Отправлено: 24.06.08 10:23. Заголовок: На жизненных поворотах. Автор Егор.

На жизненных поворотах.
Автор Егор.


Глава 1. Славка



От неподвижного лежания на животе все затекло, и Славка осторожно, чтобы не потревожить покрывающие его спину, попу и ноги синяки, пошевелился. А вот фиг с два - все тело тут же снова отозвалось ноющей болью.

Блин! Не слабо же они его. Вот уж не думал он, что мокрым свернутым полотенцем можно так охерачить. Даже в тот самый первый вечер, когда Михач отхаживал его ремнем, это было не так больно. Не, ну это он, конечно, загнул. Тогда тоже было до одури больно. Просто боль была другая. Ну и потом еще с непривычки - до того дня его никто ни разу в жизни ремнем не бил. Даже когда он был совсем маленький, мать его ни только не шлепала, но и вообще никогда особо не ругала. Зато за эти два месяца, что он пробыл тут...

Устроившись поудобнее (насколько это было возможно, лежа в одном и том же положении), Славка снова закрыл глаза, стараясь хоть на немного забыться. Но всплывшие буквально на минуту воспоминания не хотели уходить и возвращались все в более и более ярких красках.


ЗэКаИн. Зареченский коррекционный интернат.


Нет. Все началось не с этого. А с того самого дня, когда в их доме появился "ослик ИА" - он же дядя Игорь, он же Игорь Александрович - бывший мамин однокурсник, а теперь крупный бизнесмен, депутат городской думы и прочие, прочие, прочие. И который уже через два месяца после этого неожиданного появления стал новым маминым мужем и, соответственно, Славкиным отчимом.


Первое время все было ничего - они с мамой переехали из своей тесной однокомнатной хрущевки в шикарную четырехкомнатную квартиру ИА (хрущевку потом продали), все вместе съездили в Турцию (это было круто), сходили на концерт Стаса Михайлова (блевотина), ИА свозил их с мамой на экскурсию в Питер (красивый город), ну и всякие там выезды на природу с шашлыками. Но самое главное ИА не лез в его дела и не приставал с дурацкими вопросами, типа "как там у тебя в школе?". То есть, в "заботливые отцы" особо не навязывался. И Славку это вполне устраивало.


Но так было только вначале. А потом ему вдруг как крышу сорвало и до всего стало дело: где был, что получил, почему задержался, с кем в интернете общаешься. Ну и попутно: сбегай, принеси, убери, не хами. И постоянное капанье на мозги матери, что "у Славы сложный переходный возраст", и что "его надо срочно брать в ежовые рукавицы, потому как потом будет поздно", и что-то там про недостаток "мужского воспитания". А мать вместо того, чтобы встать на его, Славкину, защиту (жили же они без ИА и все было нормально!), только лишь хлопала глазами и согласно кивала.


В итоге начались вообще какие-то идиотские разговоры на тему того, что "похоже, Славику не хватает ремня". И один раз ИА действительно схватился за ремень и, типа, давай снимай штаны и ложись (и главное мать стояла рядом и поддакивала!). Ага. Сейчас! Он что - больной, что ли?!

В общем, "стороны разошлись крайне недовольные друг другом".


После того случая ИА вообще стал цепляться к любой мелочи. И тут же, все преувеличивая, докладывать матери.
Возможно поэтому-то Славку и понесло на тот митинг - очень уж захотелось "сделать что-нибудь приятное" ИА.
А дело было в том, что в соседнем районе жильцы трех домов стали собирать подписи, а затем еще и устроили митинг против строительства у них во дворе платной автомобильной стоянки. А строить ее должна была как раз фирма ИА. И Славка пошел туда, чтобы потом сделать "журналистский репортаж" и выложить его в своем блоге.
Славка не видел, кто там начал бросать камни в полицейские машины. И вообще, когда это началось, отошел в сторону. Но его все равно "взяли" и потом долго мурыжили в райотделе - вызвали мать с ИА, составили протокол.
Всю дорогу из полиции домой мать плакала, а ИА молчал (нет бы вот сейчас полез с расспросами, чтобы узнать - что же там было на самом деле!).
Вернувшись домой, мать тут же побежала на кухню к аптечке что-то там себе накапать. А ИА... Расстегнув ремень и вытянув его из брюк, он холодно посмотрел на Славку и глухо сказал: "Давай-ка решим все "по-мужски".
Решать это "по-мужски" Славка не собирался. Во-первых, его абсолютно не устраивало такое "по-мужски". А во-вторых, ЧТО надо было решать?! Он был абсолютно ни в чем не виноват! А этот... не разобравшись...!
Не желая даже обсуждать этот бред, Славка насмешливо хмыкнул, развернулся и спокойно направился в свою комнату.
"Ну, смотри", - только лишь раздраженно кинул ему вслед ИА.
Это было в середине мая.
Оставшиеся до каникул две недели, ни мать, ни ИА больше не возвращались к этой теме. Ну, а Славке уж тем более не хотелось вспоминать об этом. Да и вообще последнее время его меньше всего тянуло общаться с ними. Но была одна тема, которую, несмотря ни на что, он вынужден был обсуждать с ними. Это была тема его летнего отдыха. Но на все его вопросы и намеки ("вот бы в Турцию снова") мать отмалчивалась, а ИА неопределенно отвечал, что "они с матерью работают над этой темой".
А первого июня...
Проклятый день! Эх, если бы Славка тогда догадался! А с другой стороны - ну и что бы тогда было?
Сбежал бы из дому? Чушь! Никуда бы он не сбежал. Даже без тех рассказов о безпризорной жизни, которых он тут наслушался, Славка и так знал, что это, мягко говоря, "не сахар".

Вскрыл бы себе вены, сбросился бы с крыши? Что он - дурак! Нет, жизнь Славка любил и ценил. И даже здесь в самые хреновые минуты не помышлял об этом.

Стал бы искать защиту у тех, кто по долгу своей службы должен защищать детей? Так ИА сразу сказал, да и Михач потом подтвердил, что все бумаги на него сюда официально оформлены. Значит все по закону. И, значит, эти деятели даже пальцем не пошевелили бы.

Ну, что еще? Сбежал бы к бабе Оле и деду Коле. Так им там на Украине сейчас и без него хватает. Да и помнят ли они вообще о его существовании. Отец-то погиб, когда Славке было всего пять. И с тех пор они словно забыли про них с мамой. А вторая его бабушка - баба Катя - мамина мама - в том году умерла.

А что еще? Да ничего! Значит, ничего бы он и не сделал! И каждый раз, когда Славка думал о этом, ему становилось еще горче и тоскливее - не так-то это приятно осознавать, что в свои тринадцать лет "ты еще никто и обязан слушаться и выполнять все, что тебе говорят родители". Еще и раньше это озвучивал ему ИА. Но только тут Славка осознал это в полной мере.


Первое июня...

В тот день утром ИА с мамой кое-как уговорили его (Славку) "поехать с ними в одно интересное место".


Занятый всю дорогу своим айфоном Славка так и не понял, когда они свернули с шоссе и как оказались в лесу перед железными воротами с большими красными звездами.

Отложив айфон на сторону, Славка вместе с матерью и ИА вышел из машины и принялся разминать затекшие ноги.

- Раньше здесь была военная часть, - торжественно объявил ИА, показывая на ворота, небольшой домик рядом с ними (Славка знал, что в военных частях это, кажется, называется КПП) и длинный, уходящий в лес забор с колючей проволокой поверху.

"Все это я купил и мы тут построим..." - мысленно продолжил Славка, не раз уже побывавший на такого рода "экскурсиях".

Но продолжения, как не странно, не последовало.


Пройдя мимо угрюмого дядьки через КПП, они проследовали в одну из бывших казарм, где их встретил здоровый усатый мужик. Потом уже Славка узнал, что это "старший воспитатель Зареченского коррекционного интерната Михаил Алексеевич Горовец". Он же - Михач. А тогда... Тогда это было громом среди ясного неба: "Славушка, ты уже достаточно взрослый и должен понять... Твое поведение последнее время... постоянное хамство... резко упавшая успеваемость в школе... А этот дикий случай с митингом... Ты просто не представляешь, чего нам стоило вытащить тебя из полиции без всяких там писем в школу, постановки на учет... Только благодаря связям дяди Игоря... А ты... Мы очень заботимся о твоем будущем и хотим, чтобы ты... Тут прекрасная учебная и спортивная база, свежий воздух... отличные психологи... Они помогут тебе... Пойми, это нужно в первую очередь для тебя самого... Это всего на три месяца..."

Славка слушал и не мог поверить своим ушам: его - Славку - как вещь, сдавали на все лето в какой-то долбаный коррекционный интернат и еще вешали ему лапшу на уши, что это для его же блага!

В какой-то момент ИА прервал мамины объяснения и, шепнув ей что-то на ухо, стал настойчиво подпихивать к выходу.

А оглушенный всем этим Славка не знал даже, что сказать - это было так дико, что просто не укладывалось у него в голове.

И только когда ИА с матерью были уже у дверей, Славка смог, наконец-то, хоть что-то выдавить из себя. И это было тихое, но твердое "Я вас ненавижу!"


Услышав это, мать замерла в дверях и явно собралась обернуться. Но, подскочивший к ней Михач тут же остановил ее:
- Не беспокойтесь, Любовь Николаевна, - это нормальная реакция подростка в такой ситуации. Уверяю вас, очень скоро Алексею самому станет стыдно за свои слова. И я уверен, что через три месяца, когда вы снова встретитесь, он извинится за них. Поверьте, я знаю, что говорю. Вы не узнаете своего сына.


Насчет "извинится" Славка сильно сомневался. Ну, если только они все же не сломают его окончательно за оставшийся месяц. А вот насчет того, что "не узнает"... Это, пожалуй, да. Он и сам-то себя уже не узнавал. Что-что, а "изменить" они его уже точно изменили. Да и невозможно было не измениться в этом аду.

А вот потом, когда мать с ИА ушли, Михач сделал то, за что Славка, несмотря на всю свою теперешнюю ненависть к нему, был благодарен до сих пор - он принес Славке пластиковую бутылку с водой и, сказав, что обо всем остальном они поговорят попозже, оставил его на целый час одного.
Вода оказалась, как нельзя, кстати.

Но еще больше оказался кстати этот час, давший Славке возможность хоть немного прийти в себя и собраться с мыслями.


Нет, Славка не плакал и не бился в истерике (что он - маленький!). Но от столь резкой перемены в своей жизни его здорово трясло и лихорадило.

Но зато, когда Михач вернулся, Славка был уже более-менее "в порядке".


А потом была... А, нет. Вначале Славка спросил про свои вещи. Ведь кроме того, что было на нем, у него больше ничего с собой не было. И еще про забытый в машине айфон. И услышал, что "все необходимое ему тут выдадут", а "айфон подождет его до осени дома". Про вещи Славка как-то "проглотил" - выдадут, так выдадут. Но вот насчет айфона! Как это "подождет до осени дома"?! А как он будет без него?! Но спросить это Славка не успел - началась долгая и нудная лекция на тему того, "что тут можно, а что нельзя" (в основном, что нельзя)...

Все, что Славка услышал, довольно-таки сильно смахивало на какие-то "тюремно-казарменные" правила. Причем, когда он пытался что-либо спросить или уточнить, Михач резко осаживал его, поясняя, что "воспитанник их интерната, коим теперь является и он, Вячеслав Малышев, должен вначале спросить разрешения, а затем уже задавать вопрос (если разрешат)". И еще говорил про какие-то штрафные баллы "за непочтение к старшим".

А в завершении ко всему Славка услышал такое, что аж задохнулся от негодования - для всякого рода нарушителей тут в качестве наказания практиковали "проверенный веками старый дедовский способ" - порку.
- Ч-что?! - не поверив своим ушам, переспросил Славка, когда услышал это.

- Еще один штрафной балл, Малышев. Ты забыл сказать: "Разрешите спросить, товарищ старший воспитатель". Советую быть внимательнее. У тебя уже целых четыре штрафных балла. А за двадцать следует порка. Не хотелось бы сразу же в первый день знакомить тебя с этой малоприятной процедурой, - и дальше Михач принялся объяснять, за что еще начисляются эти самые штрафные баллы, за что списываются. А также за что можно сразу же, без всяких там баллов, оказаться "лежащим со спущенными штанами".

"Лежащим со спущенными штанами?! Нет, ну это уже вообще! Он что - серьезно думает, что он, Славка, согласится на это?!"

- Да вы что - рехнулись?! Кто вам разрешит! Я... Я не дам! Я не буду! Вы не имеете права! Это незаконно! Я... Я расскажу все родителям! И они вас под суд!

- И дашь, и будешь, если надо будет. И никуда ты не денешься. Насчет же "родителям", хочу тебя сразу успокоить - они в курсе всех наших правил и подписали все необходимые бумаги. Что же касаемо "незаконности"... Ну тут ты в кое-чем прав. К сожалению, закон запрещает это. И если ты пожалуешься в соответствующие органы, то у нас действительно могут быть неприятности. Видишь - я абсолютно честен с тобой. Но дело в том, что, во-первых, эти "неприятности" легко улаживаемые. А во-вторых, сделать ты это сможешь только лишь через три месяца, когда тебя заберут отсюда родители. Но к тому времени, мне почему-то кажется, тебе и самому уже не захочется этого.

- Почему? - потрясенный тем, что оказывается мать в курсе всего этого (фиг с ним - с ИА. Он от него другого и не ожидал. Но мама!), механически спросил Славка.
- Не знаю. Но мне так кажется. Впрочем, через три месяца это легко проверится.
- А если я прямо сейчас позвоню в полицию?
- Для это, как минимум, нужен телефон или компьютер. А этих благ цивилизации ты тоже не увидишь эти три месяца.
- Как не увижу?! - еще более потрясенный, чем предательством матери, растерялся Славка. Он даже дня не мог представить себе без компьютера! А тут ему говорили про целых три месяца!
- А вот так. Да ты не волнуйся - скучать не придется. Некогда будет. Главное не забывай про правила, о которых я тебе говорил.
- Да вы что! - "очнувшись", истерично выкрикнул Славка. - Вы что - вправду думаете, что я дам себя бить?! Да вы...! И вообще! Я... Я не собираюсь тут у вас оставаться! Я убегу!
- Во-первых, здесь у нас телесно наказывают, а не бьют. Это не одно и то же. Во-вторых, если ты "не дашь", то кроме того, что ты все равно будешь наказан, ты будешь наказан еще и значительно строже. В-третьих: убежать ты, конечно же, можешь. Но куда? Твои родители, насколько я понял, уезжают куда-то (А вот этого Славка не знал! И это оказалось для него еще одним "сюрпризом"). И, согласно подписанной ими доверенности, забота о тебе полностью ложится на нас. А это значит, что в случае твоего побега мы обязаны будем немедленно сообщить об этом в полицию, которая, скорее всего, очень быстро найдет тебя. А вот потом... Потом тебя поместят на какое-то время в специальный детский приемник-распределитель. Так вот там правила значительно строже, чем у нас, и вряд ли тебе там понравится. Ну и в-четвертых: за такие вот истерики у нас обычно наказывают сразу. Но на первый раз - просто еще три штрафных балла. Итого у тебя их уже семь. А теперь пошли. До обеда тебе надо еще пройти медосмотр, получить вещи и помыться в душе. И на все про все у тебя всего два часа.


...Как же тогда все это дико звучало! Но действительность оказалась еще более дикой.

Но это было потом. А сперва Славку ожидал очередной "небольшой" шок от знакомства с новым местом и условиями своего обитания на ближайшие три месяца.

Такое убожество Славка видел только в кино. Обшарпанные стены, потолки с подтеками, общий туалет с унитазами без сидушек (хорошо хоть еще с перегородками), душевая с текущими кранами и еле теплой водой, спальня на двадцать человек с железными кроватями...

Впрочем, несмотря на всю эту убогость, всюду было довольно-таки чисто. Даже как-то "не по-жилому" чисто.

Но все это Славка обозревал уже по ходу. А сперва было малоприятное "разденься-оденься" перед тощим мужиком в белом халате в медкабинете. При этом все это в присутствии Михача. Затем получение на складе камуфляжа с берцами и "казенным бельем".

- А почему форма?! Разве это военный интернат? - удивился Славка, когда стопка одежды легла ему на руки.
- Нет. Не военный. Как видишь, на камуфляже нет ни погонов, ни каких-либо знаков различия. Просто это наиболее практичная одежда для такого интерната, как наш. Она дисциплинирует, в ней удобно ходить на уроки, заниматься спортом, работать, гулять, и она легко стирается. Но ты опять забыл про то, как надо правильно обращаться к старшим. Смотри, у тебя уже восемь штрафных баллов.

После душа, одев на себя огромные черные семейники, Славка чуть было не расплакался - в кого они его превращают! Несмотря на то, что он был парнем, Славке всегда было небезразлично, во что он одет. И то, что сейчас ему приходилось надевать, еще больнее побивало его.

- Я забыл сказать. Если хочешь, мы можем постричь тебя наголо под машинку. Это не обязательно, но многие сами просят.
- Нет! - испуганно вскрикнул Славка. Прическа - это теперь, пожалуй, было единственное, что оставалось в нем "человеческим". - Не надо! Я не хочу!
- Это не обязательно, - усмехаясь повторил Михач, - но ты забыл добавить "товарищ воспитатель". Итого у тебя уже девять штрафных баллов. И еще: я тебе настоятельно советую забыть на то время, что ты тут пробудешь, слова "я не хочу". Совсем забыть. Ты меня понял?
- Да. Т-товарищ старший воспитатель, - почувствовав, как снова запершило в горле, с трудом выдавил из себя Славка.

А потом было знакомство с местным контингентом.
Контингент оказался самый разнообразный - от обычной дворовой шпаны до ребят из вполне благополучных обеспеченных семей (это Славка уже потом узнал). Возраст от двенадцати до шестнадцати. И только пацаны. Делились все на три отряда по двадцать человек в каждом. А вообще интернат был рассчитан на пять таких отрядов. Просто из-за ремонта во второй казарме остальные были пока не набраны.

Попадали сюда по-разному. Кого-то, как Славку, сдавали родители, кого-то направляла полиция. Ну и причины для этого у всех тоже были самые различные. Кого-то родители "спасали от влияния дурной компании", кого-то от наркоты, с кем-то "просто уже сами не справлялись". Ну и полиция за всякие там мелкие прегрешения, типа краж в магазине, драк, "рэкета" сверстников и прочего.

Славку они приняли без какой-либо враждебности, но и не особо тепло. Скорее - просто равнодушно.

А вечером после ужина... Славка сидел на табуретке возле своей кровати и пытался заново пришить с самого начала болтающуюся пуговицу.

- Слышь, это ты Малышев? - спросил его подошедший к нему наголо стриженный прыщавый парень.
- Да, - подняв голову, растерянно ответил Славка.
- Пошли. Тебя Михач зовет.

"Ну, чего ему опять надо!" - устало подумал Славка, уже более чем сытый за сегодняшний день обществом старшего воспитателя.
В коридоре к ним присоединилось еще четверо пацанов, которых, как оказалось, тоже "жаждал увидеть" Михач.

Однако, к Славкиному удивлению, они пошли не на третий этаж, где находились кабинеты воспитателей, а на первый. На вопрос же, куда они идут, прыщавый пацан, бросил только лишь неопределенное "Увидишь". И Славка больше не лез с вопросами. Зато шагающий рядом с ним пацан со смешно торчащим вверх светлыми волосами (похоже, его ровесник - такой же непропорционально длинный, худой, как и он сам), незаметно протянул ему руку:
- Илья, - шепотом представился он.
- Славка, - так же шепотом ответил Славка.
- Новенький?
- Ага.
- А я уже две недели тут.
- Ну и как?
- Хреново.

 Отправлено: 24.06.08 10:24. Заголовок: Но на этом разговор им пришлось

Но на этом разговор им пришлось прервать. Спустившись на первый этаж, Прыщавый завел всех в небольшую пустую комнату с еще одной дверью, в которую он тут же вежливо постучал.

Дверь почти сразу открылась.

- Товарищ старший воспитатель! Воспитанники, вызванные вами для проведения воспитательной беседы, прибыли, - вытянувшись в струнку, громко затараторил он вышедшему из комнаты Михачу.

"Блин! Ну точно, как в армии!" - с отвращением подумал Славка.
- Прибыли? Хорошо, - Михач окинул всех беглым взглядом и небрежно бросил: - Антонов, первый.


Стоящий рядом со Славкой Илья вздрогнул и, опустив голову, медленно поплелся в комнату.
- Что-то ты зачастил сюда последнюю неделю, - пропуская пацана мимо себя, усмехнулся Михач. После чего зашел следом и закрыл за собою дверь.


На какое-то время в "предбаннике" повисла тишина.
- А чего там? - не выдержав, спросил Славка.
И в этот же момент из-за дверей раздался глухой хлопок и тут же последовавший за ним приглушенный вскрик. А затем еще и еще.

"Он что там..." - неприятно осенило Славку.
- Там "вопилка". Ну, комната, где наказывают, - спокойно пояснил Прыщавый. - Не был еще? Ну вот, значит, побываешь.


Вскрики из-за дверей постепенно становились все громче и пронзительнее. И Славка вдруг почувствовал, что ему перестает хватать воздуха. А также, как покрывается мокрым потом его спина. Пока это было все на словах, оно, хоть и звучало устрашающе-омерзительно, было все-таки чем-то нереальным. А сейчас...

Славка не считал, сколько там было всего хлопков и вскриков, но это продолжалось долго. Очень долго. А потом сразу вдруг как-то затихло.

А еще через пару минут дверь открылась, и Славка увидел на пороге раскрасневшегося, заплаканного Илью. И это окончательно добило Славку - такой же взрослый парень, как и он сам, после посещения этой комнаты, пребывал в таком жалком виде, что...


- Малышев, - вывел Славку из оцепенения окрик Михача.
Вздрогнув от неожиданности, Славка поднял голову и растерянно посмотрел на воспитателя.

- Заходи-заходи, не стесняйся, - "подбодрил" его Михач.
На негнущихся ногах Славка сделал несколько неуверенных шагов. После чего чуть посторонился, пропуская Илью. При этом вдруг неожиданно почувствовал, как тот вскользь коснулся его руки и на секунду сжал ее, как будто хотел сказать "Держись".

"Вот и друг появился", - с грустью подумал Славка и, с трудом переставляя ноги, зашел в комнату.

- Ну что, Малышев? Несмотря на все мои предупреждения, ты в первый же день умудрился набрать двадцать два штрафных балла! (все остальные баллы Славка заработал все тем же забыванием про "товарища воспитателя" и без разрешения задаваемыми вопросами). Ладно. В конце концов, на ошибках учатся. Правильно? Правильно. Кстати, не думай, что ты один такой талантливый. Тут многие вот так же в свой первый день оказывались. Зато открою тебе небольшой секрет: после месяца пребывания в интернате уже редко кто из воспитанников наведывается в эту комнату чаще раза в неделю. А к концу третьего месяца так и вообще почти сюда не попадают. Так что, как говорится, все в твоих руках. Понимаешь?
- Да, - неуверенно кивнул Славка.
- Ну вот и молодец.


Сказав это, Михач подошел к стоящему у стены письменному столу и взял с него сложенный вдвое ремень.

- Поскольку ты первый раз здесь, объясняю. Да, кстати, тебя дома наказывали? В смысле, ремнем.
- Нет, - чувствуя, как краснеет, мотнул головой Славка.
- Ясно. Напрасно. Это еще никому во вред не шло. Значит происходит это у нас следующим образом. Когда у тебя набирается двадцать штрафных баллов - они все отмечаются на специальной доске в холле около стола охранника - ты подходишь к любому из воспитателей и докладываешь ему об этом. Кстати, если ты это вовремя сделаешь - то получишь на четверть меньше. Обычная "порция" за двадцать штрафных баллов - двадцать "горячих". То есть, если ты сам приходишь, то автоматически получается уже не двадцать, а пятнадцать. А вот если, как сегодня - тебя приводит старший группы, то обычные двадцать. Но если тебя при этом еще и приходится бегать, искать - бывает и такое, что кто-то пытается спрятаться или еще что-нибудь придумывает, чтобы избежать наказания - то к двадцати добавляется еще пять. Это понятно?
- Да, - просто глохнущий от всего этого, еле слышно прошептал Славка.
- Отлично. Далее. Само наказание, как ты уже наверное понял, происходит у нас обычно вот в этой комнате. Обстановка тут весьма спартанская, но для данных целей вполне хватающая (кроме письменного стола со стулом, в комнате была еще только одиноко стоящая в центре металлическая "солдатская" кровать с расстеленным на ней матрасом и подушкой без наволочки).
- Ну и последнее, - переведя дух, продолжил Михач, - уже тут непосредственно для получения наказания тебе надлежит приспустить штаны с трусами до колен - можно и до щиколоток - и лечь на кровать. На живот, естественно. После чего задрать повыше все, что у тебя есть из одежды сверху. После этого ты можешь спрятать руки себе под грудь, подложить под голову или держаться ими за кровать - как тебе удобнее. Главное - ни в коем случаи не пытайся прикрываться ими - и по рукам получишь, и по попе добавку заработаешь. Ну, что еще... Кричать можно. За это никто ничего не набавляет. Но большинство предпочитают мычать вон в подушку. Но это уже, как тебе больше нравится.

Михач на секунду замолчал. И тут же у Славки как-то само собой вылетело:
- А если мне никак не нравится?
- Тут никого не интересует, что тебе нравится, а что не нравится. Советую побыстрее привыкнуть к этому. Ну, а насчет наказаний... Тех, кто сам не ложиться, мы укладываем силой. И получают они тогда уже не двадцать "горячих", и не двадцать пять, а пятьдесят. Поверь мне, Малышев - это очень много. И даже самым крепким ребятам после такой порции потом приходится еще день кушать стоя. А для тебя такое, как я понял, в первый раз будет. Так что подумай - стоит ли.
- Я не лягу, - закусив губу, упрямо повторил Славка, лихорадочно прикидывая, сможет ли в итоге скрутить его Михач или нет. По всем физическим показателям выходило, что максимум, на что Славка может рассчитывать - это от силы три выигрышные минуты.
"Ну и пусть!" - обреченно вздохнул Славка. - "Все равно сам не лягу!"


Однако уже в следующий момент он растерянно хлопал глазами - Михач не стал хватать его и тащить к кровати, а просто позвал в комнату еще не побывавших тут четырех пацанов.
- Тут у нас возникла небольшая проблемка, - с усмешкой на губах сообщил он им, когда они зашли в комнату, - не очень понятливый новенький. Но, как говориться: "Не можешь - научим, не хочешь - заставим". В общем, надо помочь товарищу. Задача ясна?
- Так точно! - радостно гаркнул Прыщавый. - Разрешите выполнять?
- Выполняйте.
И уже в следующий момент в растерянного Славку вцепилось восемь рук. А еще через минуту, несмотря на все его трепыхания (впрочем, из-за растерянности не очень сильные), он оказался распластанным на кровати. И именно так, как объяснял ему Михач - на животе, со спущенными до щиколоток штанами и трусами, и с задранной до самых лопаток майкой. При этом каждую его руку и ногу держало по две крепких руки.


- Пустите! Я не хочу! Вы не имеете права! - безуспешно пытаясь высвободиться, уже по третьему кругу хрипел Славка, когда вдруг его попу обожгло. Да так, что из глаз аж искры посыпались. И буквально через пару секунд снова.

Как он тогда остался жив и не умер от боли, Славка до сих пор не понимал. Поднимали его с кровати и, поддерживая под руки, натягивали обратно трусы и штаны все те же самые пацаны. А пришел он немного в себя только лишь после того, как Михач чуть ли не силой влил в него стакан воды.

Из вопилки Славка выходил, все еще всхлипывая, походкой обосравшегося ковбоя - широко расставляя ноги и делая мелкие шажки.

- Антонов! Забирай новенького и вперед готовится к отбою. Да, и умойтесь там по пути оба, - выйдя следом за ним из вопилки, небрежно бросил Илье Михач.

Дважды повторять ему не пришлось. Глядя на Славку испуганными глазами, Илья тут же подхватил его под руку и поспешил вывести в коридор.

До самой лестничной клетки они шли молча. И только когда начали подниматься к себе на этаж, Илья спросил:
- За что тебя так сильно?
- Не захотел сам ложиться, - не в силах что-либо придумывать, честно признался Славка. При этом прозвучало это почему-то каким-то абсолютно чужим голосом - хриплым и низким.
- А-а, - понимающе протянул Илья, - я тоже первый раз не хотел. Но он мне так все красиво расписал, что... В общем лег.
- А я нет, - морщась на каждой пройденной ступеньке, зло выдохнул Славка.

Илья замолчал. И Славке вдруг стало неудобно за свой резкий ответ - ну, не все же обязаны быть такими идиотами, как он.

- А за что ты тут вообще? - решив поменять тему, спросил он понуро плетущегося рядом Илью.
- А, за ерунды, - снова оживился Илья. - Мы там с пацанами в одном магазине сидишники наловчились тырить. Ну там один брал, а потом незаметно передавал другому, тот третьему. Того, что брал, охрана срисовывала и трясла на выходе. А у него ничего. Ну, он там возмущался, грозился папой адвокатом. Короче, целый спектакль устраивал. А остальные тем временем спокойно линяли. Ну, а потом то ли они засекли в камеры всю нашу цепочку, то ли еще что, но в общем повязали сразу всех. Толика и Сашку предки отмазали - забашляли там кому-то и все. Ну, они богатые - им проще. А меня вот сюда.
- Надолго?
- Сказали, если не будет нареканий, только на лето. А если будут, оставят еще на три месяца. Так что, сам понимаешь, мне тут лучше потише.
- И сколько раз ты уже в этой комнате побывал?
- В вопилке?
- Угу.
- Это уже пятый раз.
- Ни фига себе! - присвистнул Славка. - И это ты называешь "потише"?!
- Да они тут за любую фигню цепляются! Вот только за сегодня: неаккуратно заправил постель - балл, спросил в строю Андрюху, что там сегодня на обед - еще один. В столовке на мойке бросил в Игорюню огрызком - два балла. Ну и до этого было. А я забыл. Вот двадцарик и прилетел.


Выдав это все на одном дыхании, Илья тяжело вздохнул и спросил Славку:
- А тебя за что?
Пришлось и Славке рассказывать о своих злоключениях, о ИА. И когда они, наконец-то, добрались до туалета, то уже знали друг о друге почти все.

Ночью Славка не спал. С одной стороны при каждом неосторожном движении попа отдавалась болью. А с другой - на душе было так муторно, что постоянно першило в горле, и Славка натурально боялся, что вот-вот расплачется. А он и так уже наревелся за сегодня, наверное, на год вперед. Не говоря уже о том, что он вообще последний раз так плакал в первом классе, когда, сделав головокружительный кульбит на велике, полностью снял кожу с обоих колен. И вот теперь нате вам - в тринадцать лет!


Впрочем, боль и унижение, которые он пережил, были только лишь частью душившей его горести. Куда тяжелее было осознавать, что его "предали". И не кто-нибудь, а мама.

Но самое жуткое заключалось в том, что впереди его ожидало еще целых три месяца такой жизни! Его мозг отказывался верить в это. Но любое шевеление тут же болью ниже пояса напоминало ему, что это не сон и не какие-то там фантазии, а реальность.

Заснул Славка только под самое утро. А буквально через час, его разбудили пронзительные вопли дежурного воспитателя.

Затем была зарядка на улице в одних трусах и берцах (холодно, между прочим), умывание, застилание кроватей (спасибо Илья помог), завтрак в виде какой-то несъедобной каши и полухолодного чая.

Завтракать, как и предупреждал Михач, Славке пришлось стоя. Это оказалось достойным продолжением вчерашнего позора - все видели это и теперь знали, что "новичка из первой группы вчера в первый же день неслабо выпороли"!

После завтрака их развели по классам, где вначале вешали всякую лапшу на уши (что-то там на тему законов, которые нельзя нарушать), потом погнали на физкультуру (кросс, отжимания, упражнения на пресс, подтягивания - и все до седьмого пота), затем опять в классы. Но на это раз уже пудрили мозги на тему православия (ну да, куда сейчас без этого). Причем особенно здорово все это было слушать стоя.

Обед был ненамного "вкуснее" завтрака, за тем лишь исключением, что еды было больше. Но не настолько, чтобы почувствовать себя сытым.

А вот потом началось самое "веселое". Как оказалось, после обеда тут полагалась "трудотерапия". Проще говоря, всякая работа. Это могла быть уборка территории, мытье полов в корпусе, работа на школьном огороде и прочие, прочие. "Раздачей слонов" , как оказалось, тоже ведал Михач. И, судя по всему, Славке с Ильей он специально подсунул уборку первого этажа, включавшую в себя мытье полов в коридоре, "вопилке" и туалете. Причем в туалете не только пола, но и всего остального.

С коридором особых проблем не возникло - притащили воду, взяли швабры и вперед. Оно, конечно, было противно. Но все-таки Славка, скрипя зубами, сумел перешагнуть через это.

А вот в вопилке сразу же как-то все вспомнилось и на душе стало так хреново, хоть вой. Наверное, Илье тоже. Потому как он тоже как-то притих и, пока они возили тряпками по полу, старался не смотреть на Славку. И только когда они закончили, Славка с горечью сказал:
- Знаешь, меня до этого ни разу ремнем не били. Никогда не думал, что это так больно.
- Не, меня дома иногда... Ну, бывало, в общем, - нехотя поделился Илья, - но не так часто и не так сильно.
- М-да. "Милое местечко", - тяжело вздыхая, философски изрек Славка.
- Да уж, - согласно кивнул Илья. - Ну чего - теперь тубзик?

Тубзик... Услышав это, Славка сразу помрачнел. Ладно еще мытье полов. Но унитазов и писсуаров!...


- Я, наверное, не буду, - глядя куда-то в сторону, угрюмо изрек он, - не хочу. Пусть делают, что хотят.
На какое-то время в комнате повисла тишины.

- Ты чего - сдурел? - немного помолчав, тихо спросил Илья. - Все равно ведь заставят. Выдерут, как следует, и заставят. А потом еще и специально будут только на туалеты ставить. Хочешь все три месяца унитазы драить?


У Славки снова неприятно запершило в горле. Он не хотел! Ну не мог он заставить себя делать это! Но все, что говорил Илья, было верно. Тысячу... Нет, сто тысяч раз верно!

- Ладно. Пошли, - пряча глаза от друга, тяжело выдохнул Славка и, взяв ведро, первым вышел из вопилки.

"Лето я провел в Турции", "А я с родителями ездил в Чехию", "Это был лагерь отдыха на берегу красивого лесного озера".
"А я все лето драил туалеты", - интересное сочинение на тему "Как я провел лето" могло получиться.

За час до ужина все было сделано.


- Все. Теперь сдаем работу дежурному воспитателю и, если все нормально, свободны. Можем пойти телек посмотреть, или в теннис порубиться - там в подвале есть несколько столов - или просто посидеть на улице.

- Ага. Особенно "посидеть", - мрачно хмыкнул Славка, у которого от целого дня, проведенного на ногах, да еще в тяжелых берцах, от усталости уже плавали темные круги перед глазами.

Ужин был сродни завтраку и обеду - невкусный и не особо обильный.
А после ужина снова "свободное время". Правда за это время надо было успеть подшить чистый белый подворотничок (еще один местный идиотизм), привести одежду в порядок (если выпачкался - постирать, а потом повесить в сушилку). Ну и самому помыться, потому как к вечеру от него (от Славки), впрочем, как и от всех остальных, за километр разило потом.

Короче, к концу дня Славка вымотался так, что уже еле таскал ноги. И, когда прозвучала команда "отбой", он просто упал в кровать и тут же отрубился.

...Все последующие дни мало чем отличались от этого. За исключением только того, что каждый третий или четвертый день, когда Славка набирал очередных двадцать штрафных баллов (в основном за всякую ерунду), его "под конвоем" приводили в вопилку. А там все начиналось по новой - он категорически отказывался спускать штаны и ложиться. После чего ему "помогали" уже заранее приглашаемые для этого старшие пацаны и он получал по полной программе.


Правда, после то ли третьего, то ли четвертого раза Славке стало казаться, что порки стали как-то короче. И потом уже Илья (он в тот раз тоже оказался там), подтвердил это - вместо положенного за отказ лечь под ремень полтинника, Славке выдали только тридцатник. И Славка это воспринял, как свою пускай и не очень большую, но победу.


Впрочем, такая "поблажка" нисколько не снижала "воспитательного момента" - как Славка ни старался, каждый раз все равно все заканчивалось "свинячьим визгом" с соплями и слезами. А уж о постоянно теперь покрытой синяками попе и говорить не приходилось - они просто не успевали сходить, как на них снова "рисовались" новые.


Вначале Славка, когда ходил в душ, очень стеснялся этого. Но, видя полное безразличие окружающих к такому "украшению" (к тому же оно было далеко не только у него одного), он постепенно тоже перестал напрягаться из-за этого. И к тому, что его попа теперь постоянно была "каменной", он тоже очень скоро привык. Да и вообще, как бы это дико ни звучало, но со временем Славка как-то "привык и смирился" с таким своим положением. Он даже научился чему-то радоваться тут: удалось получить "не пыльную работу" - радость, "запудрил мозги" воспитателю и избежал заслуженных штрафных баллов - праздник, достал на кухне чего-нибудь пожрать сверх нормы - и "жизнь прекрасна".


Да и в самом интернате, если честно, было не только плохое. Было кое-что и хорошее. Так, например, тут полностью отсутствовали какие-либо "непонятки" между самими пацанами (сейчас даже в самой обычной школе такое редко встречалось). А тут... Ну, то есть, драки иногда, конечно, случались. Но это были просто спонтанные "выбросы энергии", которые тут же быстро гасились окружающими или же не вовремя оказавшимися рядом воспитателями. В последнем случае всех дравшихся, а иногда заодно и свидетелей, сразу же отправляли в вопилку. Поэтому охотников за просто так помахать кулаками - показать свою удаль - находилось немного.
Кстати, как оказалось, такое мирное сосуществование между пацанами тут наступило относительно недавно - с приходом Михача. (Славка узнал это от Ильи, а тот от других пацанов). А до этого были и разборки между отрядами, и прописка новичков с помощью того же ремня, и даже опущенные. Правда, последние вроде бы и сейчас еще существовали. По крайней мере, Илья сам слышал от пацанов из второго отряда, что там у них кто-то кого-то по-крупному подставил и они его за это ночью скрутили и ... ручкой от швабры.

В общем, как говорится, "человек такая скотина, что ко всему привыкает". Славка это не сам придумал - еще раньше в интернете где-то вычитал.

Привык и он.

 Отправлено: 24.06.08 10:30. Заголовок: Пахомыч

Пахомыч


Самым главным своим врагом в интернате Славка считал Михача. И не только потому, что именно тот больше всех других накидывал Славке штрафных баллов и был основным их "списывальщиком". А потому, что он был для Славки еще и "идейным врагом". Если все остальные, работающие тут взрослые, были просто злыми и тупыми, то о Михаче никак нельзя было сказать такое.

Он был умный, хорошо образованный, много знающий. Да и злым его тоже нельзя было назвать. Чересчур строгим - да. Но не злым.

И, как бы это странно не звучало, но Славке с ним даже иногда было интересно.

Например, он рассказал Славке много познавательного на тему того, как в какие времена наказывали детей в тех или иных странах (это он таким образом пытался убедить Славку, что парень не должен бояться такого рода наказания и, если уж случилось, сам ложиться под ремень, розгу, трость, плеть и прочее).

Славка спорил, доказывал свое и... обычно проигрывал - ему не хватало знаний, хорошо подвешенного языка и даже простого "житейского опыта". И в итоге он брал "обычным ослиным упрямством".

Вообще-то, насчет "обычного ослиного упрямства", Михач, пожалуй, был прав. Потому как со временем в кое-чем Славка был уже согласен с ним. Ну, например, что в жизни бывают такие ситуации, когда ремень просто необходим - рассказав несколько реальных историй, Михач убедил Славку в этом. Но, во-первых, по мнению Славки, это должен был быть именно отцовский ремень, а ничей другой. А во-вторых, он все равно из принципа даже виду не показал, что согласен с этим.

Но что было самым интересным - когда у них с Михачем случались такие разговоры-споры (а случались они обычно только с глазу на глаз), Михач напрочь забывал про все эти идиотские "товарищ воспитатель", "разрешите спросить" и прочие. И разговаривал со Славкой абсолютно по-нормальному. А вот на людях за всякое такое же штрафные баллы сыпались от него, как из ведра.

А еще однажды они так заспорились (причем прямо в вопилке), что проспорили целых полчаса (вначале спорили, потом уже просто разговаривали). Пацаны, которые должны были держать Славку, просто извелись в предбаннике. А Михач, когда обнаружил, сколько времени они уже "чешут языками", отпустил пацанов, а потом и Славку. Просто так - без порки! А на следующий день Славка обнаружил, что все его штрафные баллы списаны. Правда за несколько последующих дней он снова их набрал. Ну и тогда уже получил, как положено.

В общем, как бы это странно ни звучало, но Славка, несмотря на лютую ненависть к Михачу, в то же время всячески тянулся к нему. И поэтому, когда во вторник узнал, что Михач куда-то уезжает до конца недели, он, в отличии от всех остальных, не обрадовался, а расстроился. Тем более замещать Михача на это время должен был Пахомыч - куратор второго отряда - малоприятный пожилой мужик, любящий по любому поводу разводить демагогию, читать длинные морали, а потом вкатывать сразу целую кучу штрафных баллов. И Славка не ждал ничего хорошего от такой замены.


И в итоге как в воду глядел - уже на другой день в среду он оказался в вопилке. Но в отличии Михача, на которого Славкины отказы не производили никакого впечатления, Пахомыч аж позеленел, когда Славка отказался спускать штаны и ложиться. А уж как он принялся орать и материться, придя в себя! Славка даже в какой-то момент испугался, что Пахомыч сейчас просто кинется и убьет его.

Убить Пахомыч - не убил, но выдрал так, что Славка еле доковылял до спальни.

После этого Славка думал, что Пахомыч оставит его в покое на какое-то время, а там уже и Михач вернется. Но не тут-то было. Пахомыч, как специально, принялся посылать его на самые грязные, тяжелые работы и при любом удобном случае набавлять штрафные баллы. А в четверг вообще "нанес удал ниже пояса" - перевел Славку к себе во второй отряд. Нет, не то чтобы там пацаны были хуже. Но Славка как-то уже привык к своим. Да и Илья - его единственный здесь друг - оставался в первом отряде.

А в пятницу последовало очередное "приглашение" в вопилку.

Расстроенный, что не смог дотянуть до возвращения Михача, Славка под конвоем двоих здоровых пацанов пришел на первый этаж. И каково же было его удивление, когда он увидел, что там толпится весь остальной второй отряд.

Однако долго удивляться ему не пришлось - встретивший их на пороге вопилки Пахомыч, тут же "пригласил" Славку вовнутрь.

Ну, а дальше все началось по новой: "Снимай штаны, ложись". "Не буду".

И вот тут то... Схватив Славку за шиворот, Пахомыч вывел его на коридор и, велев всем построиться, произнес "пламенную речь" (при этом продолжая держать Славку за шиворот):

- Тут у нас Малышев почему-то считает, что наши правила его не касаются. Наверное он думает, что он тут какой-то особенный. Ну, что ж - может он прав? А мы тут пристаем к нему со всякой ерундой. Но вот какая проблема возникает. Как вы все знаете, никакое нарушение не должно оставаться без наказания. Но раз он считает это ниже своего достоинства, то как нам быть?

Выждав паузу при мертвой тишине, Пахомыч обвел взглядом застывший перед ним строй "преданно" смотрящих ему в рот пацанов, самодовольно хмыкнул и продолжил:
- Так вот, я и подумал, что раз он сам не хочет отвечать за свои косяки, то отвечать за них будет весь отряд.
По мере того, как Пахомыч развивал свою мысль, Славка становился все бледнее и бледнее - такой подлости он не ожидал. Тут и так было "не сахар". А сейчас Пахомыч собирался еще и натравить на него весь отряд.

- Я не "особенный"! Я просто... - попытался возразить Славка.
- Заткнись! Кто тебе разрешал рот открывать?! Значит так! Сейчас все по очереди, по одному заходят в вопилку. А ты... - Пахомыч дернул Славку за ворот так, что тому пришлось встать на цыпочки, - ...будешь стоять и смотреть! Вот так.


Пахомыч выписал каждому по десятке. Но таких - "душевных", что после каждого раза темно-красная полоса пропечатывалась.

А Славка стоял и смотрел. А чтобы он ненароком не сбежал и не отворачивался, его караулили все те же двое пацанов, что привели сюда.

До самого отбоя Славка пытался объяснить пацанам, что он не виноват и это Пахомыч все так специально вывернул. Но все только отмахивались от него. И за всем этим Славка чувствовал надвигающуюся для него грозу. И предчувствие не обмануло его.

Славка уже почти спал, когда вдруг почувствовал, как его кровать качнулась, приподнялась и стала куда-то переноситься. И, когда он, наконец-то, полностью продрал глаза, она уже стояла посереди спальни, а вокруг нее толпились пацаны.

- Вы чего? - предчувствуя недоброе, осторожно спросил Славка.
- Ничего, - ответил за всех шестнадцатилетний Колька - самый старший в отряде пацан. - Снимай трусы, майку и ложись на живот.
- В-вы чего? - испуганно повторил Славка, еще больше натягивая на себя одеяло. А в память вдруг всплыло услышанное от Ильи, как именно в этом отряде наказали кого-то за подставу другого.

"Неужели и меня...?!" - холодея от ужаса, подумал Славка, и с губ у него чуть было не сорвалось отчаянное "Не надо!"

- Да чего с ним базарить, - зло пробасил толстый Димон. - Давай, пацаны, помогай.

И тут же со Славки было сдернуто одеяло. А еще в следующий момент - трусы и майка. А сам он перевернут на живот.
- Держать придется, - прозвучал над пытающимся вырваться Славкой чей-то голос.
- Нахрен. Тащи простыни - привяжем.


И еще через пару минут Славкины ноги и руки были крепко привязаны к кровати.
- Не надо! Пацаны! Ну, пожалуйста, не надо! - все это время громким шепотом просил Славка. Но его никто не слушал.

Конечно, можно было бы закричать, позвать на помощь. Но... нельзя было. Тогда бы уже точно тут для него все было кончено. Спасти от сегодняшней расправы его, может быть, и спасли бы. Но в дальнейшем руку бы уже точно никто не подал.

"А после того, что они сейчас сделают, кто-нибудь подаст?" - тут же ехидно поинтересовался его внутренний голос.
"Но я же не сам! Они же силой!"
На глазах у Славки навернулись слезы.
"Ой, мамочки! Это же, наверное, дико больно".
"Я не хочу!!!"
- Полотенце намочили? - как сквозь туман, услышал над собой Славка.
- Ага. Вот.
- Слышь, Малыш! (Славку и в школе многие звали так из-за фамилии) - продолжил все тот же голос, и Славка наконец узнал его хозяина - это был пятнадцатилетний Андрей Золотов. Он же Золотарь - слегка приблатненный пацан, попавший сюда за какую-то наделавшую много шума драку. - За тобой тут должок. Надо возвращать. Только ты это - давай тихо. Сам понимаешь, это в твоих же интересах. Ну, а если уж сильно невмоготу станет - вон в подушку можешь мычать. Усек?
- Не надо! Пожалуйста! - слезно простонал Славка.
- Надо, Малыш. Надо, - с усмешкой изрек Золотарь. И уже обращаясь к кому-то другому, спросил: - Где полотенце?

"Зачем полотенце?" - только и успел подумать Славка, как уже в следующий момент чуть не взвыл от боли - что-то мокрое и тяжелое глухо припечаталось ему поперек попы. Да так больно! Только потом уже Славка узнал, что это было скрученное мокрое полотенце. А тогда...

Пацаны сменялись один за другим. Кто-то бил слабее, кто-то сильнее. Причем охаживали не только попу, но и спину, ноги. А обессиливший от боли Славка уже просто не переставая глухо выл, уткнувшись лицом в подушку.

Он уже почти ничего не соображал, когда они, наконец-то, перестали его бить, и склонившийся над ним Золотарь спросил:
- Ну чо? Ты все понял, Малыш?
- Да-а-а, - тихо подвывая, хрипло простонал Славка.
- Ну вот и молодец. И учти, еще раз такое повторится - станешь девочкой. Усек?
- Д-да-а-а, - снова простонал Славка.
- Вот и умничка. Все. Э, малые! Давай кровать на место и отвяжите его.

Славкина кровать снова качнулась в воздухе и перенеслась на старое место. А еще через минуту его руки и ноги обрели свободу.

Славка перестал плакать, когда уже все спали.
Как он вставал, а потом искал на полу свои трусы и майку и как шел в туалет, Славке даже не хотелось вспоминать. Все его тело болело, голова кружилась, а по пересохшему горлу, казалось, прошлись наждачкой.
На зарядку ему с кровати помогали подниматься другие пацаны. Это Славка еще помнил. И как, держась за стену, спускался на первый этаж и выходил на улицу - тоже. А потом все - темнота. Пацаны, которые притащили его сюда, в медпункт, сказали, что он грохнулся прямо перед Пахомычем. И еще, что тот, похоже, здорово перессал.

...Вывернув голову, Славка посмотрел на настенные часы. Ого! Нифига себе! Это сколько же он уже так валяется - зарядка была в семь, а сейчас десять. Ага, значит с завтраком он пролетел. Ну и хрен с ним - кушать абсолютно не хотелось. А вот пить... А еще почему-то было очень холодно, хотя он вроде бы и лежал под одеялом.

Скрипнула открывающаяся дверь, и Славка, скосив глаза, увидел на пороге Михача. Увидел и, не удержавшись, радостно улыбнулся.



Глава 3.
Михач


С самого раннего детства Мишка Горовец мечтал стать офицером. И не просто офицером, а офицером-десантником. Вначале это, конечно, была обычная детская реакция на крутые военные боевики, где бравые десантники и спецназовцы, борясь со злом, крушили все кругом. Но уже где-то после седьмого класса это был вполне осознанный выбор без всякой там наносной романтики. И не просто выбор, но и подготовка к этому, включающая в себя закаливание, спорт и довольно-таки неплохую учебу. И как высшая награда за все это - поступление в Рязанское десантное училище.

А после окончания училища была служба, первая командировка "на войну", боевой орден. А вот потом... Это был самый обыкновенный рутинный тренировочный день - шла отработка десантирования в горных условиях. Неожиданный сильный порыв ветра уже у самой земли подхватил парашют старшего лейтенанта Горовца и резко бросил его в сторону на камни. Потом были долгие месяцы в госпитале, сложнейшая операция на позвоночник и как приговор - "к дальнейшей службе непригоден".

"Радуйся, что встал и ходишь. После такого обычно остаются лежать на всю жизнь", - видя, как он переживает это, утешали его врачи.

И теперь уже бывший офицер-десантник Михаил Горовец взял себя в руки, "утешился" и стал искать свое место в гражданской жизни. И тут ему здорово помогли в "Ветеране" - местной Ассоциации ветеранов боевых действий. Помогли не только с квартирой и работой. Главное - не дали пасть духом, показав, что жизнь может продолжаться и на гражданке.

Потом был долгий "поиск себя": смена нескольких работ, недолгая учеба на юридическом факультете одного из вузов. Но все это было не то.

И только когда однажды летом Михаил Горовец случайно оказался на подработке в летнем военизированном лагере для трудных подростков, он понял - вот это его.

А дальше была заочная учеба в местном пединституте и работа в спецшколе. А три года назад его "переманили" в Зареченск на более высокую должность - старшим воспитателем. Ну и, кроме этого, созданный на базе закрывающейся спецшколы Зареченский коррекционный интернат все еще находился на стадии становления, и это открывало самые широкие "творческие возможности".

И оно действительно оказалось почти все так, как обещали - должность, зарплата и даже квартира. Но главное, вся воспитательная работа в интернате была полностью передана ему. Директор же оставлял себе только организационно-хозяйственную часть.

Ну, а дальше начались будни, где кроме обычной повседневной работы с подростками приходилось еще и ломать, перестраивать старую насквозь прогнившую систему закрытого детского спецучреждения.

А ломать приходилось многое. Не говоря уже о том, что если раньше это было местом, куда отправляли юных правонарушителей, то в перспективе это должно было стать просто специальной школой, где бы помогали детям, имеющим те или иные проблемы с поведением.

Но более-менее приблизиться к этому удалось относительно недавно. Так, например, только год назад детские комнаты полиции наконец-то перестали направлять к ним малолетних преступников, а стали присылать только "мелких правонарушителей". Но главное, существенно усилился приток тех, кого сюда приводили сами родители. И не в наказание, а именно для того, чтобы "подкорректировать" поведение своих "отбившихся от рук" чад. При этом они прекрасно знали, что одной из особенностей этого коррекционного интерната являлось неофициально разрешенные в нем телесные наказания.

С этим и за это Михаилу Алексеевичу в свое время здорово пришлось побороться.
С тем, что ремень абсолютно нормальная и даже иногда необходимая вещь в процессе воспитания ребенка, знали и были согласны почти все. А вот когда дело доходило до того, чтобы "узаконить" это...

Но для начала пришлось "каленым железом" выжигать ту систему наказаний, которая существовала тут до него. Система эта заключалась в том, что никакой системы вообще не было, а был самый обычный воспитательский беспредел.

Михаилу Алексеевичу пришлось очень сильно проредить местные кадры, чтобы справиться с этим.

Попутно были разработаны и внедрены новые правила, строго регламентирующие, как, за что и где воспитатель имел право наказать воспитанника. А чтобы это не осталось только на бумаге, в нескольких "стратегических" местах интерната были установлены записывающие камеры, позволяющие контролировать действия воспитателей.

В общем, худо ли, бедно ли, но порядок постепенно наводился, и интернат даже стал ставиться в пример другим аналогичным заведениям.

Поэтому, когда, вернувшись из командировки, Михаил Алексеевич узнал, что воспитанник первой группы Алексей Малышев находится в изоляторе медкабинета, и находится он там потому, что его сильно избили, он сперва даже не поверил своим ушам - у них уже года полтора, как ничего подобного не случалось. А когда еще и узнал все подробности происшедшего...

Вениамин Пахомович был одним из последних представителей "старой гвардии". И Михаил Алексеевич уже не раз подумывал, что надо бы его тоже убирать из интерната - ну, а что еще делать, если до человека никак не дойдет, что это не колония, не тюрьма и их контингент не уголовники и преступники, а просто ДЕТИ! Дети, у которых есть некоторые проблемы с поведением. Но не более!

Михаил Алексеевич не раз пытался объяснить это Вениамину Пахомовичу. Но, как видно, недостаточно доходчиво. Потому как то, что по секрету рассказали ему пацаны, просто не лезло ни в какие ворота. Но перед тем, как идти к директору для решающего разговора, Михаил Алексеевич поспешил в изолятор проведать пострадавшего. Тем более это был никто иной, как его "любимчик" Малышев - его самая большая "головная боль" за последние пару месяцев.

Малышева привезли к ним в начале лета. Но еще за день до этого директор вызвал Михаила Алексеевича к себе и ввел в курс дела.

Ситуация была, в общем-то, самая обычная. Родители не справлялись с ребенком и просили помочь им.

Необычным было только высокое положение его отца. Вернее отчима. Это был известный во всей области крупный бизнесмен, депутат городской думы, соучредитель нескольких благотворительных фондов Игорь Александрович Коржов.

Директор аж захлебывался от восторга, когда объяснял Михаилу Алексеевичу, какая это "честь для них" и как важно, чтобы все было "на самом высшем уровне". Это было важно не только для рейтинга интерната, но и сулило немалые "материальные вливания".

"Материальные вливания" Михаила Алексеевича не интересовали. Нет, он, конечно, понимал, что такие спонсоры им очень нужны. Но это была уже директорская забота. Его же - Михаила Алексеевича - интересовал сам парень, с которым ему предстояло работать.

Со слов же Коржова вырисовывалась следующая картина: мальчик рано потерял отца и его воспитанием занималась только мать. Да и то как занималась - работала с утра до вечера, только чтобы сыт был да одет. А уж на все остальное ее уже просто не хватало. Ну и, как результат этого, парень вырос "разбалованный, эгоистичный, хамоватый, абсолютно не считающийся с мнением других людей и не умеющий слушаться старших". И когда в доме наконец-то появился мужчина (то есть он - Коржов), все это тут же и всплыло. Но он (Коржов) считает, что еще не все потеряно, и если парня прямо сейчас взять в ежовые рукавицы, то все еще можно поправить. И он бы сам занялся этим, но, к сожалению, работа и общественные дела занимают все его время, практически ничего не оставляя для семьи. А ему как отцу не безразлично, каким в итоге вырастет его сын. И вот поэтому он привез его сюда.

Короче, картина была вполне типичной: сперва сами же упустили пацана, а потом - "спасите-помогите"! Впрочем, в неполных семьях это было довольно-таки частым явлением.

И первое знакомство, а потом и несколько последующих дней, полностью подтвердили все это - парень действительно оказался недисциплинированным, плохо управляемым и никак не хотел принимать местные правила. За что и стал регулярно попадать в "вопилку".

Но и там он проявил просто-таки фантастическое упрямство.

Нет, конечно, сперва многие не желают сами ложиться под ремень. Но после первого же раза обычно становятся более покладистыми. А тут...

После четвертого раза Михаилу Алексеевичу самому пришлось пойти на уступки и снизить "дозу". С учетом того, что Малышев умудрялся чуть ли не каждый третий день оказываться в вопилке, пороть его по максимуму никак нельзя было. Просто это уже переставало быть наказанием и превращалось в истязание. А Михаил Алексеевич именно с этим в первую очередь и боролся.

А вот далее... Чем больше Михаил Алексеевич узнавал Малышева, тем больше приходил к выводу, что ошибся в своем первом впечатлении о нем.

Не поленившись, Михаил Алексеевич поехал в школу, где учился Малышев. И услышал самые хорошие отзывы о нем: добрый, отзывчивый, воспитанный. Да, учится средне, но старается.

Михаил Алексеевич уже и сам все это видел. И это только еще раз подтверждало, что что-то тут не так.

А вот когда он по своим каналам навел справки насчет Славиного отчима Игоря Александровича Коржова...

Судя по тому, что ему удалось узнать, следовало, что бизнесмен и депутат Коржов был еще тем кадром: и бизнес сомнительный, и в политике "не просто так", да и как человек полное дерьмо.
Узнав все это, Михаилу Алексеевичу даже стало жалко Малышева - хороший, в общем-то, парень и вот такой отчим. Кстати, именно в этом, скорее всего, и крылась причина того, почему Малышев оказался тут - трудно представить, чтобы два таких разных человека смогли бы мирно ужиться под одной крышей. Так что можно было предположить, что имел место какой-то конфликт, после которого "заботливый" новоиспеченный папаша решил отправить пасынка на перевоспитание. Ну, а мать, судя по тому, что Михаил Алексеевич видел при их единственной встрече, там ничего не решала.

Придя к такому выходу, Михаил Алексеевич проникся к Малышеву еще большим уважением - несмотря на все тяготы, парень явно не собирался "перевоспитываться" в угоду новоявленному родителю. Такая стойкость вызывала уважение. Но вот то, что в некоторых вопросах она шла рука об руку еще и с обычным "ослиным упрямством", не на шутку тревожило Михаила Алексеевича. Это могло здорово навредить парню в будущей жизни.

Михаил Алексеевич не раз пытался разговаривать с ним на эту тему. И было видно, что Малышев многое понимает. Но...

И вот теперь нате вам - избит, да еще и самими же пацанами (правда с подачи воспитателя).

...Войдя в изолятор, Михаил Алексеевич увидел Малышева. Он лежал, закутавшись в одеяло, смотрел на него и... улыбался.

 Отправлено: 24.06.08 10:31. Заголовок: Глава 4. Славка и Михач

Глава 4.
Славка и Михач



Сперва разговор не клеился.

"Как себя чувствуешь?" - "Нормально".

"Что случилось?" - "Упал".

И все остальное в том же духе. Михаил Алексеевич задавал обычные "казенные" вопросы и получал на них не менее стандартные, положенные среди пацанов в такой ситуации ответы. Короче, оба "держали марку" и вели "светский разговор".

Неизвестно чем бы он закончился, если бы Славка, прекрасно понимая, что Михаил Алексеевич все уже знает, вдруг не ляпнул:
- А ведь вы специально все это подстроили.
- Что подстроил? - не понял Михаил Алексеевич.
- Ну, чтобы Пахомыч натравил на меня пацанов. Не смогли сами справиться, так решили с помощью коллектива?

Опешив от такого незаслуженного обвинения, Михаил Алексеевич несколько секунд молча смотрел на Славку.
- Ты и правда так думаешь?

Не сумев выдержать взгляда воспитателя, Славка отвел глаза и честно признался:
- Нет.
- Ну так зачем говоришь?
- Просто, - и сам уже не понимая, зачем он это ляпнул, вздохнул Славка.
- Всыпать бы тебе за такое "просто". Так... - не договорив, Михаил Алексеевич махнул рукой и покачал головой.
- Ну так всыпьте, если так хочется.
- Ну вот сейчас-то ты чего ершишься?
Стрельнув быстрым взглядом на Михаила Алексеевича, Славка снова отвел глаза в сторону.
- Просто. Скучно тут.

На самом деле это было далеко не самой главной причиной. Просто Славке почему-то очень хотелось, чтобы Михаил Алексеевич подольше побыл с ним. Но не скажешь же вот так прямо об этом.

- "Скучно", - покачал головой Михаил Алексеевич. - Принести что-нибудь почитать?
- Ага, - сразу оживился Славка. Но тут же замялся, - а можно еще...
- Ну, что еще? - так и не дождавшись продолжения, спросил Михаил Алексеевич.
- Можно еще одно одеяло? - смущенно попросил Славка. - Холодно очень.
- Холодно? - удивленно переспросил Михаил Алексеевич. В комнате было довольно-таки тепло. А уж под одеялом, так и подавно должно было быть.
Присмотревшись к Славке, Михаил Алексеевич нахмурился. Тусклый взгляд, нездоровый румянец...
- А ну-ка, дай-ка сюда свой лоб, - и, не дожидаясь "разрешения", Михаил Алексеевич положил Славке на лоб ладонь.


"Йе-пэ-рэ-сэ-тэ! Так он же весь горит!"
- Так. Лежи спокойно. Не дергайся, - не терпящим возражением тоном, приказал Михаил Алексеевич и откинул в сторону одеяло. После чего аккуратно задрал майку и тут же присвистнул - вся Славкина спина представляла из себя один большой сплошной синяк.

Вернув майку на место, Михаил Алексеевич приспустил Славке трусы (Славка только лишь дернулся немного, но промолчал). Картина была примерна та же.

Осмотрев напоследок Славкины ноги, Михаил Алексеевич вернул трусы и одеяло на место. После чего молча сдернул с соседней кровати одеяло и накрыл им Славку.

- Значит так: лежишь, никуда не встаешь. Я скоро вернусь.

Как потом рассказывал Илья, Михаил Алексеевич выскочил из медпункта злой, как черт (их группа как раз шла мимо на физру). Но при этом ни к кому не цеплялся и баллы налево-направо не раздавал. Спросил только, не знает ли кто-нибудь, где сейчас врач, и унесся в столовку, где кто-то его видел.

А еще через полчаса в Славку уже впихивали какие-то таблетки, поили горячим чаем (и не "столовским", а настоящим!), закутывали в неизвестно откуда взявшиеся теплое одеяло.

А когда Михаил Алексеевич узнал, что Славка, оказывается, еще и не завтракал (Славка не жаловался! Это само случайно проскользнуло в разговоре!), он выругался так, что у Славки дух захватило (это было очень тихо, но Славка все равно расслышал).

- Значит так, - принялся наставлять Михаил Алексеевич, когда доктор ушел, - завтрак тебе сейчас принесут.
- Я не хочу есть, - попытался отказаться Славка, у которого действительно не было сейчас никакого аппетита.
- Так, - отрубил Михаил Алексеевич, - спорить ты будешь в вопилке. А тут, будь добр, слушать и делать все, что тебе говорят.
- А в вопилке, значит, все-таки можно? - не преминул поддеть Славка.
- Ма-а-алышев! - возведя глаза к потолку, страдальчески простонал Михаил Алексеевич. Но потом, не удержавшись, все-таки рассмеялся. - В вопилке тоже нельзя. И было бы лучше, если бы ты туда вообще больше не попадал.
- Это не от меня зависит, - радуясь наконец-то завязавшемуся разговору, приподнялся на локтях Славка.
- Ну, конечно - это все злые воспитатели. А все правила они придумали просто из вредности.
- Нет, сами по себе правила, наверное, вещь все-таки полезная. Но они... Ну, вот почему, например, к воспитателю нельзя обращаться просто по имени-отчеству, а надо обязательно говорить "товарищ воспитатель"?
"А ведь он прав - действительно почему нельзя просто по имени-отчеству", - неожиданно сам для себя вдруг подумал Михаил Алексеевич.
- Так. Ты мне зубы не заговаривай. Значит завтрак сейчас принесут. И еще: у меня там в кабинете есть специальная мазь от синяков. Я сейчас кого-нибудь пришлю и тебя натрут ею. Понял? И, пожалуйста, давай без своих этих "хочу не хочу".
- А можно, чтобы это Илья Антонов? - услышав, что кого-то сейчас пришлют, сразу оживился Славка.
- Можно. Еще что-нибудь?
- А еще... - решив уже по полной воспользоваться своим "больным положением", продолжил Славка, - ...можно, чтобы меня обратно в первый отряд перевели?
- Перевод в другой отряд осуществляется только с разрешения старшего воспитателя. То есть моего. Вениамин Пахомович не согласовывал со мной этого вопроса. Поэтому никакого перевода во второй отряд, считай, не было. Ты по-прежнему в первом отряде.
- Ура! - не удержавшись, радостно выпалил Славка. - Спасибо, Михаил Алексеевич!
- Пожалуйста, - пряча улыбку в усы, усмехнулся Михаил Алексеевич. - Ладно. Давай лежи, поправляйся. Я потом еще зайду.
- Ага, - чувствуя теперь себя вполне счастливым, "агакнул" Славка и рухнул головой обратно в подушку.

...Последующие три дня Славка пребывал на положении больного. И это, как оказалось, имело свои плюсы. Впрочем, Славка подозревал, что если бы не Михаил Алексеевич, этих плюсов было бы значительно меньше. А так...

Во-первых, в течении этих дней почти постоянно рядом с ним был Илья. Он четыре раз в день смазывал Славкины синяки специальной мазью, приносил из столовки еду, постоянно поил Славку чаем с малиновым вареньем и печеньем (ну и сам, конечно, за компанию тоже прикладывался). Электрочайник, заварку, варенье и печенье принес в изолятор Михаил Алексеевич и велел Илье как можно чаще поить всем этим Славку. Короче, Илья был приставлен к нему в качестве "сиделки".

Во-вторых, впервые за последние два месяца у Славки появилась возможность отоспаться. Лежа на животе, это, конечно, было не очень удобно. Но то ли болезнь так подкосила Славку, то ли это так действовали лекарства, которыми его пичкал доктор, но едва он закрывал глаза, как тут же засыпал. Причем не только ночью, но и днем. Все же остальное время, Славка болтал с Ильей или читал, принесенную Михаилом Алексеевичем книгу. Это была фантастика и называлась она "Маленький дьявол". Уже после первых глав, у Славки возникло подозрение, что воспитатель специально подсунул ее ему - главному герою, почти что Славкиному ровеснику, там довольно-таки часто попадало ремнем. И он это принимал как что-то вполне нормальное. Но, несмотря на это, книга увлекла Славку, и читал он с удовольствием. И очень обрадовался, когда дочитав до конца, увидел, что это только лишь первая часть трилогии.

Ну, и в-третьих, Михач. То есть Михаил Алексеевич (думая о нем, Славка почему-то все чаще называл его теперь именно так - по имени-отчеству). Вот уж не думал Славка и не гадал, что его "главный враг" может быть таким заботливым и... Славка даже не знал, как это объяснить себе. Но каждый раз, когда Михаил Алексеевич заходил узнать, "как он там", Славка радовался, как маленький ребенок (тайно, конечно), и всячески старался удержать воспитателя подольше возле себя.

Однако на третий день Илья принес малоприятную весть. Пацаны его первого отряда решили "выяснить отношения" со вторым отрядом (из-за него - из-за Славки). Короче, назревала серьезная драка.

Попросив Илью привести к нему старших обоих отрядов, Славка стал лихорадочно думать, как отговорить их от этого. Но так ничего и не придумал. И только когда на пороге изолятора появились прыщавый Ленчик и Кирилл из его отряда, и Димон с Золотарем из второго, Славку осенило.

Дальше "Остапа понесло" - Славка очень красноречиво набросал им следующую картину. Пахомыч специально все это подстроил, чтобы стравить два отряда и спровоцировать массовую драку. А нужно ему это для того, чтобы свалить Михача и вернуть все к старым порядкам.

Возвращения к старым порядкам никто не жаждал. Даже приблатненный Золотарь. Но больше всего его задело то, что "этот п...р Пахомыч" "использовал их".

В итоге о драке уже, естественно, никто не помышлял. Славке были принесены "официальные извинения", а также "заверения в вечной дружбе" и сказано, что, "если что, второй отряд за него любого порвет". А в знак примирения, за неимением трубки мира, было съедено все Славкино печенье и варенье (Славка сам угостил).

На четвертый день, после осмотра врачом, Славка перешел на положение "почти уже здорового". Однако Михаил Алексеевич сказал, что до выходных (а это было еще три дня) Славка останется здесь, в изоляторе. Правда уже без "сиделки" - Илье было велено возвращаться в отряд. А чтобы Славка не скучал, Михаил Алексеевич принес ему еще книг. В том числе и продолжение "Маленького дьявола".

Но самое невероятное произошло на следующий день. Разговаривая с Михаилом Алексеевичем о том, о сем, Славка как-то так случайно вскользь коснулся своего увлечения "из той жизни" - ведения интернет блога. А так же посетовал, что осенью, вернувшись домой, придется все заново начинать - исчез-то он неожиданно и наверняка растерял уже всех своих читателей.

Вот тут-то и случилось то, от чего у Славки аж челюсть отвисла.

- Если хочешь, я тебе могу дать свой лэптоп на вечер, - неожиданно предложил Михаил Алексеевич. - Только, Слава, ты же сам понимаешь... Ну, в плане, что можно, что нельзя.
- Я... - опешив от такого предложения, растерянно пробормотал Славка. - Вы не волнуйтесь, Михаил Алексеевич. Я все понимаю. Я только зайду и напишу там, почему пропал. Но вы не думайте - я что-нибудь такое нормально придумаю.
- Хорошо-хорошо, - улыбнувшись, перебил его Михаил Алексеевич, - я сейчас принесу.




Глава 5.
Игорь Александрович ("ослик ИА")


Нет, все-таки он гений.
Именно об этом думал Игорь Александрович, сидя за рулем своей БМВ, которая неслась по шоссе в сторону Зареченска.


Скосив глаза на притихшую рядом жену, он молча улыбнулся и еще раз мысленно назвал себя гением.
Нет, ну, а действительно, разве не так?!
С банком этим вон как лихо вышло. Раскрутили, собрали с лохов деньжат и упс - банк "неожиданно" оказался неплатежеспособным. Руководство исчезло. Толпы разъяренных вкладчиков перед закрытыми дверями. ОМОН. И он - Игорь Александрович Коржов на трибуне городской думы с гневной речью в защиту "простых людей, ограбленных шайкой воров".

И только пара очень доверенных человек знала, что все эти деньжата лежали теперь в одном зарубежном банке на его счету.

Да хрен с ним, с бизнесом. А как он со своей личной жизнью вовремя все разрулил. Вон какой сейчас кипиш поднялся из-за статеек этого козла из областной газетки. Принялся он, видите ли, выяснять, что за жены у "слуг народа". И потом так ненавязчиво показывать, кто они есть на самом деле.

А чего показывать, когда и так все ясно. Если она вдвое моложе его (хорошо, если только вдвое), с внешностью фотомодели и ни дня в жизни не работала. Короче, б...дь, она и есть б...дь. Только вот до народишка это доводить на кой надо было.

Ну да хрен с ним. Пусть это будет головной болью тех, кому он на мозоль наступил.
А лично ему - Игорю Александровичу Коржову - это только в плюсик пошло. У него хоть и вторая жена, но не какая-нибудь там кукла безмозглая, а зрелая солидная женщина. Работающая, с ребенком. И вот он уже для всех - человек, который ценит истинные семейные ценности. А на носу выборы. И для избирателей это крайне важно.

Со своей "куклой" Игорь Александрович расстался два года назад, когда просчитал, что содержание этой б...ди обходится ему дороже, чем если бы он снимал ее на каждую ночь. Не говоря уже о ее постоянно растущих аппетитах.

А потом он случайно встретил в ресторане свою бывшую однокурсницу Любку Малышеву (она там с подругами что-то отмечала). Серая, невзрачная, тихая, она когда-то здорово сохла по нем. Да и сейчас смотрела такими глазами!

Впрочем, как и тогда, ее глаза мало интересовали Игоря Александровича. Но вот когда она открыла телефон и показала ему фотографию сына...

Было в жизни Игоря Александровича одно маленькое тайное "хобби". Настолько тайное, что о нем не знал никто. Даже самые доверенные и проверенные люди. Нравилось ему смотреть, как пацанов ремнем лупят по одному известному месту. А еще больше - самому это делать.

Ну, а что. У каждого есть свои "пунктики". Кто-то на себя втихаря женские шмотки натягивает, кто-то тащится, когда его баба лупит, кому-то надо обязательно голым по пляжу скакать. Да мало ли еще какие. А вот ему это.

Только вот с "практикой" была напряженка.
Нет, конечно же, со своими деньгами он мог бы каждый день иметь такое удовольствие. Но для этого ему пришлось бы еще кое-кого посвятить в это. А вот этого Игорь Александрович категорически не хотел. Дать кому-то в руки такой компромат на себя было верхом безумия. Сожрут и не подавятся. Причем в первую очередь именно те самые "проверенные" и "верные".

Поэтому все, что было в его багаже, это пару раз он полюбовался на это дело в детдоме (для этого ему пришлось побыть там какое-то время щедрым спонсором), разок съездил отдохнуть в Таиланд, и еще несколько раз выезжал в соседнюю область, где снимал на улице бомжатского вида пацанов, вывозил их в лес и там за деньги порол.

Однако, все это носило разовый характер. Да и рискованно было. А хотелось чего-то постоянного и безопасного. А этим мог быть только собственный ребенок. Но не тот, который в засранных пеленках, а уже подросший в подходящем для этого возрасте.

И вот тут-то, как по волшебству, и встретилась ему Любка с таким симпатичным сыночком.

Дальше уже все было делом техники. Пару месяцев на ухаживания (да какие там ухаживания - Игорю Александровичу достаточно было пальцем поманить, и она уже готова была бежать за ним хоть на край света), скромная свадьба (чай не дети уже), несколько интересных поездок, комп пацану - и вот он уже для всех окружающих любящий муж и отец. То, что и требовалось.

Однако, когда он начал чуть зажимать гайки, пацан, как оказалось, вовсе не жаждал знакомиться с ремнем. И даже когда действительно накосячил - категорически отказался "по-мужски" отвечать за это.

Впрочем, это лишь еще больше раззадорило Игоря Александровича. Сломать непокорного было во много раз интереснее, чем просто так с ходу махать ремнем.

Но сам ломать он его не рискнул. Мало ли. Для этого существовали специальные заведения. Например, тот же детдом или детский приемник-распределитель. Со своими связями Игорь Александрович запросто мог определить туда "любимое чадо" на сколько угодно. А уж там... Но он же не садист.

А вот Зареченский коррекционный интернат - это было именно то, что надо. Не тюрьма, не колония, не детдом, а именно заведение, где занимаются детьми с теми или иными проблемами в поведении. То есть, именно то, что и требовалось.

С "любимой женушкой" была проведена соответствующая подготовительная работа. И она была "за". (Да и без всякой подготовительной работы она бы не стала перечить ему).

А первого июня состоялась "торжественная передача" любимого чада в лоно Зареченского коррекционного интерната. При этом Игорь Александрович получил огромное удовольствие, наблюдая за Славкиным выражением лица. Уже только это одно стоило того.

Но самое "вкусное" ожидало Игоря Андреевича впереди. Кроме того, что ему было обещано, что через три месяца его пасынок будет шелковым, он договорился с директором, что ему будет предоставлена видеозапись всех телесных наказаний его чада. (Как любящий отец, он же должен был быть уверен, что по отношению к его любимому сыну не было применено ничего сверх правил). За это Игорю Андреевичу даже и приплачивать не пришлось - как оказалось, у них там всюду и так камеры стоят. И поэтому все сводилось к тому, что ему просто скопируют и передадут все необходимые записи с них.

Вот именно за ними он сейчас и ехал. Славке-то там еще предстояло "отдыхать" целый месяц. Но Игорю Андреевичу уже было невмоготу, и он хотел, ну, хотя бы взглянуть на это.

...Поток машин, в котором двигалась БМВ Игоря Андреевича, резко сбавил скорость и теперь медленно полз вперед.
"Нет, надо срочно мигалку ставить", - выругавшись, подумал Игорь Андреевич. После чего резко вывернул на пустую встречную полосу и, обгоняя всех, помчался вперед.
Мысли его снова вернулись к Славке. В предвкушении того, как он сегодня вечером нальет себе коньячка и будет смотреть эту видуху, Игорь Андреевич даже облизнулся.

Он так увлекся мыслями об этом, что не заметил знака "STOP" перед перекрестком.
Огромный, тяжелый лесовоз возник перед ним так неожиданно, что Игорь Андреевич даже не успел ничего понять, и его БМВ так и влетела в доверху груженный бревнами прицеп на полной скорости.

 Отправлено: 24.06.08 10:32. Заголовок: Глава 6. Черная пелена

Глава 6.
Черная пелена


Шагая утром на работу, Михаил Алексеевич думал о том, что, как бы ему не хотелось этого, но Малышева надо уже возвращать в группу. Славка полностью оклемался, и держать его дальше в изоляторе было бы большой педагогической ошибкой.

Да, он хороший парень и ему не место в их интернате. Но поставить его в особые условия, это значит только навредить ему. Пацаны не любят воспитательских любимчиков. А любая поблажка кому-то именно так и воспринимается ими.

"Может поговорить с ним, чтобы не артачился больше. Ну, ведь все равно же получит, если надо будет. А характер показывать... Ну, победил он, победил. Точно! Так и скажу ему".

- Михаил Алексеевич! - прервал его размышления охранник на входе в корпус. - Вас директор искал.
Недовольно поморщившись ("Ну, что там еще!"), Михаил Алексеевич, тем не менее, тут же развернулся и направился в сторону директорского кабинета.


Он не сразу понял, о чем, так сокрушаясь, ему говорит Анатолий Сергеевич. А когда понял...
На большой скорости... в лесовоз... вместе с женой... какая утрата... ужасно... такой человек... собирался спонсировать наш интернат... мы уже и контракты под это подписали... что теперь делать... беда... ужасно... (и снова все это по кругу).

Михаил Алексеевич слушал все это вполуха и думал только об одном - о Славке Малышеве, который вот так в одночасье стал сиротой.

- А что теперь с Малышевым будет? - спросил он, когда директор наконец-то, выдохся и замолчал.
- А что с ним? - равнодушно пожал плечами Анатолий Сергеевич. - До сентября его пребывание у нас оплачено. Надо будет только за это время узнать, кто у него там из родственников есть и кто его забирать будет. Ну, а если никто, то придется оформлять бумаги в детдом. Михаил Алексеевич, я знаю, как вы очень заняты, но, боюсь, это все ляжет на ваши плечи. У меня на следующей недели конференция в Москве. А потом я в отпуске. Так что вы сами понимаете.
- Да. Я понимаю, - скрипя зубами, кивнул Михаил Алексеевич и поспешил покинуть кабинет, в котором ему вдруг неожиданно стало очень душно.

Славку Михаил Алексеевич застал лежащим на животе и что-то увлеченно читающим.
- Слава! - тяжело сглатывая, тихо произнес Михаил Алексеевич. - Тут такое дело...

Славка не плакал. Вернее вначале не плакал. Он просто лежал, тупо смотрел в подушку и слушал, слушал, слушал.

А потом он вдруг всхлипнул. И дальше уже просто не мог остановиться.

Все это время Михаил Алексеевич сидел рядом с ним, что-то говорил и осторожно гладил по голове.

...Новость о том, что у Славки Малышева из первого отряда погибли родители, очень быстро разнеслась по интернату. И поэтому никто не удивился, что тот всю следующую неделю, хоть уже и был здоров, продолжал оставаться в изоляторе и выползал оттуда только в столовку.

Все это время Михаил Алексеевич разрывался между интернатом и городом. А еще ему пришлось свозить Славку на похороны матери. (Игоря Андреевича хоронили на другой день и на другом кладбище - так решили его родственники - и Славка категорически отказался ехать туда).

Но, несмотря на все дела, Михаил Алексеевич каждый день находил время, чтобы зайти к Славке и хоть немножко побыть с ним.

А в пятницу вечером, когда он уже собирался было уходить от него, Славка вдруг тихо спросил:
- Михаил Алексеевич, а что теперь со мной будет? Я здесь до конца школы останусь? Или меня в детдом отдадут?

Это было произнесено с такой грустью, с такой болью в голосе, что у Михаила Алексеевича сжалось сердце.

Он уже знал, что никто из родственников не жаждал забирать Славку к себе. Родственники со стороны отчима сразу же открестились от него. (Как оказалось, все, что было у Игоря Андреевича, было записанным на двоюродных братьев, сестру и их семьи. И никому их них Славка был абсолютно не нужен). А родственников со стороны матери как таковых и не было. Была какая-то двоюродная тетка. Но она жила в Литве. И еще дедушка с бабушкой на Украине. И то, и другое было сейчас заграницей, что уже создавало определенные проблемы. Да и со Славкиных слов, никаких теплых родственных отношений ни с теми, ни с другими у них с матерью не было.

- Твое нахождение здесь оплачено только до сентября, - пристально глядя на Славку, тихо произнес Михаил Алексеевич.
- Значит в детдом, - не дослушав, обреченно выдохнул Славка.
- Есть еще один вариант.





Глава 7.
Год спустя



Лежа на животе, Славка осторожно обследовал руками свою обнаженную попу. Попа была на ощупь твердой и болезненной. Короче именно такой, какой и должна была быть после того, как по ней прошелся ремень. Просто давненько уже с ним этого не случалось. Вот оно и казалось сейчас чем-то таким необычным.

Впрочем, после того, что он испытал вчера вечером, обнимая унитаз, это все было сущей ерундой. Хотя, конечно, тоже неприятно.

Но ведь сам напросился!
Когда полчаса назад ремень несколько раз просто "погладил" его попу, Славка обернулся и гневно выпалил:
- Дядя Миша! Не надо вот так!
- Как "так"? - не понял Михаил Алексеевич.
- А вот так! Если ты по-настоящему теперь мой отец, то и лупи по-настоящему! За дело ведь.
- Да уж, за дело, - сердито пробурчал Михаил Алексеевич и покрепче сжал ремень. - Ну, тогда держись.
И последующий за этими словами звонкий хлопок ремня тут же заставил Славку взвыть.

Но оно ведь действительно было за дело!
Впервые в жизни Славка умудрился так назюзюкаться. Вчера у Ильюхи (у того самого, с которым он сдружился еще в интернате) была днюха. Вот они и отметили ее. Славка даже не помнил, как его привели (или принесли?) домой, прислонили к дверям, нажали на звонок и убежали. Со слов дяди Миши, когда он открыл дверь, Славка просто повалился на него.

Это было ужасно во всех отношениях. И то, как его вчера выворачивало наизнанку в туалете, и то, как потом было стыдно.

И если нормальное самочувствие постепенно возвращалось, то стыд никуда не уходил.

Промучившись полдня, Славка сам достал из шкафа ремень и пошел с ним к дяде Мише. А потом, глядя на изумленное лицо того, напомнил ему о том, о чем они договаривались еще тогда - в конце прошлого лета, когда дядя Миша оформлял на него документы.

Как-то раз вечером, разговаривая на тему того, как они будут вместе жить, Славка в шутку ляпнул что-то насчет ремня. А дядя Миша на полном серьезе заявил, что есть вещи, за которые, как бы там ни было, он будет драть нещадно.

А когда Славка поинтересовался за какие именно, дядя Миша среди прочего (не так уже и многого) назвал алкоголь. И на секунду задумавшись, Славка согласился, что за такое можно.

А Михаил Алексеевич, хоть и помнил об этом разговоре, сам не решился взяться за ремень, боясь обидеть, оттолкнуть от себя Славку. Но когда тот сам пришел к нему с ремнем, да еще так настойчиво стал "требовать справедливости"...
Эх, Славка-Славка...

Да разве мог он - Михаил Алексеевич - предположить тогда в начале прошлого лета, когда впервые увидел этого худого нескладного подростка, что тот так кардинально изменит всю его жизнь. Причем во всех отношениях.

Ведь даже женился Михаил Алексеевич, можно сказать, благодаря ему.
Ну да! Если бы тогда Славка не подошел к тому рыдающему малышу, разве он познакомился бы с Таней.

Это было осенью. Они вместе со Славкой шли в магазин, когда увидели горько плачущего малыша лет четырех. А рядом с ним стояла растерянная мама и крутила в руках две половинки радиоуправляемой машины.

Как потом оказалась, она подарила ее Егорке (так звали малыша) всего неделю назад на день рождения. И сегодня они решили впервые опробовать ее на улице. Но даже игрушечная китайская машина не выдержала русских дорог и развалилась.

И пока Михаил Алексеевич слушал все это, Славка деловито достал из кармана многофункциональный перочинный нож (подарок Михаила Алексеевича) и принялся собирать машину. (Как оказалось, там просто открутилось четыре винтика. И, к счастью, они не потерялись). И через десять минут машина снова бегала.

Егорка был счастлив (как, впрочем, и его мама). И тут же великодушно предложил Славке тоже поуправлять машиной. И Славка охотно согласился (вот тебе и взрослый). И в итоге они с Егоркой целых полчаса вместе гоняли ее по дорожкам сквера.

И все это время Михаил Алексеевич стоял и разговаривал с Егоркиной мамой, которую, как оказалось, звали Таней.

Новый Год они встречали уже все вместе.

А в апреле Михаил Алексеевич и Таня расписались.

При этом, оформляя усыновление на Егорку, Михаил Алексеевич сразу же оформил его и на Славку (до этого у него была просто "опека" - "усыновление" неженатому было не положено).

Вот так Михаил Алексеевич и стал "отцом семейства".

Первое время он очень сильно волновался насчет того, как Славка и Таня смогут ужиться друг с другом.

О Егорке речь не шла. Он был в восторге. Славку он просто боготворил и слушался его даже больше, чем их с Таней. А после того, как однажды Славка еще и выкупал его (это было небольшое морское сражение с игрушечными кораблями и чуть было не затопленными соседями), Егорка требовал, чтобы теперь его купал только Славка.

Да и во всем остальном Славка возился с ним больше всех: забирал из сада, гулял с ним на улице, учил играть на компьютере и даже читал ему на ночь.

А вот с Таней... Нет, никаких конфликтов у них не было. Но чувствовалась какая-то стена.

Михаил Алексеевич видел это, но не знал, что делать.
Рухнула эта "стена" сама собой и буквально в одночасье.

Как-то раз Славка с Таней остались вдвоем. Сели обедать и, разговаривая, вдруг разоткровенничались и поведали друг другу о своих еще недавних страхах. Таня о том, как дико боялась, что Славка примет ее в штыки. А Славка - что окажется лишним в их семье.

Такие необоснованные, надуманные страхи по отношению к друг другу здорово развеселили их. Посмеявшись над ними и успокоив друг друга, они и сами не заметили, как к концу обеда перешли на ты.

Нет, после этого Славка не стал называть Таню мамой, но его Те-Тань теперь было совсем другое.

...Вспомнив, как после этого сразу же стало теплее у них в доме, Михаил Алексеевич улыбнулся.

А уж во всяких бытовых мелочах... Славка обормот, например, теперь абсолютно не стесняясь, шлындал по дому в одних трусах. А Таня совершенно спокойно гоняла его полотенцем, когда он в таком виде появлялся на кухне. Но при этом всякий раз горой становилась на его защиту, если ей казалось, что Михаил Алексеевич слишком уж наезжает на него.

Кстати, хорошо, что их с Егоркой не было дома в эти дни. (Пару дней назад Таня легла на предродовое обследование в больницу. А обожаемого внука на выходные выпросили Танины родители).

В общем, хорошо, что так получилось. Во-первых, они не видели Славку в таком неприглядном виде. А во-вторых, никакого "мужского разговора" со Славкой не вышло бы - Таня точно бы не дала ему взяться за ремень.

...Попробовав на вкус разогретый плов, Михаил Алексеевич посмотрел на часы и пошел звать Славку.

Увидев, что тот все еще валяется на диване (хоть бы штаны натянул!), Михаил Алексеевич спросил:
- Ты обедать будешь? Или пока не хочешь?
- А ты уже обедал? - перекатываясь на бок, спросил Славка.
- Нет. Тебя жду.
- Тогда буду.


Сказав это, Славка, кряхтя слез с дивана и принялся возвращать на место приспущенные трусы и спортивные штаны.

Михаил Алексеевич, уже было развернулся, чтобы вернуться на кухню, когда вдруг услышал за спиной:
- Подожди!
- Что? - обернувшись, спросил он.
- Подожди, - повторил Славка и, путаясь в тапках, подошел к нему, - Ты на меня все еще сердишься?
- Наказан - значит прощен, - притягивая Славку к себе и прижимая его к груди, с улыбкой произнес Михаил Алексеевич.
- Ага, - дыша ему в грудь, просопел Славка. А потом вдруг неожиданно выпалил: - Пап, ты, если что, не церемонься со мной. Сам же говорил, что за свои поступки надо отвечать.


Это было как взрыв бомбы. Нет, фейерверка. Да, именно фейерверка с тысячами ярких праздничных огней. Впервые с того момента, как Славка стал жить у него, он назвал его так!

Прижав Славку еще сильнее себе, Михаил Алексеевич коснулся губами его волос и, стараясь скрыть дрожь в голосе, шутливо произнес:
- Договорились. Буду держать в строгости. Да и действительно - чего это мне с сыном церемониться.

На что Славка глубокомысленно хмыкнул и еще крепче обнял Михаила Алексеевича.





Конец