Применение телесных наказаний в воспитании подростков - насилие или неприятная необходимость?

В соавторстве с Львовной.

Эта история не автобиографическая, но подобная когда то случилась в жизни другого мальчика.

Посвящается М.В.

1989 год...
Отец проснулся в воскресенье после обеда. Руки тряслись так, что стакан в водой, который жена поставила на прикроватный столик, зная, что с утра его будет мучить сушняк, наполовину пролилась, так стакан стучал о зубы. Голова раскалывалась, тошнотики носились от желудка к горлу и обратно. Он усилием воли встал и начал шарить в карманах мятых брюк, на которых увидел большое пятно, очевидно от кильки в томате, которой они вчера закусывали спирт "Ройял". Ну и хрен с ним. Не стирать же из за этого. Разумеется, в карманах ничего не было. "Все вытянула, сука!" - со злостью подумал он. "Что делать? Похмелиться нужно! Иначе кранты. Сдохну!". Сердце бешено колотилось, стараясь выпрыгнуть из груди.
"Бутылки! Там должно быть пару десятков бутылок. В шкафу под раковиной. Из под пиваса и крепляка" - вспомнил он. "На сотку в наливайке как раз хватит. Ща погоню Вовку, пусть сдаст, потом схожу в наливайку к Светке, полечусь".
Дотащивсись до кухни, он, не обращая внимания на жену, стоявшую у плиты, и мешавшую тушёную капусту в сковородке, и сына, испуганно при его виде сжавшегося за столом и низко наклонившегося над тарелкой супа, потянулся к дверцам шкафа. От запахов кухни - каких то кислых и тошнотворных, его тут же замутило и захотелось немедленно броситься к унитазу.
Распахнув дверцы шкафа, он несколько минут очумело смотрел в его пустой зев, где наблюдал только сантехнические колена мойки. Бутылок не было! ЕГО бутылок не было!!! Они - эти двое бездельников покусились на ЕГО бутылки. Этот маленький сучонок наверняка все сдал и истратил на мороженное дурацкое. В тот момент, когда они так нужны ему самому!
От гнева даже тошнота отступила.
- Где??? - заорал он - Ты, выблядок, взял???
Мальчик испуганно кивнул, сжавшись ещё более в маленький комочек.
- Не ори! - визгливо закричала жена - я послала! Хлеба он купил! И консерву! Жрать в доме нечего! Ты же пропиваешь все до последней копейки! Все, что на своих шабашках заработал, за три дня пропил! А я горбачусь на 2-х работах!
- А я не виноват, что работы нет, это суки там наверху виноваты, что все развалили в стране! - в ответ заорал он. Я токарь 6-го разряда был, а теперь я кто? Кирпичи богатеньким Буратино на дачах кладу? Горбатится она, метлой махнула с утра по дворам, да в киоске сиднем сидишь. Кормилица нашлась! Другие бабы в проститутки давно подались да сёмью обеспечивают, если уж гребанное государство у нормальных мужиков работу отобрало. Да куда же тебе даже в проститутки, на себя посмотри, кошелка драная! Уродина!
Жена, как стояла у плиты, так с ложкой в руке, попыталась кинуться на пошатывающегося мужа, чтобы расцарапать давно ненавистную ей пьяную харю, пытаясь защитить хоть то малое женское, что ещё оставалось в ней. Но он успел ударить ее кулаком в лицо первый, и женщина, ударившись о шкаф, осела вниз, схватившись за разбитое в кровь лицо.
Он повернулся, и со злости влепил испуганному мальчику такой подзатыльник, что тот ткнулся лицом в тарелку с уже остывшим супом, опрокинув часть на себя.
- Что ты выблядок, что мамашка твоя сука! - злобно прошипел он и пошел прочь из кухни.
"К Петровичу в гараж пойду, наверняка там мужики тусуются, не может быть, чтобы хоть полтишок не налили. А то и сотку нальют."
На пошатывающихся ногах он вышел из квартиры.

Через пару часов....

Мальчик подошёл на кухню к матери, которая заливала свою обиду половиной бутылки портвейна, чудом уныканной с прошлого раза, когда муж был настолько пьян, что даже наутро не вспомнил, что не все пойло было им допито.
- Мам, тут нам по математике задали.... Я не могу решить...
- Уйди с глаз моих - заорала уже захмелевшая мать на сына - Прав твой папашка, выблядок ты и есть! От такого то отца, кто ж ещё родиться может? И внешне копия. И закончишь также, в канаве пьяный, а то и похуже - в тюрягу сядешь! А туда вам и дорога обоим! Правильно говорили подруги мне -не рожай, на аборт сбегай, так нет, побоялась, дура, что папашка твой не женится.
Спьяну у женщины развязался язык.
Несмотря на малый возраст, мальчик понимал уже, что такое аборт (старшие пацаны просветили за школой, скабрезно хихикая) и сердце его сжалось от боли, обиды и несправедливости. "Значит, мама меня не хотела... Я ей не нужен был... Она так..."
- А не надо было, щас бы жила в другом районе и спала бы с другими людьми. Оба вы мне хуже горькой редьки, постылые. Хоть бы вы оба сгинули прочь, раз и навсегда. Пока ещё годы есть, может ещё и жизнь бы устроила. Я то ведь ещё ничего... Только в порядок себя привести, да чтобы вы оба нервы не мотали мне... И глаза вообще не мозолили никогда!
Мальчик сглотнул и выговорил:
- Мам, а математика? Помоги, я не могу сам...
- Вот щас! Все брошу и буду задачки решать тебе по математике! Если ты дебил, что задачку решить не можешь,так это папашке скажи своему спасибо! Что дебила родил! Посуду вон возьми вымой, бездельник! И полы помой. Я тебе не служанка. Я женщина, может ещё....

Прошло ещё пару часов....

Николай возвращался домой пошатываясь, но в хорошем расположении духа. Благо, Петрович не жмот. У него было. И налил даже не сотку, а поболе. Хорошо поболе. И даже закусь была. Сырок "Дружба" с хлебом. А чего? Отличная закусь! И вообще все хорошо в жизни! Только бы Надька постылая поменьше пилила... А что он? Он зарабатывает, как может. А кто виноват, что так мало? Они, суки, там наверху, депутаты гребанные, виноваты! Страну развалили! Суки! А какая страна была!
А так вообще, он ведь и работяга с руками, и муж и отец отличный! Да любая счастлива будет!
Надо вот у Вовки дневник глянуть. Все же пример нужно подавать. И воспитание отцовское должно быть. Твердая рука! Воспитывать нужно.
Николай зашёл в квартиру и с порога заорал:
- Вовка! Дома?
- Па, шшш... Мамка спит... Ей вставить в 3 утра, мести улицы опять...
- Ишь ты, спит она! Фу ты - ну ты! Цаца! А жрать отцу кто даст?
- Па, я дам щас, только мамку не буди...
- Ты мне, сопляк, не указывай чего батьке делать и кого будить! И вообще, дневник тащи! Ща оценки твои смотреть будем! Батька знает, как лучше! Спасибо скажи батьке, что под присмотром отцовским и с любовью папкиной растешь! Папка для тебя все! Вот, Сникерс, принес.
Николай вспомнил, что действительно, Петрович дал десятку с наставлениями - шоколадку мальцу купи.
Он бы и купил, да только ведь мимо Светкиной наливайки проходил и там сотку потянул.
Да ладно... Какая разница - что Сникерс новомодный, что ложка сахара. Одно и то же... Сахара съест, ежели голодный будет. Не убудет от него. Нечего буржуйские продукты жрать.
- Сникерс???? Ой, спасибо, па....
- Купил. Да только по дороге шел, глянул, а он старый. Выкинул я его. Чтобы ты не отравился этой гадостью.
Вовкины глаза потухли.
- И вообще ты это.... Дневник неси! Распустился уже небось! - Николай икнул - Ща мы тебе ума то и вложим! Если двойки есть! Папка то тебя любит и в обиду не даст. Пример с папки бери, как жить нужно. Я кремень! Мужик! Но и за двойки спуску не дам!
Вовка понуро поплелся за дневником.
Николай развалился в кресле и, стараясь сотредоточить мутнеющий и плывущий взгляд, читал Вовкин дневник.
"Сорвал урок!", "Контрольная - два!", "Обижал на перемене учеников с младших классов!", "Не выучил!".
- Так... Значит, пока отец изо всех сил крутится по жизни, деньгу зашибает, в поте лица трудится, чтобы тебя, обормота, содержать, кормить, поить да одевать - ты двойки носишь да замечания! Поводок принес, быстро!
Вовка попятился, мотая неосознанно головой. Узкого и жёсткого собачьего поводка, висящего на вешалке, он боялся больше всего. Отец откуда то притащил его, хотя, несмотря на то, как он не просил, ему никогда не разрешали собаку. "Самим харчей не хватает!"- повторял отец, а мама соглашалась. А ведь он так хотел. Это был бы его Друг. Настоящий.
Николай разъярился непослушанием сына и, пошатнувшись, поднялся с кресла. "Сам возьму! Если этот гаденыш подать отцу не хочет! Но уж всыплю, как положено!" - пронеслось мутными бессвязными мыслями в его голове. "А кошелка эта где? Дома, что ли нет? И хрен с ней! Спокойнее выпорю этого ублюдка! Отца позорит двойками! Отец - трудовой достойный человек, а отродье какое выросло!"
Перебирая грязное шмотье на вешалке, Николай нашел наконец поводок и вернулся в комнату.
Вовки не были видно. "Ах, выблядок, под диван залез, как обычно!" - зашелся в гневе Николай и, наклонившись, заглянул под диван.
Точно, там, забившись под самую стену, скрутился Вовка.
Николай изловчился и, схватив сына за ногу, потянул его на себя.
Вытянув изворачивающегося Вовку за ногу из под дивана, Николай прям на полу принялся стаскивать штаны с сына.
Запихнув уже воющего от страха Вовку между колен, Николай зажал сына ногами в ребрах...
"Слушаться будешь? Двойки носить будешь? Папка все для тебя! Все силы отдает, тебя воспитывает, себя не жалеет, а ты, значит, двойки носишь, отца позоришь!"
С этими словами Николай с силой хлестанул узким собачьим поводком по худой мальчишеской попе.
Вовка завизжал и запричитал: "Папочка, любимый, я больше не буду! Я все - все понял!!!"
Но разьярившийся Николай продолжал пороть сына, стегая его то с одной, то с другой стороны. Мальчишка старался уклоняться от злого поводка, но это было бесполезно. Вовка заходился в воплях и реве, умоляя прекратить, но узкий жесткий безжалостный ремень все равно находил его и оставлял красные, на глазах набухающие полосы на коже. Полосы уже пересекались, ноги Вовки разъехались в стороны, и Николай, уже не сдерживаясь, начал попадать туда, куда хотел. "А вот так! А между! А ещё! А по ногам! А ещё вот сюда дадим! Чтобы лучше понял! Чтобы запомнил! А ещё сюда! Будешь отца уважать и любить!"
Узкий тонкий поводок влетал туда, куда не нужно было, и Вовка уже сорвал голос на хрип и постарался, чтобы хоть как то избежать ремня, упасть, распластавшись, на пол. Но колени Николая его держали крепко, и он буквально повис, зажатый спиной между колен, а нижней частью туловища - лёжа на полу.
Николай подтянул лежащего Вовку за футболку вверх, заставив того встать снова на колени. Пацан поднялся, и, рыдая и всхлипывая, снова встал. Николай продолжил воспитывать сына.
Надежда из спальни, сквозь пьяный сон, услышала вопли сына и пьяные выкрики мужа. "А и пусть, меня зато не тронет... Пусть на Вовке пар выпускает.... Успокоится и задрыхнет". И спокойно, перевернувшись на другой бок, продолжила спать..

На следующий день...

Марина, молодая миниатюрная девушка, черноволосая и хулиганистая, утром шла по улице на работу... Ей было 21 и вся жизнь была впереди. Даром, что работа неинтересная. Ведь, когда она шла в мед училище, она мечтала спасать людей. А тут направление медсестрой в школу. Там ей было душно и пусто. Мерзкая директрисса - старая грымза - Алевтина Спиридоновна, она помнила ещё Сталина, да ладно, чтобы помнила, так и ещё считала его непогрешимым Богом. Вечно злобно шипящая - "демократы, либералы, они думают, что ножками Буша нас купят, и в войну выстояли, и сейчас нас запады всякие не сломят. Свободу, вишь, им подай, разврат кругом!"
А на улице утром было так светло, звонко, прозрачно и хрустально, что Марине поневоле пришли в голову строки Роберта Бернса.
Хрустальный свет
Для тех,кто жив.
Едва уловимый ветер,
Оттаявший в кронах
Смыслов и слов,
Как вечность, беспечен и светел.

Хрустальная жизнь
Как полет без конца
Над чистым листом веры
В те края, где сплетаются
Звуки в слова,
Где распахнуты души и двери.

На улице только что прошел дождь, было мокро и радужно, и увидев несколько жёлтых одуванчиков в стороне от дороге, Марина решительно потопала в сторону. Ничуть не смущаясь, что джинсы, купленные за бешеные деньги у фарцовщиков, намокнут и испачкаются, Марина опустилась на колени перед цветком и вдохнула пахнущий росой и весной аромат. "Лишь бы никто не заметил их, кроме меня, ведь оборвут же, сволочи.... Просто так оборвут и швырнут через два шага на дорогу. Ненужными. А сейчас ростут живые. Ну, до свидания цветочки... Я ещё приду к вам..." - попрощалась Марина и пошла дальше. "Ну и ладно, зачем мне вообще эта школа, эти дети, вся эта бумажная писанина... Ну ладно, одно хорошо - осталось совсем немного. Ещё пару дней и окончится 3-х летний срок обязательной отработки после училища. И можно будет идти в настоящую медицину, лечить и спасать людей". Приободрившись от этой мысли, и от ощущения совсем близкой и настоящей жизни Марина почти вприпрыжку домчалась до школы.
Наскоро переодевшись в белый халат, Марина села за бумаги. Так.... сегодня прививка у 4-тых классов. АДСм.
Она пошла по коридору, по пути заглядывая в классы и предупреждая класснух четырехклассников, когда им нужно вести детей в мед. кабинет.
Последней она нашла класснуху 4-го "Д".
Чопорная пожилая мадама - Елизавета Матвеевна, надменно поджав губы, неоднобрительно посмотрела на молоденькую медсестру. Ну ещё бы! Лицо медсестрички было воинственно раскрашено по молодежной моде, халатик вызывающе расстегнут на верхней пуговке.. да и короток слишком... Здесь же старшеклассники ходят... Мысли всякие возникнут...
Поморщившись внутренне и дав себе обещание поговорить по этому поводу с Директором, Елизавета Матвеевна брезгливо выговорила:
- Класс я вам приведу, а вот за Вовку Сидорова не ручаюсь. Он дебильный и неуправляемый. Беда всей школы. Исключать нужно. Вообще его желательно в спец школу. Подальше от нормальных детей.
Нахально подбоченясь, малявка - медсестра дерзко выговорила:
- А чем это Вам Вовка Сидоров не угодил?
- Так идиот он. Двоечник, прогульщик. Хамит учителям. Детей обижает. Вообще дебил.
- Так может, в семье что то не так - враз насторожившись, как борзая собака, взявшая след, спросила Марина.
- Все у него в семье в порядке! - фыркнула класснуха. Отец - честный работяга, не зэк какой. Мать тоже честная женщина, работает, не проститутка какая то... Хорошая семья, положительная во всех планах. Мальчик одет, обут, не хуже других...Это сам ребенок виноват. А у семьи - хорошие характеристики по всем пунктам. По всем стандартам. Мы за этим следим.
Злобно покосившись на воинственную раскраску на лице Марины, Елизавета Матвеевна добавила:
- Это вот это ваше, роки всякие, брейк-дансы, западные ценности.... Дошли дети до того, что семью нормальную не ценят. - И отрубила - Лично я буду хлопотать перед администрацией школы, чтобы Сидорова перевели в спец интернат. Как дебильного и неуправляемого.
Покопавшись в памяти, она добавила:
- Как тлетворно влияющего.
Марина выругалась мысленно и пошла к себе в кабинет. "Тебя бы в спец интернат. А этому Вовке я все равно прививку сделаю. Зуб себе даю.".

На следующий день....

Марина специально уже 20 минут торчала в коридоре, ведущем из столовой в корпуса. "Ну должен же он хоть на большой перемене в столовку сходить за булочкой" - размышляла Марина. Уже зазвенел звонок на урок, а пресловутого Вовки Сидорова все не было. Уже отчаявшись, Марина собралась было идти к себе в кабинет (вызывать демонстративно пацана из класса она принципиально не хотела), как вдруг, краем глаза, увидела мальчишеский силуэт, но бежавший почему то не со столовой, а с уличного входа в школу.
"Курить, что ли, бегал?" - помыслила Марина, машинально нащупав пачку сигарет у себя в кармане халата. И вдруг стукнула неприятная мысль в голову - "А деньги то у него были на булочку?".
- Эй, пацан! Ты-ты! Подожди! Разговор есть.
Рыжеватый, худенький и маленький Вовка Сидоров остановился, озираясь. Увидев медсестру, сначала хотел были припустить дальше, но это взрослое - "Разговор есть" - невольно тормознуло пацана.
- Ну, чего надо?
- Пошли, покажу кое чего.
- Не пойду.Знаю, чего вы хотите! Укол сделать. А я не дамся все равно.
- Больно надо мне тебе насильно уколы делать. В натуре, показать кое чего хочу. Не дрейфь, Вован, идём.
Вовка помялся, но все же не желая выглядеть трусом, поплелся вслед за медсестрой, уже решительно потопавшей к себе в кабинет.
В кабинете медсестра почему то полезла в сумку и вытащила оттуда пухлую потрепанную книжку. Слюнявя пальцы, нашла нужную страницу.
- Гляди!
Вовка бросил взгляд и содрогнулся.
- Это чего?
- Это, братец, такая болезнь бывает, если прививку не сделать. Редко, конечно, но бывает. Может сделаем? На всякий случай? Чтобы вот такого не было?
Не будучи медиком, Вовка Сидоров картинки с наглядными примерами бубонной чумы, разумеется, не опознал.
- Ну ладно... Чтобы у меня такого не было. Только быстро. А то я уколов боюсь.
- Будь спок. Быстро и небольно. Я пока шприц наберу, а ты штаны чуток приспусти.
Через 10 секунд, Марина обернулась и обомлела.
Вовка стоял с чуток приспущенными школьными брюками спиной к ней.
Что??? Что??? Что это???? Вот ЭТО, исполосованное черно - синими полосами, все крест - накрест!!! ВСЕ ИСПОЛОСОВАННОЕ!!! Живого места нет вообще!!! КАК ОН СИДИТ НА ЭТОМ????
Марина ощутила тошноту, голова заболела, будто ее сжали в металлические тиски.
Не в силах стоять на враз подогнувшихся ногах, она присела на кушетку, физически ощутив, что это не у Вовки ТАКОЕ, а у нее самой. Ощутив всю Вовкину боль и страх перед и во время ЭТОГО. Будто слившись с ним всеми клетками.
Томительные секунды отщелкивали время неумолимо, а у Марины в голове, вместе с каждой секундой тяжёлым колокольным молотом билось - КАК???? КАК МОЖНО??? КАК ЕГО УРОД ПАПАШКА МОГ ВОТ ТАК??? И КАК ЭТОТ МАЛЕНЬКИЙ МАЛЬЧИК МОГ ПЕРЕНЕСТИ??
Марина с трудом постаралась унять дрожь в руках. Отчего эта дрожь? От ужаса увиденного или от гнева за содеянное? Скорее всего, от того и от другого. Гнев и ужас так смешались и переплелились друг с другом, проросши корнями одно в другое, что породили какое то новое чувство, которого она до сих пор ни разу не испытывала.
Желание мести. Отомстить за бедного пацанчика, с которым дома вот так.... Те самые, положительные родители. Хорошо характеризующиеся.
Ну хоть что то сделать, чтобы ТАК у него больше не было. Если у всех не смогу, хотя бы у него... Нужно бить в набат. Дергать администрацию. Говорить! Кричать! Кричать! Громко!
- Ну долго так стоять я буду?
Неожиданный вопрос Вовки вывел Марину из оцепенения.
- Ах, да... Ты, Вовчик, садись... Ты сесть сможешь?
- Чего бы я сесть не смог бы, - пробурчал Вовка и опустился на мединскую кушетку.
От зорко-болезненно-напряженного теперь Марининого взгляда уже не укрылось Вовкино дёрганье нерва под глазом, и черезчур осторожное опускание на кушетку.
- Слушай, давай ка я тебе в ногу прививку сделаю. С ноги рассасывается лучше.... Ну и вообще... Более по взрослому...
- Ну ладно.....
Вовка давно ушел, а Марина все сидела, собираясь с мыслями и осмысливая то, что она сейчас увидела. То, что прошло стороной мимо в ее детстве и не коснулось ее. Она жила в стороне от этого ужаса и не знала, что он рядом. Да вот же он, посмотрите. Не просто рядом, а касается ее. Проникает. Просачивается. Наполняет и напитывает ее саму. И что теперь? Как ей? Как дальше, когда ОНА ЗНАЕТ? Что ЭТО ЕСТЬ? Здесь, в этом времени и пространстве с ней. Не где то там, абстрактно, где то далеко, а вот. Ложь, трындеж и провокация? Нет, не ложь. Правда.
Марина резко встала и пошла к директриссе.
Без стука, порывисто, она ворвалась в кабинет.
- Вы что себе , милочка, позволяете? Вас стучать не....
- Нет! Это что Вы себе, Алевтина Спиридоновна, позволяете? И я Вам не милочка! В Вашей школе бьют детей! Жестоко бьют! А Вы покрываете родителей - садистов. И не говорите мне, что Вы не знаете об этом! Вы, и все остальные считаете Сидорова дебилом, которого нужно перевести в спец школу. Чтобы он не портил Вам статистику успеваемости. А Вы знаете, в каком аду он живёт? Вы знаете, что на душе у пацана?
Кто старался узнать об этом? Положительная семья. Хорошие родители. Что лично Вы сделали, чтобы помочь ему?
Марина говорила и говорила, не видя, что Алевтина Спиридоновна насмешливо смотрит на нее, сняв очки и презрительно прищурив глаза.
Наконец она выговорилась и теперь недоуменно смотрела на директрису, ожидая от нее ответа. Ну ведь не может же быть эта старая дура НАСТОЛЬКО тупа, чтобы не понять того, что ей втолковывали битых полчаса человеческим внятным языком?
- Ты, девочка...
- Не тыкайте мне. И я Вам не девочка! В данном случае я выполняю свои должностные обязанности медицинского работника - отчеканила Марина.
- Ну хорошо.... ЗапомниТЕ, Марина. Никто и никогда не будет вмешиваться в дела семейные. Это ИХ дело. Если бы бы Сидоров не ходил постоянно с битой задницей, неизвестно, ЧТО бы с ним было. Возможно, еще хуже. Он бы уже бандитом малолетним стал давно.
- Но Вы же не знаете, что было бы с ним, если бы дома он видел тепло и ласку, а не ремень!
- Не знаю и не хочу знать. А зачем мне знать? Меня устраивает то, что есть. Что он окончательно еще не превратился в малолетнего бандита. Пока что. Надеюсь, что к тому времени, когда он превратится - либо он закончит школу, либо я уйду на пенсию. И меня это касаться в любом случае не будет. Мне чхать на Сидорова и всех остальных. У меня есть свои внуки и я их люблю. А эти.... Всего лишь средство. Для получения зарплаты. Кто они мне? Чтобы я волновалась хоть за кого то из них? Всех любить - любви не хватит. Я своих люблю, а Сидорова пусть его родители любят. А я его любить не обязана. Лишь бы ЧП не случилось в школе. Да пусть Сидорова хоть убьет отец - алкоголик, но пусть это случится дома. Что бы на школе ответственность не лежала. ПоработаеТЕ , Марина, с десяток лет и поймёте.
- Значит, все равно, лишь бы статистика школы не страдала?
- Разумеется - насмешливо проговорила директрисса.
- Дайте мне ручку и лист бумаги - решительно сказала Марина.
- Ну-ну, милочка - издевательски проговорила Алевтина Спиродоновна. - Обломает ещё ТЕБЯ жизнь.
Получив трудовую книжку, Марина, торопясь, вышла из теперь ненавистного ей здания. Раньше в душе, когда она шла сюда каждое утро, было пусто, теперь эмоции просто переполняли ее.
Бывает так, что когда эмоции переполняют, то душа полна ими, как кубок вином. Они выплескиваются наружу и хочется одарить ими всех. Но бывает и наоборот. Что эмоции, словно "царская водка", выжигают и иссушают все внутри и просачивается ядом все глубже и глубже, отравляя человека и делая ему очень больно.
- Тёть Марин! - услышала она оклик.
Покрутив головой, Марина увидела Вовку, сидящего невдалеке на скамеечке школьного двора.
Направившись к нему, присела рядом.
- Что, Вов?
- Тёть Марин... Я это... Знаете... Ну вот...
- Да что, Вовчик? Говори, не стесняйся.
- Я это... Я не хочу домой идти. И жить там. Я с Вами хочу. Давайте я Вами буду жить. Всегда. Вы добрая... Можете даже уколы мне делать каждый день. Если надо. Но только в ногу. Я "туда" боюсь.
Марине показалось, что вдруг исчезли все звуки и краски мира. Мир стал плоским, серым и статичным, как ось Х в системе координат. Даже ветерок перестал дуть. Дыхание у нее перехватило.
Вовка смотрел на нее доверчиво и ждал ее ответа.
Единственным звуком был стук ее сердца и он был таким громким, что Вовка тоже должен был слышать его. Ведь она же слышала частое биение его маленького сердечка.
Песчинки ожидания в гигантских песочных часах, где то там наверху, наконец просыпались до конца и она выдохнула.
- Вов... Понимаешь... Все... Все не так просто... Это... Ведь....Ты должен понять...
Вовка сглотнул судорожно и заморгал глазами (наверное, пылинка попала).
- Да, тёть Марин... Я понимаю.... Вы идите тогда....
Марина встала со скамейки и пошла в сторону своего дома, направо.
Вовка, сидя на скамейке, смотрел ей вслед и почему то ему казалось, что она все убыстряет шаг.
Потом он встал и медленно пошел в сторону своего дома, налево.
Вдруг мальчик остановился. "А ведь куда я иду? Мне туда не нужно. Мне ведь к мосту нужно. Мост там высокий. И течение быстрое. И глубоко. И нет никого днём" - подумалось ему.
Убыстряя шаг и не оглядываясь, он пошел к мосту. Вовку ждала ось Y...

Дойдя до своего дома, поднявшись «под козырек» подъезда, Марина резко развернулась,и пошла в ближайший сквер. Любимая лавочка, — а про неё, вообще, мало кто знал, спрятавшаяся в кустах одичалой сирени, в самом конце сквера, упиравшегося в бетонный заборище ЖБИ, слава Богу, была пустой.
…Домой было надо, дома была мама - с этим чертовым дренажом после этой чертовой операции, по всем статьям, всё давно должно было зарубцеваться, и надобность в дренаже должна была отпасть, как минимум, пару недель назад, но ведь нет же… Марина порой боялась позвонить с работы - вдруг мама задремала, не хотелось беспокоить… П риходилось волей-неволей утрамбовывать тревогу поглубже — окружающим не обязательно было знать,что у неё внутри, так всегда считала она.
Но сейчас домой идти было просто невозможно - Вовкина фигурка стояла перед глазами… чуть-чуть хрипловатый, наверное, начинающий ломаться,пацаний басок…
0на изо всех сил старалась не думать про остальное.
«Остальное» разрывало её на куски. Безотчетное желание ворваться в этот его мерзкий дом и…
Нет, она не знала,что бы сделала там. Она чувствовала только ненависть, ярость к этим скотам, к его биологическим родителям… под понятием «родители» она всегда подразумевала другое - тепло, ласку, заботу… Она вспомнила сильные руки рано ушедшего отца… Как спокойно и надёжно было в них засыпать маленькой, когда он по раз и насегда заведенному ритуалу рассказывал ей на ночь разные истории, обняв её.., и тут же отогнала эти воспоминания. Сейчас она должна быть сильной, не раскисать, взять себя в руки.
…Оставить всё так, как есть,она не могла. Надо было РЕШИТЬ.
Хотя она понимала, что всё уже решила, осталось только переговорить с мамой, а мама — она всё поймет и поддержит, в этом у Марины не малейших сомнений не было.
Завтра она выйдет пораньше, с утра, дождется мальчика на подходах к школе (она знала,с какой стороны он всегда появлялся) и скажет: «Подгребай к лавке на углу у вторых ворот после уроков. Я буду тебя ждать. Пойдём К НАМ домой».
Даже и опеку не надо оформлять - эти «родители», Марина нисколько не сомневалась, были бы рады, если бы «нахлебником» в доме стало меньше, — при том,что без оформления опеки «в глазах общества» всё было бы как прежде - и сына они с рук не «сбагривали» (как подумало бы «общество» с вариантом опеки), а где он живёт фактически, никто и знать бы не знал... кому в этом мире есть дело до маленького мальчишки, в свои 11, почти 12, «тянущего» от силы на 10.
Миру плевать на эти условности.
Миру плевать, что этот мальчишка ни разу в жизни не ходил с отцом на рыбалку, с мамой ни разу не был ни в ТЮЗе, ни даже в «родном» обшарпанном кинотеатре на утреннем сеансе мультиков… Миру плевать на эту крохотную фиолетовую задницу и то, что чувствовал этот мальчишка тогда, когда… и потом…
Марина вскочила с лавки, чувствуя,что бессильный гнев снова захлестывает её, как волной.
«Нет, надо успокоиться…возьми себя в руки, чертова истеричка…» — села, закурила опять. Домой в таком состоянии, точно, идти было нельзя — только мать пугать,.чего делать она, естественно, не собиралась.

«0,чёрт! Время-то!» — взглянув на часы, мысленно Марина снова чертыхнулась, встала и почти побежала в сторону дома. Решение было окончательно принято, возможные «нюансы» продуманы до мелочей (как-никак мама юрист), и ей было легко и спокойно.

— Мамулька, это я, твоя дщерь! — как обычно, провозгласила Марина с порога.
Уши резанула какая-то звенящая тишина.
Секунда, другая — они показались вечностью.
Она всё поняла.
Мыслей не было. Не было — ничего.
Марина прошла в комнату.
Мама лежала на тахте: лицо спокойное, только неестественно бледное, глаза закрыты, в одной руке очки, другая прикрывает раскрытую и положенную вверх обложкой книгу.
«Тромб», — отстраненно мелькнуло в голове.
Взгляд задержался на книге, она чуть не произнесла:
— Опять «Ван Гог "Письма к брату», ну, сколько можно, ты же их, наверное, наизусть уже знаешь...
Но потом, — ей казалось, что время растянулось, как при «замедленной киносъемке», — она подумала, что сказать это больше некому - её не услышат. И не сказала.
Прошла на балкон, — мама с год назад бросила курить, и Марина, стараясь её не соблазнять, — курить выходила всегда на балкон.
Достала сигарету, прикурила, и, спокойно затягиваясь, смотрела в весеннее небо - высокое, светло-голубое, в лёгких перистых облачках.
Докурив, привычно посмотрела вниз - не попасть бы с 12-го этажа кому на шляпу, и щелчком отправила окурок вниз.
Придвинула ногой стул.
На стуле лежал старый зеленый плед («зеленый, как купорос», — они с мамой, «в честь» одной из любимых книг, всегда именно так, " полностью", именовали этот плед), на улице было ещё прохладно, и мама выходила на балкон посидеть, подышать воздухом, накидывая его на себя.
Несколько секунд Марина смотрела на «зеленый, как купорос» плед, и мозг начал выходить из оцепенения. Краем сознания подумалось, что последними до этого пледа дотрагивались живые руки мамы, и, что если она сейчас дотронется до этого пледа, то закричит, и этот крик не кончится никогда.
Обеими руками она взялась за ножки стула, и с силой качнула его. Плед мягко сполз со стула.
Спокойно и быстро, как поднимаются по лестнице, Марина поставила правую стопу на сиденье стула, левой пружинисто оттолкнулась, и перенесла её на балконные перила, а правой перешагнула через них.
За долю секунды до того, как ее тело достигло асфальта, Марина отчетливо увидела чумазую мальчишескую физиономию, чуть прищуренные глаза, смотревшие прямо на неё, и в то же время мимо…
И пришло одно слово, додумать которое она уже не успела: пре-да-/ла/.