Применение телесных наказаний в воспитании подростков - насилие или неприятная необходимость?

Воришки.
Автор Veka.

Произошло все в начале девяностых на турбазе "Красногвардейская" недалеко от Майкопа. Мы туда со Светкой отдыхать ездили. Место - замечательное: горы, воздух, вокруг домиков турбазы - сад. Правда, груши и яблоки не поспели еще - зеленые были и кислые. Недалеко было что-то типа бассейна под открытым небом, чтобы купаться можно было. Прожили мы там семь дней как в сказке. А случилось то, о чем я хочу рассказать, день так на четвертый-пятый.
Привезли на нашу турбазу банду подростков из какого-то местного детдома. Под руководством очень колоритного адыга. Мы, конечно, не знали ничего - в тот день Светка как раз постирушку устроила и кое-что из вещичек вывесила на солнышко сушиться. А что? Чужих на базе нет, а своих соседей мы всех знали, они из нашей московской группы все были. Все так делали. Кто же знал, что именно сегодня на нашу мирную турбазу эдакий десант высадится?
Короче, приходим на обед - батюшки мои! Конец света. Полная столовая детей, шум, гам, беготня - жуть что творится! Сосед по столу рассказал, что молодежь с утра уже успела на сад набег сделать и все фрукты пожрать. С голодухи, что ли, или желудки луженые - не знаю. Вот тут Светка-то и вспомнила о шмотках, неосторожно на веревке на балконе развешенных. И забеспокоилась. Сад-то почти под окнами у нашего домика был.
Ломанулись мы к домику - точно! Были вещички, да сплыли. Еще бы! На балкон-то залезть - раз плюнуть! Домик одноэтажный, перелез через деревянный поручень - и пожалуйста! Хорошо хоть дверь балконная, что в комнату ведет, закрыта была. Впрочем, ее сломать - как два пальца обо...
В общем, ясно, чьих рук дело. Светка тут же за меня принялась: мол, ты же мужчина - вот иди и разберись! Пришлось идти, конечно. Прямо к руководителю и пошел, к адыгу этому. Мне его другие наши показали, оказалось, что не только у нас балконы прошерстили.
Прихожу, ситуацию объяснил, говорю, мол, может я и ошибаюсь, конечно, тогда извините, но больше кроме как на ваших орлов и подумать не на кого. Тот выслушал, покивал, вошел в наше положение и говорит:
- Харащо, я правэду расслэдование! Ви же видэте, какой кантынгэнт! Адны непрыятносты! То нэмитых яблок наэлысь - тэпэр всэ животами мучаются, то ещо чэго натворат... Обэщаю до вэчэра висо виясныт!
На том и расстались.
Честно говоря, не питал я особой надежды, на то, что из разговора этого что-нибудь выйдет путное. Дети как шныряли по турбазе туда-сюда с вороватым видом, так и продолжали шнырять. На ужине видел я издали адыга-руководителя, но тот меня не заметил и не подошел. Да и Светка уже с потерей смирилась, только иногда раздраженно на детдомовцев поглядывала, да кошелек крепче в руках держала. И двери все наши в домиках стали запирать перед уходом понадежнее.
На турбазу опускался долгий летний вечер. Прохладный свежий ветерок подул с гор. Мы со Светкой погуляли после ужина, подышали целебным воздухом, побродили по лужайкам, собрали небольшой букетик горных цветов (Светка очень их любит), походили между грушами и яблонями в саду. Плодов на них таки изрядно поубавилось, и мы даже видели ватагу детдомовских ребятишек, деловито обиравших очередное несчастное деревце. Видимо не у всех еще животы болели.
Как стало темнеть, пошли мы со Светланой домой, ко сну готовиться. Только вошли в домик - стук. Открываю: стоит там мой знакомый адыг и с ним два пацана лет 13, не больше.
- Можьна? - спрашивает.
- Заходите... - я посторонился.
Нежданные гости зашли. Взрослый уверенно прошел через комнату к Светке и галантно поцеловал ей руку. Мальчишки, скромно потупясь, встали у двери. Один из них был явно местный - кавказец: черноглазый жгучий брюнет со смуглой кожей. Он был невысокого роста, весь какой-то плотный и коренастый, с короткой шеей. Второй был явно славянского типа внешности: его очень светлые волосы особенно ярко выделялись на фоне сильно загорелой кожи и делали лицо похожим на негатив. Он также не впечатлял ростом, но из-за худобы казался несколько выше своего товарища. Оба мальчика были босы, оба - в шортах, но майка была только у черненького, блондинчик же сверкал голым загорелым пузом.
- Это моя жена Светлана, - представил я супругу, чтобы прервать неловкое молчание, возникшее в комнате.
- Садитесь, пожалуйста, - вежливо предложила она.
- Очэн прыятно! Алмаз Шаихович, - произнес в ответ кавказец. - Разрэшите мнэ прынэсты ызвынэния за тот пэчалный ынцидэнт, каторый праызошол сэгодня утром!
Я так и опешил. Неужто воров нашли?
- А ну, ви, там! - продолжил адыг, обращаясь к своим юным спутникам, - винымайтэ всо!
Мальчики медленно подошли к столу и принялись опустошать содержимое карманов своих шортов. На столе появились знакомые чашечки нового Светкиного купальника, купленного перед поездкой в "Будапеште", пара ее же очаровательных топиков, которые только входили тогда в моду, мои запасные плавки, две футболки... Как все это в карманы-то влезло? Когда они, наконец, закончили, в комнате снова повисла пауза. Молчание прервала Светка, подхватившая свой купальник и бросившись к преступникам с криком:
- А трусики! Трусики где?! А ну отвечай паршивец!
Она потрясла верхом купальника под носом у чернявого. Тот отшатнулся, не поднимая головы и старательно изучая рисунок линолиума на полу.
- Атвэчай, когда тэбя спрашивают! - строго велел Алмаз Шаихович.
- Продали... - пробубнил тот в ответ почти неразборчиво. Уши его горели.
- Ну, и зачем же мне теперь этот купальник, если трусиков к нему нет? - вопросила Светка, не задумываясь о... ну, скажем... некоторой нескромности обсуждаемого вопроса.
Начальник мальчишек взял инициативу на себя.
- К сажалэнию, нэкоторые вэщи рэбята успэли продат. Ми нэ можем их вэрнут. И заплатыт кампэнсацыю - тоже. Ваше право - обратыца в мылыцыю. И всо же я очен прашу вас нэ делат этого.
Алмаз Шаихович говорил очень убедительно. Он явно не был заинтересован в привлечении к делу правоохранительных органов. Светке же, хоть и было жалко нового купальника, было все равно, тем паче, что подобных купальников у нее было еще штук пять. К тому же сами преступники, которые снова скромно ретировались поближе к двери и стояли там опустив очи долу, выглядели какими-то жалкими и несчастными.
- Ну, хорошо, - сжалилась Светка, - обойдемся без милиции.
Ребята, услышав это, похоже, несколько воспряли духом.
- Но! - значительно произнес Алмаз Шаихович, - ми нэ можем аставыт праступок этых малчиков бэзнаказанным. Эта будэт антипэдагогычно! Аны нэ толко совэршилы гадкое прэступлэныэ - обворовалы уважаэмых добрых лудэй, но и апазорылы чэстное имя нашего дэтского дома!
Эти обличительные слова, произнесенные со всем присущим кавказцам темпераментом, заставили плечи и головы мальчишек снова поникнуть. Кажется, стали слышны даже робкие всхлипы.
- Ми далжны их наказат! Строго наказат! Ви и я! - вынес приговор их начальник, не очень вежливо тыча в меня пальцем.
- А как? - несколько удивленно спросил я. Мне еще никогда не приходилось бывать в подобных ситуациях.
А аны самы знают как! - адыг вдруг повернулся к воспитанникам и устремил на них свой пристальный взгляд.
- Вано! Как нужно наказат малчика, каторий брал чужое бэз спроса?!
Черноволосый подросток пробубнил что-то в ответ. Можно было разобрать только первые несколько слов. Что-то об "отлупить" и "ремнем".
- Громче, Вано! Ти джигит или нэ джигит? Гавари! - снова велел он.
- Мальчика, который без спроса брал чужое, нужно отлупить ремнем по голой попе! - выпалил Вано единым духом почти без акцента и тут же снова опустил голову ниже плеч. Его глаза подозрительно блестели.
- Вот так! - одобрил Алмаз Шаихович. - Тэпер ти, Георгий! Как нужно наказат малчика, который варуэт?
- Мальчика, который ворует, нужно выпороть ремнем по голой попе! - звонко протараторил второй пацан.
На его щеках также появились капельки.
- Ну, вот выдэтэ, аны всо знают! - удовлетворенно произнес адыг.
"Но почему-то все равно тащат", - подумал я. Но вслух сказал другое:
- Да я как-то... Мне никогда не приходилось, - я умоляюще посмотрел на Светлану.
- По-моему, это будет справедливо, - отрезала она. По-видимому, она все еще находилась под впечатлением потери трусиков от купальника.
- Но я не умею... Да у меня и ремня-то нет! - промямлил я отступая. Я всегда был слабохарактерным.
- У мэня ест! - торжествующе объявил воспитатель и достал из кармана сложенный вчетверо кожаный ремень без пряжки. - Я пакажу как!
- Вано! - скомандовал он громко. - Ыды, мылий, ка мнэ! А ти, Георгий, готовса!
Вано медленно пошел от двери к сидящему на стуле воспитателю, на ходу расстегивая молнию шортов. Я заметил, что второй мальчик, Георгий, стоя все там же у двери, также принялся расстегивать штаны.
- Лажи суда, - Алмаз Шаихович, вставая, показал на сиденье освобождаемого им стула. Светка поудобнее расположилась в кресле между столом и стеной. Я стоял, как столб, у спинки одной из кроватей. Вано замешкался, перед тем как снять трусы, и угрюмо посмотрел на сидящую прямо напротив него Светку.
- Сынымай-сынымай! - подбодрил его воспитатель. Он вообще заметно оживился.
Вано, медленно краснея, оголил перед моей супругой свои причиндалы. Надо сказать, что для тринадцатилетки они были очень даже ничего. Даже кустик растительности вокруг основания члена выглядел довольно густым. Я невольно взглянул в сторону второго подростка, русского. Он тоже уже успел раздеться и теперь стоял, отсвечивая горящими ушами. По сравнению с товарищем, он был еще сущим ребенком, хотя и старательно прикрывал свое хозяйство ладошками. Вано, наконец, подошел к воспитателю, который ждал его в центре нашей небольшой комнаты.
- Нагыбайса! - велел тот.
Вано наклонился вперед, обхватив ладонями лодыжки расставленных шире плеч ног. По всему было видно, что ситуация ему хорошо знакома. На его лице, когда он занимал указанную позицию, была видна твердая решимость.
- Я думаю, ми далжны ым дат па двадцат ударов! - предложил он.
- А не много? - робко возразил я.
- В самый раз! - уверенно подтвердил воспитатель. - Сматры! Встаешь вот так, этой нагой упыраэшьса, размах - и удар!
С этими словами он, широко размахнувшись, всадил ремень в удобно подставленные ягодицы подростка. Тот вздрогнул, резко выдохнул, но крик сдержал. Видно было, как ему трудно это сделать. Боль, по-видимому, была дикая! На той части попы мальчика, которая не загорела под плавками и потому была несколько светлее, начал вспухать ярко-красный рубец. Взрослый явно не собирался жалеть своего воспитанника, бил сильно, умело, максимально используя длину ремня и силу размаха. Профи!

Продолжая постоянно пояснять свои действия для меня, используя все тот же ужасный акцент и ничуть не обращая внимания на страдания наказываемого подростка, Алмаз Шаихович врезал мальчику еще 3 удара подряд. Терпение, которое выказал тот, было поистине героическим. После пятого удара его округлые и довольно плотные ягодицы покрылись красными пятнами уже не только в своей белой части, но и почти везде. Попа казалась горячей даже на вид, что уж говорить о том, каково сейчас было самому обладателю этих полыхающих ягодиц. Но Вано впервые подал голос только на пятом ударе! Мужеству мальчишки можно было только позавидовать.
Однако, вскрикнув однажды, пацан уже не смог больше сдерживаться и сломался.
- Аааааа! Пожааалуста! Оуууу! Хвааатит! - надрывался он в крике, получая очередные хлесткие удары. Воспитатель и не подумал снизить их силу или частоту. В результате парень, продолжая вопить, отпустил одну лодыжку и протянул руку в тщетной попытке отгородиться от палящего потока, захлестывающего его зад. Взрослый остановился. Оставался еще только один удар до десяти.
- За это эще два! - сурово сказал он. Вано тут же одернул руку и вернул ее на место. Плач его стал еще горше, если такое было еще возможно. Всыпав парнишке еще трижды, взрослый, наконец, остановился.
- Вот так это ы дэлаэтся, - заключил он, обращаясь ко мне. И продолжил уже Вано, продолжающему горько рыдать, стоя в прежней позе. - А ти ыды пастой там пака!
Мальчик медленно выпрямился. Руки его рванулись к попе и принялись яростно растирать покрасневшие округлости. Его больше не беспокоило присутствие моей жены и то, что она имеет прекрасный вид на его мужские причиндалы.
- Георгий! - резко рубанул воздух окрик воспитателя. - Ыды суда, твой очерэд!
Мальчики поменялись местами. Вано отошел к двери, не переставая хныкать и тереть свой зад. Заметно побледневший голенький блондинчик склонился посреди комнаты, готовясь получить свою долю возмездия. Но Алмаз Шаихович не спешил.
- Падайды суды! - сказал он мне. Я почувствовал робость. Меня никогда в детстве не били, даже пальцем не трогали, но, следя за раворачивающейся у меня на глазах сценой вдруг, я ощутил странное чувство. Мне захотелось попробовать. Светка, внимательно и как-то зачарованно наблюдавшая все это действо, вдруг оживилась и сказала мне:
- Ну, давай, тебе же говорят! - Я стряхнул с себя легкое оцепенение и вышел на середину.
- Вставай так! - Кавказец помог мне встать около готового к порке мальчика, правильно расположив ноги, чтобы обеспечить равновесие и наилучшее положение для удара, вложил мне в руку ремень и просто сказал:
- Бей.
Я размахнулся и ударил. Но в последний момент я вдруг не смог вложить в удар всю силу. Ремень как-то обессилено шлепнул пацана по белой части попки. У того не дрогнул ни один мускул.
- Нэ так, - воспитатель недовольно отодвинул меня в сторону и отнял ремень. - Сматры суда!
Он занял нужную позицию около наказуемого, широко размахнулся.
- Вот так нада: размахнулса, прыцэлылса и ударыл! И ударыл! - однако сам бить не стал, а вновь отдал ремень мне.
Я снова занял свое место над склонившимся мальчишкой и его беленькой ожидающей попкой. Снова размахнулся. На этот раз удар получился. Со звонким щелчком ремень обрушился на ягодицы нарушителя. Тот совсем по-детски взвизгнул, на попе остался ясно различимый след.
- Вооот! - протянули в унисон Светка и Алмаз Шаихович. Светка засмущалась, а воспитатель продолжил:
- Уже лутше. Толко сылнэе надо, сылнэе! Ти вон какой здаровий, а биещь слабо! Сылнэе надо! Сылнэе, - повторил он еще раз.
Я встал поудобнее и ударил еще раз, а затем сразу и второй. Мальчишка взвизгивал и вздрагивал каждый раз, когда управляемый моей рукой ремень обвивал худые бугорки его попы. С каждым разом удар получался у меня все лучше и лучше, как будто я не учился пороть детей прямо по ходу экзекуции, а делал это много и часто, только давно, и теперь восстанавливаю старые навыки. Георгий каждый раз взвизгивал, юлил попой (оказалось, что несмотря на небольшую амплитуду этих движений, грамотно попасть по попе при этом становится значительно труднее, впрочем, я ни разу не промахнулся!) и заревел почти сразу после первого-второго удара. Во мне проснулся какой-то дикий азарт, и я старался с каждым новым ударом всадить свое орудие возмездия все сильнее и сильнее в заметно покрасневшую кожу ребенка, заставляя того рыдать все интенсивнее и интенсивнее и визжать все громче и громче. Однако, считать удары я не забывал и после десятого остановился. Кавказец сидел на стуле, внимательно наблюдая за моими действиями, одобрительно кивая и временами отпуская подбадривающие комментарии на своем жутком языке.
Оказалось, что только я решил, будто половина наказания уже произведена. Мальчик продолжал реветь, но по-прежнему стоял согнувшись в три погибели и крепко держа себя за лодыжки, ожидая, видимо указаний воспитателя. А тот заявил:
- Эээээ, дарагой, чего остановылса? Эщо адын нада, дааа? Ти тот пэрвий считаэщь? Не нада, дарагой, еще адын дай и можещь отдохнут, даааа?
Решив, что проще еще раз садануть по заднице мальца, чем вступать в бесполезные пререкания, я повернулся и от всей души добавил парню недостающий удар. После этого Алмаз Шаихович позволил ему выпрямиться и пойти отдохнуть. Блондинчик немедленно принялся растирать попу так же, как до него это делал Вано. Тот, кстати, поняв, что сейчас снова настанет его черед, взгрустнул и, опустив голову, взошел на наш импровизированный эшафот.
- Маладес, дарагой! - похвалил его воспитатель.
Я изготовился качественно отлупить и его зад тоже. Странно, я думал, что смуглокожие имеют менее нежную кожу, впрочем, времени прошло всего ничего. Попа мальчика выглядела ужасно. Два огромных воспаленных красных пятна накрывали собой почти всю поверхность ягодиц. "Это должно быть больно!" - подумал я про себя. Но давешний азарт еще не совсем оставил меня. Я размахнулся и влупил по этой израненной попе от всей души. Удар вышел хорошим! И богатырский замах, и щелчок по коже, похожий на выстрел, и багровый след, обвивающий пылающие ягодицы посередине и выделяющийся даже на общем красном фоне. Да и дернулся пацан сильно. Только вот ни звука не издал.
И тут я как с катушек съехал. "Врееешь", - подумал я зло, - "ты у меня запоешь! Так запоешь - все птицы в округе умолкнут!". Я тщательно прицелился, размахнулся и ударил. И этот удар удался. Он лег чуть выше предыдущего, с небольшим захлестом, любо дорого посмотреть! Но Вано снова выдержал, хотя это и далось ему огромным усилием воли. Это видно было. И слезы обильным потоком лились из глаз, и попа ходуном ходила и костяшки пальцев на руках, крепко обхвативших ноги в самом низу, побелели. Но - ни пискнул! "Тааак! Ну, держись теперь!" - это было как поединок воли, и я совсем забыл, что передо мной всего лишь маленький мальчик, получающий заслуженную порку.
Я применил простой, но эффективный способ заставить мальца подать голос. Я просто нанес два очень сильных удара подряд с очень небольшим промежутком между ними, стараясь, к тому же, уложить их как можно ближе друг к другу. Последнее, впрочем, не очень удалось, зато все остальное вышло на высшем уровне. Видимо, ремень случайно попал в ложбинку между Ваниными ягодицами. Вано не только заорал как резаный от жуткой боли, но и, вскочив, принялся, ревя навзрыд, растирать свой многострадальный зад руками. Я был вынужден прерваться. Вмешался Алмаз Шаихович:
- Ай-ай-ай! Как нэ харащо, Вано, дааа? А ну-ка, нагнысь, дааа?
Вано медленно вернулся в исходное положение.
- Два дополнытэлно, да, Вано? Прадалжай, дарагой! - это уже мне.
И я продолжил. Когда я увидел как, мальчишка вскочил, несомненно зная, что тем самым только ухудшает свое и без того отчаянное положение (он же получил уже добавку от своего воспитателя за подобное действие раньше) меня словно протрезвило. Оставшиеся удары, как и два дополнительных, я нанес сильно, но так, чтобы не переусердствовать. Вано исправно вскрикивал, визжал и громко плакал после каждого удара. К концу воспитательного процесса на его попу было страшно смотреть.
- Ну, - произнес кавказец, - тэжолый работа, дааа?
- Да... - пот лился с меня градом. Я почувствовал, что и правда устал. Надо же!
Алмаз Шаихович взял у меня свой ремень и вновь приказал воспитанникам поменяться местами. Несмотря на то, что для Вано вся порка была уже позади, он не получил позволения одеться. Так и стоял голышом, глотая слезы, все время, пока юный Георгий получал остаток своей порции ремня от руководителя. Мы со Светкой, устроившись вместе на кресле, тоже наблюдали, как Алмаз Шаихович спокойно и качественно лупцует зад блондинчика. Этот мальчик и не пытался казаться храбрым и в голос орал после каждого удара. Точнее визжал, как поросенок. И попой юлил, и рыдал. Но, вероятно, именно это и позволяло ему переносить порку легче, во всяком случае он так и не получил ни одного дополнительного удара, сумев удержать позицию под градом совсем не слабых (и даже более сильных - опыт все ж таки!) ударов воспитателя.
Но в конце порки его зад выглядел едва ли не хуже, чем у его товарища, хоть тот и получил больше. Видимо, за счет более нежной детской кожи. Оба парня, все еще совсем голые, стояли у двери. Алмаз Шаихович собрался уходить.
- А тепер, маладые луды, ви далжны вежлыво папросыт пращеныя у этых уважаемых лудэй! И паблагодарыт ых за науку!
- Простите нас, пожалуйста! - нестройно, сквозь всхлипы и рыдания забубнили мальчики. - Мы больше не будем воровать. Спасыбо... за науку!
- Тэпэр вазмытэ адэжду и пашлы дамой! - велел ребятам их начальник.
Пацаны быстро собрали свои шмотки и, даже не пытаясь их одеть, вышли наружу. Было поздно, но солнце еще не село. Турбаза спала, и только местами кое-где слышались отдельные возгласы и голоса припозднившихся отдыхающих. Попрощавшись, Алмаз Шаихович вышел вслед за ребятами, и все трое пошли прочь, к домикам, в которых расположились детдомовцы. Ни Вано, ни Георгий так и не получили разрешения одеться и несли свою скомканную одежду перед собой, прикрывая ею срам. И их голые зады, отсвечивающие всеми красками багряного южного заката, еще долго мелькали между яблонями.
[…] При написании данного художественного произведения ни одной задницы... то есть ни одного ребенка не пострадало.

vejkan.com/shpeler.htm