истерику в магазине игрушек. Потом, сидя в детском кресле автомобиля, Максим уже не ревел, а только всхлипывал, чувствуя какую-то неуловимую перемену в отце. Дома он был раздет снизу, уложен на кровать и выпорот. Те давние десять стежков отцовским ремнём были несильными, но Максим сразу заплакал, заколотил ногами, попытался вырваться, но отец, крепко и одновременно мягко придерживая мальчика за спину, неумолимо наносил удары по быстро краснеющей ребячьей коже. После порки он молча вышел из комнаты, а Максим ещё долго не мог подавить глубокие судорожные всхлипы. Уже успокоившись, мальчик слышал доносившиеся с первого этажа голоса родителей, потом в комнату вошла мама – её глаза были красные и вспухшие, – укрыла Максима одеялом, напоила чем-то тёплым и сладким. Позже, когда он почти засыпал, в комнату вошёл отец, сел рядом и взял в свою большую руку маленькую горячую ладошку сына. Максим повернулся к нему и, блестя глазами, в которых лишь недавно высохли слёзы, тихо спросил:
– Папа, ты меня любишь?
– Конечно, малыш, я тебя очень люблю!
– А почему тогда бьёшь?
– Я не бью, – голос отца слегка дрогнул, – я тебя наказал, потому что ты плохо себя вёл.
С того раза перед каждой поркой отец немногословно, но весомо объяснял, в чём провинился Максим и почему он должен быть наказан. Спрашивал: «Ты согласен?» И только после тихого «да» приказывал спускать штаны и ложиться на кровать. За все годы Максим так и не смог привыкнуть к боли, каждый раз, раздеваясь, чувствовал мелкую дрожь, весь сжимался в ожидании первого удара, уже получая ремня, не мог долго терпеть, плакал и умолял простить. Иногда после строгой порки мокрой была не только подушка, но и простыня.
Максим принял как данность, что любовь отца проявляется и так – в спокойных, весомых словах, коротких приказах и боли, сильной, жгучей, постепенно и неотвратимо заполняющей всё тело. Но всё же после той самой первой порки что-то изменилось в его отношении к отцу: Максим не мог, например, как прежде, увидев отца ещё издали, броситься к нему, обвить руками его шею и тесно-тесно прижаться к его тёплой и слегка колкой щеке. Подбегал, смотрел в глаза, когда отец, улыбаясь, приседал, чтобы оказаться на одном уровне с Максимом, – и не мог обнять! Отец перестал быть Другом. Был Защитником, Воспитателем, Помощником, но не Другом. А ещё – он навсегда перестал быть оранжевым.
Максим с раннего детства умел видеть людей, животных и даже пространство в цвете – сияюще-оранжевом, грустно-синем, нежно-зелёном. Всегда оранжевой была Булька – рыжая помесь сардельки с табуреткой, которую мама с Максимом взяли в собачьем приюте. Оранжевым заполнялось пространство комнаты, когда карандаш в руках Максима послушно проявлял видимое внутренним взором. Мама тоже часто была оранжевой, но её грусть отсвечивала зелёным. Отец виделся через насыщенно-синий, а во время наказаний – фиолетовый. Красным был его ремень, особенно тогда, когда после порки отец неспешно заправлял его в брюки. Во время строгого наказания ремень просто полыхал огненно-алым, и всё пространство комнаты ещё долго пульсировало красным цветом боли.
………………………………………………………………………………………………….
Герман был уверен, что он всё в своей жизни контролирует, подчиняя ещё в юности выстроенному плану. Перфекционист по натуре, он во всём стремился к порядку и совершенству: закончил с красным дипломом университет, организовал небольшой, но стабильный бизнес. К тридцати годам добавил к своим качествам жёсткость, бескомпромиссность, быстроту принятия решений. Вот только создать семью долго не получалось: ни в одной из бывших в его жизни женщин он не видел свою жену. Когда Таня, придя на собеседование, впервые появилась в его офисе, он, поражённый тёплым, мягким светом её глаз, поймал себя на мысли: «Какая светлая девочка!» Она была совсем юной – на десять лет младше Германа – студенткой, приехавшей в большой город из далёкой деревни. После свадьбы Герман убедил Таню оставить учёбу и полностью уйти в семью, тем более что вскоре родился сын.
Подрастая, Максим всё больше становился похожим на Таню, невысокую голубоглазую блондинку, но если в ней хрупкость и мягкость безмерно нравились Герману, то в Максиме – будущем мужчине – иногда раздражали. Это была первая нестыковка с правильностью подчинённой разуму жизни Германа.
Второй оказалась реакция Тани на предложенные Германом методы воспитания сына. «Мы должны быть едины в этом вопросе… Строгость ведёт к успешности… Необходимо корректировать поведение… Порка как исключительная мера воздействия вполне приемлема… Наказание не отменяет любви… Меня отец тоже так воспитывал, у меня нет на него обиды…» На все разумные доводы Германа Таня отвечала молчанием, в котором чувствовалось несогласие, - и это было первым противодействием, исходившим от неё. Герман, как всегда, сумел настоять, но всё же каждый раз, поднимаясь к Максиму для наказания, закрывал на задвижку дверь его комнаты.
………………………………………………………………………………………………….
Отец закрыл дверь и, подойдя вплотную к Максиму, сел на стул. «Ты опять сделал это?» – спокойно спросил он, глядя в глаза мальчику. Ноги Максима сразу стали ватными, дыхание участилось, а голос вдруг охрип: «Что я сделал?» Отец говорил о пропавших деньгах, о том, что с первого раза Максим, видимо, не понял, что такое обман и кража, и придётся объяснить ему более сурово. Потом – о чём-то спрашивал.
Во время таких «предпорочных» разговоров Максим всеми силами пытался справиться с напряжением и чётко отвечать на все вопросы – даже риторические. Но сейчас спазмы страха и ещё какого-то столь же сильного чувства перехватили голосовые связки, и он молчал, глядя расширенными глазами на отца. После краткого и окончательного «ты будешь строго наказан» отчаяние от несправедливости совершающегося, сковавшее Максима, вдруг прорвалось – бурно, через торопливые слова отрицания, а потом через крик: «Папочка, я не брал! Ну, поверь мне, я не брал! Поверь – пожалуйста!» Но отец не верил, и Максим не видел возможности пробиться через глухоту этого неверия, а отчаяние всё клокотало в груди и вырывалось плачем. Максим бросился в угол и, опустившись на пол, вжался в стену, обхватил тонкими руками колени, словно пытаясь занять как можно меньше места в пространстве комнаты. Фигура отца, отсвечивая фиолетовым, надвигалась на него. Он был в полной его власти и мог только молить: «Ну, пожалуйста, поверь мне! Поверь! Поверь!» Максим чувствовал, что отца раздражает это сопротивление, необходимость силой укладывать его на кровать и сдёргивать вниз домашние тренировочные штаны с трусами. Он знал, что это раздражение отзовётся большей силой ударов, но ничего не мог с собой поделать: его затопило отчаяние, чернотой заполнявшее пространство комнаты.
Боль от ударов ремня, огнём вспыхивая на поверхности кожи, тут же пробиралась в глубь мышцы, накапливалась там, разрасталась, становилась невыносимой. Каждая её волна заставляла кусать губы, сжиматься, стискивать руками края кровати, пытаться увернуться, привстать. Дыхание перехватывало, Максим судорожно, со всхлипом, взрыдом, втягивал в себя воздух. На некоторое время обжигающая лава ударов прекратилась, и Максим, пытаясь отдышаться, обернулся и полными слёз глазами посмотрел через плечо на отца: «Папочка, миленький, я не брал… Поверь, пожалуйста, ну пожалуйста…» Но отец продолжил порку, боль опять заполнила собой весь мир, и, пробиваясь сквозь неё, как сквозь вату, Максим, уже почти не осознавая себя, с плачем выкрикивал: «Поверь, пожалуйста, ну пожалуйста!» И даже через некоторое время – уже в хрипе сорванного криком голоса – можно было расслышать «поверь… поверь… поверь…»
………………………………………………………………………………………………
Максим проснулся под утро – от черноты, заполнившей комнату во время вчерашнего наказания. Чернота скопилась в углах, висела на потолке, мешала дышать. Невозможно было от неё скрыться, невыносимо в ней быть – и Максим, стараясь лишний раз не прикасаться к болезненному, в чёрно-фиолетовых синяках телу, натянул джинсы, нырнул в свитер и тихо подошёл к двери. Уже взявшись за ручку, он вернулся, отыскал папку, в которой хранил свои рисунки и, словно им тоже нечем было дышать в этой черноте, прижал их к груди. Максим весь превратился в ощущения: прохладная гладкость лестничных перил, тихо щёлкнувшие дверные замки. У входа накинул куртку, надел кроссовки. Во дворе из холодного мартовского тумана выкатилась Булька, ткнулась в ладонь кожаным носом, лизнула тёплым языком. У Максима защипало в глазах, и он ускорил шаги: холодная тяжесть щеколды ворот – и он уже на улице. Сейчас идти – быстрее, быстрее! – на конечную остановку единственного автобуса, идущего в город из их коттеджного посёлка. Первого автобуса пришлось ждать долго, Максим продрог и, крепко стискивая папку с рисунками, согревал дыханием покрасневшие руки.
В такой ранний час в автобусе, идущем от одной окраины города до другой, почти никого не было, разве что на половине маршрута зашёл невысокий мужчина – серый, непрозрачный. На конечной остановке Максим вышел и, постояв в нерешительности, побрёл по обочине дороги просто потому, что нужно же было куда-то идти. И он шёл – в холодный туман, серый, прозрачный.
………………………………………………………………………………………………
Он увидел этого мальчишку сразу: худенький светловолосый кузнечик. Он знал, что тот, кто живёт в нём, любит таких. Что любит – именно таких! Он даже с досадой, с грустью подумал: «Ну что этот кузнечик делает в такой ранний час? Куда едет? Почему они встретились?» Он знал, что тот, кого он называл минотавром, обязательно проснётся в нём – и Он проснулся. Когда-то, в детстве, минотавр довольствовался бабочками, потом кошками, маленькими бродячими собаками, но год назад этого Ему оказалось мало. Ещё долго он с искренней грустью смотрел в глаза мальчишке на примотанных скотчем листках с отчаянной надписью «Помогите найти!»
Теперь он знал: это минотавр не спускает с мальчишки глаз, спрятанных за бифокальными линзами, это Он дышит его лёгкими, ступает его ногами в дешёвых кроссовках, оставляя ребристые следы на холодном песке обочины. Осталось ещё немного – и они встретятся…
………………………………………………………………………………………………….
Утром Герман впервые решил не заходить к наказанному Максиму: пусть прочувствует, подумает, раскается. Когда он доставал ключи из нагрудного кармана куртки, на пол, покружившись в воздухе, упала пятитысячная купюра, и он сразу вспомнил, как вчера на заправке второпях положил её вместо сумки в карман. Герман бросился в комнату сына – просить прощения, обнять, прижать к себе – и, похолодев, увидел пустую кровать со сбитым на пол одеялом. На столе, почти разорванный, лежал не законченный вчера учебный рисунок Максима: две руки – маленькая и большая, – обращённые друг к другу.
Потом в Германе жил один лишь разум, заставляя делать нужные звонки, говорить уверенные слова Тане, давать чёткие указания своим сотрудникам. Таня не могла плакать, она сидела на диване и, обхватив себя руками, раскачивалась взад-вперёд, глядя перед собой сухими, воспалёнными глазами.
Казалось, Герман опять всё контролировал, но было что-то, чему он просто не позволял вырваться, потому что знал: это затопит. И оно – затопило, когда, оставив Таню с вызванной им медсестрой, он впился руками в прохладный руль джипа и помчался сквозь туман по маршруту единственного отходящего от их посёлка автобуса. Его затопило отчаяние, защипавшее давно уже не испытанной теплотой слёз и задавшее бешеный ритм сердцу, которое словно выстукивало: «Я люблю тебя, малыш! Ну, пожалуйста, поверь мне! Поверь! Поверь!»
Герман вдруг вспомнил, как забирал Таню из роддома, как лучились тёплым светом её глаза, как он бережно, боясь уронить или оступиться, нёс к машине маленький свёрток и уже дома, осторожно отогнув кружевной край синего одеяла, заглянул внутрь. На крошечном розовом личике разомкнулись нежные, припухшие веки, и в маленьких щёлочках отец впервые увидел глаза своего сына. Герман трепетно, тихо прошептал «Привет» и почти задохнулся от щемящего счастья: в мире – Его ребёнок!
И вот теперь он мчался, разрывая молочный туман чёрной тяжестью летящего джипа, чтобы найти – обязательно найти! – в этом равнодушном мире ту единственную точку, где был его ребёнок… Пока ещё был…

 Отправлено: 16.05.19 18:36. Заголовок: irra , вы проводили ..

irra , вы проводили исследования последствий применения ТН ? Вы убеждены, что присутствующие здесь на форуме поротые в детстве люди страдают стокгольмским синдромом? Я не буду перечислять их имена, но со многими из них я общаюсь довольно тесно, и не вижу никаких личностных отклонений, а вижу трезвость мышления и критичность. И уж никакого " отсутствия внутренней управляющей силы", а напротив, очень даже уверенное ее присутствие, и полную самостоятельность и независимость во взрослой жизни от родительского ремня - вот это я все наблюдаю у многих моих знакомых, поротых в детстве)))

Я не говорю, что необходимо всех и всегда пороть, но мне интересно влияние такой формы наказания на развитие личности, потому я здесь.
Результаты глубоких и длительных исследований мне также очень интересны.

 Отправлено: 16.05.19 19:50. Заголовок: Шура, я больше скажу..

Шура, я больше скажу, такого диагноза, как Стокгольмский синдром попросту не существует. Зайдите в МКБ, нет такого диагноза.
Есть диагноз постравматический синдром (ПТСР), но это совсем о другом. Такое может развиться от травмирующего опыта, в том числе порки, предположу, что нечто подобное есть у Сталкера(исключительно моё мнение, не хочу никого задеть). Но для развития ПТСР нужно действительно издеваться над ребенком.

 Отправлено: 16.05.19 19:53. Заголовок: Шура, то,что вы не ..

Шура,
то,что вы не видите личностных отклонений,это еще не означает,что их нет фактически. Это всего лишь ваша субъективная оценка.
И почему irra (или я,или "г.К") должны лично(!)провести такие исследования? (Может,и в космос необходимо лично слетать,чтоб утверждать,что земля круглая,а до того — ни-ни?)
Исследований о негативном влиянии ТН,вплоть до психопатологий,предостаточно. А вот что-то о положительном — нет как нет.(Хотя некоторые поротые утверждают,что это результат деятельности неких коварных таинственных третьих сил)))

 Отправлено: 16.05.19 20:04. Заголовок: Львовна, ну вам как ..

Львовна, ну вам как специалисту в области психологии объективная картина наличия несуществующих расстройств конечнг же виднее, чем Шуре

 Отправлено: 16.05.19 20:09. Заголовок: Митрил, синдром,воо..

Митрил,
синдром,вообще,не обязан быть диагнозом, вы там напрасно искали)) Синдром — это комплекс симптомов, указывающих на определенное заболевание.

 Отправлено: 16.05.19 20:13. Заголовок: Львовна и на какое ..

Львовна и на какое заболевание указывает Стокгольмский синдром?

 Отправлено: 16.05.19 20:20. Заголовок: Митрил, да почему ж..

Митрил,
да почему ж мне-то!) Да я и не специалист в области психологии, не приписывайте мне достоинств,которых у меня нет. Просто я,как человек более-менее грамотный,с азами научной методологии знакома, и меня смешит,когда я слышу примерно следующее: ох,уж эти учёные,понапишут бо знает чё за бабки…

 Отправлено: 16.05.19 20:46. Заголовок: Львовна, я задал кон..

Львовна, я задал конкретный вопрос, на какое расстройство указывает Стокгольмский синдром? Есои вы не психолог, не надо ваше личное оценочное суждение о наличии у кого-то пресловутого синдрома выдавать за непреложную истину.

 Отправлено: 16.05.19 20:58. Заголовок: Митрил, Стокгольмск..

Митрил,
Стокгольмский синдром указывает на патологию мышления. А уж какой конкретно диагноз… В категории расстройств мышления их много!
Вот,скажем,вы…не,лучше"г-н К" жалуется,что нога покраснела,болит и отекла (комплекс симптомов: гиперемия,отек,боль). Кто ж вам только на основании этого диагноз поставит?)

 Отправлено: 16.05.19 21:02. Заголовок: Митрил, да ответила ..

Митрил,
да ответила я уже,что шуметь-то) Могу я на минуточку отойтить)) Я,вообще,на сегодня прощаюсь)

 Отправлено: 16.05.19 21:26. Заголовок: Львовна, хорошо, пер..

Львовна, хорошо, перечислите расстройства мышления, на которые может указывать Стокгольмский синдром.

 Отправлено: 16.05.19 21:47. Заголовок: (Ответ Шуре и Митрил..

(Ответ Шуре и Митрилу). Шура, никаких «исследований» я, разумеется, не проводила. Своё предположение о проявлении синдрома попытаюсь объяснить. Митрил, стокгольмский синдром – это не болезнь, им нельзя «страдать». Это психическое состояние человека, связанное с ситуацией насилия. А порка – это насилие, и никак иначе. На-силие, то есть применение силы. Постараюсь оформить в связке «синдром – моё предположение о проявлении в результате систематического применения ТН (придётся повторяться): проявление сочувствия к преступникам, попытки рационально объяснить, оправдать их действия - оправдание ребёнком или уже взрослым такого «воспитания», уверенность, что причина его – проявление любви к нему и заботы родителя о нём; жертва считает действия агрессора правильными, воплощает в собственной деятельности – применение ТН в дальнейшем воспитании своих детей; психологическая зависимость от агрессора - сомнения в том, что без порки мог бы стать наркоманом, попасть в тюрьму и так далее по списку; принятие, послушание, выполнение требований, оказание помощи агрессору – «сам сниму штаны и лягу, пори меня получше, папочка!»; реализуется через прощение агрессора – отсутствие обиды на «воспитателя»; все права на свободу и руководство собой жертва передоверяет агрессору - отсутствие внутренней собственной управляющей силы. И ещё: не нужно искать у каждого поротого в детстве эти проявления. Это лишь один из многих вариантов психологических последствий. Ещё один (и далеко не последний) – интерес к одному из «концов» «тематической вертикали» (никого конкретно в виду не имею). Тоже будете отрицать?

 Отправлено: 16.05.19 23:16. Заголовок: irra, Вы, как и боль..

irra, Вы, как и большинство либо непоротых, либо жестоко и не по делу поротых в детстве людей (считающих себя при этом еще и вполне "успешными", как они любят выражаться) не делаете никаких различий между любым телесным наказанием и избиением. Хотя это совершенно не логично.

Вторая ваша логическая ошибка заключается в неприятие насилия в любой его форме, такой своеобразный семейный анархизм.
Насилие необходимо, отказ от насилия по отношению к самому себе называется безволием. А мы учимся подчиняться своей воле через подчинение воле родителей, другого пути просто не существует.
Другое дело, что уровень родительского давления не должен превышать весьма низкий порог. В противном случае можно легко научиться себя угробить, работая до седьмого пота или во время болезни.

И причем тут наркомания, преступность и остальная ерунда.
Вы письма своих прапрабабушек и прапрадедушек видели? Читали? Вы сами можете так написать письмо?
Уверяю вас, что и иностранный язык, и математику, и историю они знали гораздо лучше вас, я имею в виду при окончании школы.
Мы дикари по сравнению с дореволюционной российской интеллигенцией. И в остальных странах Европы почти та же самая деградация.

 Отправлено: 16.05.19 23:21. Заголовок: irra, некорректно ср..

irra, некорректно сравнивать захват террористами заложников с умеренной поркой от любящих родителей. Да, поркой легко можно злоупотребить, превратив наказание в насилие. Но точно также можно злоупотребить и нотациями, нанеся психологическую травму.
Почему-то и вы, и Львовна пытаетесь повернуть дело так, будто мы призываем бить за каждую провинность.

 Отправлено: 16.05.19 23:56. Заголовок: Митрил, не в насилие..

Митрил, не в насилие, а в жестокость. Насилие необходимо и в той или иной форме совершенно неизбежно.

 Отправлено: 17.05.19 04:05. Заголовок: МКБ вообще хитрая и ..

МКБ вообще хитрая и коварная штука. По классификации ВОЗ существует СВДС - синдром внезапной детской смерти. Когда ребёнок умирает и никто не может сказать отчего. До года его выставляют аж бегом. Потому как патанатомы не могут докопаться в причине, а педиатры с ними добазариваются, чтобы их не вжарили за то, что прозевали что то.
СВДС, как причина смерти, де юре есть, а де факто - такого не бывает, чтобы ребёнок просто взял и без причины умер. Причина есть, но ее не назвали, скрыв это под удобным СВДС. Типа, никто и не виноват.
Это я, как муж врача, говорю.
Так и со Стокгольмским синдромом. Де юре нет, а де факто он есть.
Забыл фамилию того маньяка, который девиц в подвале дома держал годами, насиловал их, они детей рожали от него, по его приказанию цепь друг другу на шею одевали. А в нем роста было 160 см и веса 60 кг. Но самое ужасное, что потом на могилку к нему ходили, цветочки носили. Вот это и есть натуральный Стокгольмский синдром.
Так и здесь. "Я благодарен, что родители меня пороли, потому что именно из за этого я стал человеком. Если бы не пороли - стал бы наркоманом, сел..." И дальше по тексту. "И я буду пороть, чтобы не стали наркоманами и не сели... И они будут мне благодарны." Замкнутый порОчный круг. Или пОрочный.

 Отправлено: 17.05.19 06:29. Заголовок: Я не утверждаю, что ..

Я не утверждаю, что Стокгольмского синдрома не существует вообще. Это бывает, возможно зависит от порога чувствительности конкретного человека или от степени давления на него.

Наказание никогда не бывает приятным, на то оно и есть наказание. Двойка в дневнике красными чернилами может очень давить на эстетические чувства и ребенок может сильно страдать, глядя на нее)))

Я о том, что человека нельзя унижать и оскорблять. Унижения и оскорбления калечат душу и могут вызвать различные синдромы печальные. Так вот на мой взгляд, морали, нотации, словесные демагогические конструкции могут сильнее человека унизить и морально искалечить, чем порка. Я не говорю, что если мы не хотим искалечить душу, то мы должны непрменно пороть тело, нет конечно. Но я по книгам 19-20 века и по опыту родителей и учителей, считающих, что порка -дикость и пережиток, наблюдаю, какие чудовищные словесные оскорбления наносились детям, и могли запрограммировать в них выученную " никчемность, неудачливость" и прочее, тогда как физическая боль, нанесенная пусть чувствительно, но без оскорбления и унижения, как укол в зад или сверление зуба (врачебные процедуры ведь не унижают сами по себе) забывается быстро и может восприниматься как расплата и освобождение от" греха".

Я тут в литературном разделе привела как-то пример из книги " Заре навстречу" . Вот там ребенка унизил и оскорбил отец, противник порки, и ребенок это запомнил на всю жизнь, раз даже в книге написал. А мать просто отшлепала, так отец еще и ее обозвал жестокой.
И мальчик из рассказа Ирры тоже пал духом не от боли, а от несправедливости упрека, как и та девочка, у которой билеты мать разорвала. А если ребенок знает, что нарушил правила и раскаивается, а потом сам спускает штаны для справедливой порки, почему его надо извращенцем считать? А ученик, который шалит на уроке, и по требованию учителя подает дневник для записи замечания, тоже разве страдает стокгольмским синдромом? Да нет, он признает свою вину и готов понести наказание.
Наше обсуждение тут свелось к тому, что порка - неприемлемая форма наказания, так как она унижает. А я считаю, что не всякая порка унижает, можно унизить и довести до психических расстройств и другими формами наказаний.
А вот то, что нельзя унижать детей - это конечно правильно! При наказании должна подавляться "злая" воля ребенка, но никогда не должен подавляться дух , то есть личность ребенка.

И я обнаружила из своего опыта общения, что бывает не унижающая порка, хотя и весьма чувствительная.
Непросто, в общем, воспитывать детей. Но нельзя их унижать. Унижает не форма наказания, а унижает человек наказующий.

 Отправлено: 17.05.19 06:59. Заголовок: Шура, ну вот смотрит..

Шура, ну вот смотрите... Мой на меня никогда не орал. Даже если я был виноват, он не выносил мне мозги, не читал нотации. Подразумевалось, что я сам понимаю, в чем я накосячил и в чем виноват. Просто говорилось: "Снимай штаны". Не идиот, чтобы не понимать. И если порки были без повода, а просто пар ему спустить, тоже не орал.
Правда, в междупорочных периодах он называл меня "нюней", "плаксой" и так далее.
Но двинулся я вовсе не из за нюни и плаксы. Так так понимаю, что из за склонности к рефлексии, в глазах жесткого волевого человека действительно выглядел нюней и плаксой. Двинулся то я из за порок. Хотя вроде и в углу не стоял, тем более с голой задницей. И не унижали меня нотациями и выносом мозга. Если не считать унижением саму позу, в которой пороли. Стояние на коленях и локтях. Когда стараешься на полу распластаться, чтобы ремень поменьше достал, а тебе: "Выше зад поднял." И за свитер-футболку тянут вверх. Так тут половина Форума таких. Как я вижу, обыденная поза. Да и всех моих друзей-подружек так пороли. Именно так. Одного паренька только на диване.
Для меня унижением был сам факт порки. Лучше бы гулять не пускали. Или денег бы лишили. С этим как?

 Отправлено: 17.05.19 07:12. Заголовок: Сталкер, тебя унижал..

Сталкер, тебя унижали именно эти порки, которые были. Потому что были , как ты говоришь, иногда без повода. Потому что ничего не объясняли, в чем вина, а молча и спокойно пороли. Потому что ты не ощущал себя в эти моменты человеком, а ощущал тренажером. Тебя унижал отец такой поркой, да. Я не могу судить объективно, но раз ты ощущал и до сих пор ощущаешь себя униженным, то так оно и было.
Но не у всех, как я понимаю. Некоторых пороли, не унижая.

 Отправлено: 17.05.19 07:23. Заголовок: Шура, ну если считат..

Шура, ну если считать поводом невымытую обувь или неаккуратно заправленную кровать, к чему он прицеплялся, то я считаю, что это без повода. И не иногда, а очень часто.