Олег внезапно почувствовал в груди страшную пустоту. Смотрел на светящийся экран смартфона и даже зачем-то проводил по нему пальцем, словно стараясь стереть слова сообщения, присланного сыном: «Па, я не могу подвести ребят. Мы едем на Валуй. Я уже в электричке. Не волнуйся и не сердись».
Точно такую же пустоту он ощутил, когда два года назад в отупении горя видел, как падали снежинки на мраморно застывшее лицо Лены. Падали – и не таяли. Она ушла от них – двух самых лучших в мире мужчин, как любила говорить, – быстро: онкология не оставила надежды. Когда он прижимал к себе вздрагивающую от беззвучных рыданий голову Егора, к уже привычной нежности, которая словно согревала ладонь от ощущения мягких, тёплых волос сына, примешивалось чувство страха за эту единственную оставшуюся у него теперь родную маленькую жизнь.
Егор оттаивал от горя быстрее: учёба, компьютерные игры, бассейн, мальчишеская дружба, а потом и первая влюблённость делали своё дело. Ему исполнилось пятнадцать, и в нём всё явственнее проявлялись черты самого Олега: сила характера, упорство. Всё чаще, глядя на Олега «его» карими глазами, Егор отстаивал своё право на самостоятельность: он сам будет отвечать за свою учёбу, сам решать, с кем дружить, где и с кем отмечать день рождения.
В общем-то, Олегу это даже нравилось: мужик растёт. Контролировать, решил он, нужно принципиальные вещи, а не мелочи. Частенько по вечерам Егор заходил в комнату Олега и, забираясь с ногами на кресло, говорил с ним обо всех своих мальчишеских делах: о проблемах с английским, подарке для девочки, личном рекорде в плавании, новой компьютерной игре.
Три дня назад Олег, вернувшись с работы, зашёл в комнату сына. Сдавали очередной объект, а это всегда нервы, усталость, но здесь – в полутёмной комнате, освещённой лишь экраном компьютера, за которым Егор делал уроки, – было тихо и тепло. Олег нежно потрепал сына по тёмным волосам, дал лёгкий подзатыльник, заставив обернуться улыбающееся кареглазое лицо, с удовольствием опустился на мягкий диван, оставшийся ещё со времён егорова детства: на матерчатой обивке – смешные клоуны, разноцветные шары. - Па, в субботу ребята из географического кружка собрались на Валуй. Можно я тоже пойду? С нами Назар идёт, всё будет ок! - Назар – это кто? – выплывая из усталости, спросил Олег. – Наш учитель географии – Назар Петрович. – Куда, повтори, идёте? – На Валуй.
Олег вспомнил знакомое название: в студенческие годы он тоже ходил в поход на эту возвышающуюся над узкой полоской реки и безбрежным океаном леса каменную глыбу. Почти скалу. Вспомнил крутой подъём, резкий обрыв и дух захватывающую красоту. Вспомнил радость покорения после напряжения подъёма. Вспомнил – Лену. Они учились в одной группе, и в поход тогда пошли вместе. Будто живая картина появилась перед глазами: он стоит почти на самом краю обрыва, а Лена, побледневшая от испуга за него, старается побыстрее нажать дрожащим пальцем кнопку фотоаппарата. Молния полыхнула в мозгу, и Олег скорее не сказал, а припечатал: «Нет!»
Он умел говорить так, что повторять не приходилось – ни на работе, ни дома. «Я знаю этот Валуй – поход далёкий, подъём сложный. Ты же плаванием занимаешься, а не альпинизмом». После отцовского «нет» Егор обычно больше не настаивал, знал, что бесполезно, но тогда, три дня назад, он, не отводя взгляда, тихо проговорил: – Я уже пообещал ребятам, что пойду. Они будут на меня рассчитывать. – Ты не имел права что-то обещать, не поговорив со мной! Ты не идёшь – предупреди всех. Егор, я считаю разговор законченным! – громко хлопнув дверью, Олег вышел из комнаты сына.
За три дня, опять погрузившись в запарку работы, Олег уже почти забыл об этом разговоре. И вот теперь – светящийся экран смартфона: «Я уже в электричке… Не волнуйся… Не сердись…» И – пустота в груди, которая ощущалась почти физически. Весь этот день Егор посылал отцу сообщения, фотографии: переправа через речку, каменная тропа и, наконец, небольшая площадка на вершине Валуя, словно парящего над безбрежным океаном леса. Егор стоял там же, где и Олег когда-то, – на самом краю. Пустота в груди росла, и к позднему вечеру, когда тихо повернулся во входной двери ключ, она была уже почти невыносимой.
Когда Егор, стараясь не шуметь, проходил через коридор в свою комнату, из кухни вышел отец. Егор слегка вздрогнул от неожиданности, замер, держа в руках походный рюкзак, но, быстро справившись с волнением, заговорил виноватым голосом: «Па, прости, я всё тебе сейчас объясню! Я…» Он не договорил: отец, жёстко взяв сына сзади за шею, втолкнул в комнату. Егор выронил рюкзак и, едва успев повернуться к отцу, был с силой отброшен на диван. Никогда в его пятнадцатилетней жизни отец не поступал с ним так.
Ошеломлённый, Егор молча смотрел, как отец расстёгивает пряжку ремня, неспешным широким движением достаёт его из петель брюк. Эти движения – размеренные, спокойные, расчётливо-холодные – словно гипнотизировали Егора, даже и не помышлявшего о сопротивлении. Лицо отца было непроницаемым, закрытым, человеку с таким лицом было бессмысленно что-то говорить, объяснять, и потому просьба о прощении замерла внутри Егора. Он с ужасом понял, что сейчас получит свою первую в жизни порку. До белизны в костяшках подросток сжал обивку дивана, словно пытаясь слиться с ним в одно целое, но это не помогло: теми же размеренными движениями отец расстегнул на джинсах Егора молнию, вырвал из петель лёгкий ремень и, взяв сына за руку выше локтя, повернул, так что Егор оказался животом на диване, а ногами на полу. Когда джинсы с боксёрами были спущены вниз, подросток почувствовал одновременно прохладу на обнажённом теле и горячую краску стыда на лице. Он даже вздрогнул от унижения, никогда до этого даже не мыслимого. «Па», – выдавил он из себя и тут же услышал звук воздуха, рассекаемого чем-то тонким и гибким. Боль прихлынула не сразу, но когда она вспыхнула, Егор судорожно дёрнулся всем телом и зажмурил глаза. Первым бессознательным порывом было – вскочить, броситься прочь, но отец предупредил это движение, встав одним коленом на спину мальчика, а левой рукой прижав его руку к дивану.
Потеряв возможность хоть как-то себя защитить, Егор забился в панике, заколотил сжатыми пальцами ног по полу, но новые вспышки обжигающей боли выхлестнули все чувства и мысли. Мальчик рефлекторно задерживал дыхание во время удара и ловил ртом воздух, пока рука с ремнём поднималась и вновь опускалась, но воздуха всё равно не хватало. В начале порки Егор сцепил зубы, чтобы не кричать, но вскоре уже не мог удерживать коротких стонов, а потом и вскриков. И долго, бесконечно долго от конвульсий тела после каждого удара на матерчатой обивке дивана прыгали перед глазами смешные клоуны, разноцветные шары.
Олег вовсе не собирался бить. Да, в течение всего дня копилась злость, но чтобы взяться за ремень – такого и в мыслях не было. Вечером он сидел на кухне, курил, время от времени подходил к окну, всматриваясь в светящиеся глаза равнодушных домов. И даже тогда, когда в свете фонарей он с облегчением увидел знакомую фигурку Егора, когда услышал поворот ключа в двери, а потом тихие шаги сына по коридору, был лишь сильный эмоциональный порыв гнева, который мог бы – да! – вылиться в желание вырвать из петель ремень и лупцевать, лупцевать, лупцевать – без отчёта и разбора. Однако первые же движения насилия: толчок в комнату, а потом на диван – словно подняли невидимые шлюзы, и страшная пустота, комком давившая в груди, затопила всё существо Олега. Он увидел перед собой карие глаза будущего мужчины, почувствовал волны его страха – и пришло почти первобытное желание покорить, сломать, утвердить своё лидерство. Движения стали спокойными, отточенными, ни красные полоски на теле Егора, ни его стоны-всхлипы не пробивались в сознание. Олег чувствовал под коленом остроту мальчишеского позвоночника, ощущал содрогания тела от боли, видел темнеющие пятная пота на футболке сына, но затмение не рассеивалось. Было уже какое-то удовольствие ощущать в руке кожу сложенного вдвое ремня и холодноватые прикосновения металла пряжки.
«Нееет! Не надо! Больно! Папа!» Егор уже давно не называл Олега «папой», заменяя стремительно-лёгким «па». Олег перестал бить, захватил спутанные волосы сына и повернул его голову набок. Ко лбу Егора прилипли тёмные прядки волос, а в красных от слёз глазах метался страх.
Кулак Олега, сжимавший волосы сына, разжался, ладонь почувствовала привычную мягкость и утонула в ней – осторожно, нежно. Но в ту же секунду, со всей обжигающей очевидность, Олег понял, что Егор этой нежности уже никогда не поверит.
(ответ Гостю): Уважаемый Гость! Уверяю Вас, что я никого не имела в виду и вообще здесь недавно, а потому никого и ничего не могу знать. Прямо беда с этим рассказом! Администраторы, может, его действительно удалить навсегда? Я серьёзно.
Сообщение: 404
Зарегистрирован: 26.03.18
Откуда: Deutschland
Рейтинг:
5
Отправлено: 20.03.19 19:44. Заголовок: irra, не надо реагир..
irra, не надо реагировать на каждого-любого, кто персонифицирует (или делает вид) придуманные сюжеты с собственной персоной и своими знакомыми. Тогда и рассказы удалять не придется.
Отправлено: 20.03.19 22:29. Заголовок: Писал отзыв, но его ..
Писал отзыв, но его случайно потерли, видимо. Повторюсь. Рассказ очень понравился, и подкупил искренний показ истинных мотивов отца. То есть порка не была, как я понимаю, следствием беспокойства за безопасность сына, а служила инструментом подавления зарождающегося права на самостоятельные решения сына, была вызвана страхом перед потерей в сыне "ребенка". Это да, на самом деле достаточно болезненно осознавать, что чадо выросло. Хотя к тому и стремишься, чтоб стал самостоятельным и отвечающим за свои решения.
Правильно показанный пример родительской педагогической ошибки. Увы, по жизни мы все не идеальны и совершаем их. Взгляд со стороны и вот он, готов супер совет: батьке поостыть не помешало бы, прежде чем за ремень хвататься. а на деле... Попробуй сдержать эмоции, когда зашкаливает. Не каждому дано.
Где - то совсем недавно, читал темку, что вот в таком эмоциональном порыве, родитель едва не насмерть запорол подростка. Мрак. А самое поганое в этой ситуевине вот это... irra пишет:
цитата:
Кулак Олега, сжимавший волосы сына, разжался, ладонь почувствовала привычную мягкость и утонула в ней – осторожно, нежно. Но в ту же секунду, со всей обжигающей очевидность, Олег понял, что Егор этой нежности уже никогда не поверит.
Отправлено: 21.03.19 20:17. Заголовок: Спасибо за прекрасны..
Спасибо за прекрасный рассказ!
irra пишет:
цитата:
Кулак Олега, сжимавший волосы сына, разжался, ладонь почувствовала привычную мягкость и утонула в ней – осторожно, нежно. Но в ту же секунду, со всей обжигающей очевидность, Олег понял, что Егор этой нежности уже никогда не поверит.
Почему не поверит? Ещё как поверит! Пройдет несколько дней, а может даже и часов и обида растает, как масло на солнце, будто её никогда и не было. Отец и сын ведь любят друг друга, связаны друг с другом. Может наоборот ещё крепче будет их душевная связь, после нелегкого для обоих (для отца ведь тоже) мероприятия.
Может наоборот ещё крепче будет их душевная связь, после нелегкого для обоих (для отца ведь тоже) мероприятия.
А позвольте спросить с КАКОГО... душевная связь вдруг станет крепче, после этакого с позволения сказать мероприятия?
Отец избил не за что, просто потому что накрутил себя переживая за чадо. Это само по себе оставит глубокую обиду на родного человека.
А тут еще... Первая порка в 15 лет! Это полный ... для пацана. Вы, наверное, даже не можете представить КАКОЙ. Парень считал себя взрослым, самостоятельным. Пардон, но в пятнадцать уже гармон вовсю играет. А тут такое унижение, мордой в детские какашки ткнули. Вопить заставили как пятилетнего... irra пишет:
цитата:
«Нееет! Не надо! Больно! Папа!»
Думаете от этого можно воспылать нежными чувствами к родителю? Это характерному мальчику? ну ну... irra пишет:
цитата:
Ему исполнилось пятнадцать, и в нём всё явственнее проявлялись черты самого Олега: сила характера, упорство. Всё чаще, глядя на Олега «его» карими глазами, Егор отстаивал своё право на самостоятельность: он сам будет отвечать за свою учёбу, сам решать, с кем дружить, где и с кем отмечать день рождения.
В общем-то, Олегу это даже нравилось: мужик растёт.
Как у Вас всё просто, завидую белой завистью. Но, увы, не у всех такой легкий характер.
Мирина пишет:
цитата:
любят друг друга
Да, но любовь надо беречь, это не константа...
Мирина пишет:
цитата:
ещё крепче будет их душевная связь
Вы правда так считаете? Один человек заставил другого почувствовать немыслимое унижение и страх... Это не я сказала, это в рассказе подчеркнуто, что парнишка именно ЭТО чувствовал. Теперь представьте, только ясно представьте, что кто-то, пусть самый близкий, вызвал в Вас такие чувства... Всё равно "крепче будет"?
Отправлено: 21.03.19 22:05. Заголовок: Стоит отцу покаяться..
Стоит отцу покаяться, извиниться, признать свой порыв неадекватным по сравнению с проступком...да, затмение... И разве сын не простит его? Разве не перевесят чашу весов любовь, забота и родная кровь в противовес обидам и унижениям?
Отправлено: 25.03.19 18:36. Заголовок: Гость пишет: Но оса..
Гость пишет:
цитата:
Но осадок останется.
Осадок конечно останется, а что делать. Парень знал, что нельзя,но осознано пошёл против запрета. Если границу дозволенного не восстановить, в следующий раз может отца вообще далеко послать.
Опасный психопат, выдавший немотивированный запрет и жестоко применивший грубую силу в гневе, вместо того, чтобы спокойно и заслуженно наказать. Не простит? Простит. Не поверит нежности? Поверит.
Но уважать перестанет и будет считать психом и дураком, совершенно справедливо и заслуженно. Плюс ко всему неоправданная жестокость всегда признак умственной неполноценности. Вместо того, чтобы вернуть в детство, окончательно сделал взрослым и наполовину чужим.
Сообщение: 317
Настроение: И сколь ты будешь добр к миру, столь и мир будет добр к тебе
Зарегистрирован: 17.07.14
Откуда: Россия, Москва
Рейтинг:
6
Отправлено: 25.03.19 23:34. Заголовок: Не простит. Как я. Т..
Не простит. Как я. Так я думаю. Распалась даже та мизерная связь, которая была, возможно. "Никогда не поверит" - вот в это я верю. Это - правда. Сделает вид, что простил, сделает вид, что поверит, но черта пройдена. И никакие оправдания, что попробуйте поставить себя на мое место, не прокатят. А если поверит и простит - тряпка. Я выкинул из своей жизни такого отца. И не жалею. Эта слабая жертва своих эмоций не имела никакого прав на наказание и даже на суждение о возможности наказания. Потому что сначала быть зверем, а потом плакаться, что как же так, я же не хотел, я в эмоциях, ах, простите, ах, ты же сын, ты же простишь, ты поймешь - тьфу. Мразь. Разобраться в себе сначала надо, а не можешь - пшел в угол и нишкни со своими намерениями. Ибо ты - никто. Если сейчас ты был силен, завтра ты будешь пыль. Вот отец и понял это. Только сын в отличие от отца, видимо, не будет по морде бить и припоминать. Я надеюсь. Он будет помнить этот случай и забудет отца. Я сделал так. И, повторюсь, не жалею.
Отправлено: 26.03.19 20:16. Заголовок: louisxiv, а как же В..
louisxiv, а как же Ваш самый популярный рассказ "И ты не будешь..."? В нем Вы совсем другую картину нарисовали... И если Вы сейчас скажете, что разница в том, что там всё было справедливо, а здесь - нет, то это будет ой как спорно. Там мальчик без разрешения взял деньги (причем, мальчик явно хороший и явно не вор), здесь - без разрешения уехал. Но там у Вас - какая-то семейная идиллия, а то, что здесь - вызывает у Вас неприятие вплоть до ненависти.
Вообще, чем больше я вчитываюсь в контент форума, тем больше многое не понимаю, море противоречий. В плане мировоззрения наиболее заметных его участников. У меня даже своеобразная их классификация выстроилась. Я бы ее даже, возможно, привела. Но, боюсь, что это неэтично и, может, даже занудно.
Отправлено: 27.03.19 00:40. Заголовок: Дело не в несправедл..
Дело не в несправедливости, а в жестокости и в отказе от коммуникации. Само наказание справедливо (в смысле необходимости наказания, но не степени его строгости, а точнее жестокости, ничего общего со строгостью не имеющей), запрет родителей нарушать нельзя, даже не мотивированный. Запрет немотивированным быть может. Наказание - нет. А еще телесное наказание несовместимо с насилием. Ребенок должен идти на него сам и терпеть сам, а не придавленным коленом. Можно держать, помогая терпеть, но нельзя держать, заставляя терпеть. А иначе боль и страх это самое сильное, а значит и главное, средство управления. На этом родитель и человек заканчивается и рождается нелюдь. Или две нелюди, если сын принимает такое управление собой.
Все эти суждения, что "жалеть нельзя", даже страшно себе представить, как такая мысль может прийти человеку в голову. Если отцу нельзя жалеть сына, то почему сыну нельзя, скажем, покалечить отца?
Что еще кошмарно в герое рассказа. Он пришел с поцелуем Иуды, а не с просьбой о прощении! Как Сатана, который никогда не покается. Что он предлагает своей лаской? Чувственное удовольствие? От насильника? Эта ласка не более чем продолжение акта растаптывания личности человека. Принять ее значит принять целесообразность превращения себя в агонизирующее животное. Если бы он сказал "прости", стал объяснять свои чувства и мотивацию, это было бы еще куда ни шло. Но только не ласка!
Ласка даже необходима после добровольно принятого наказания, когда ребенок не рассчитал свои силы и пытался терпеть дольше, чем мог. А мог бы, например, пойти часика на два угол в дополнение к честно выдержанной части назначенной порки или остаться на денек-другой без компьютера или сладкого. Но вот не рассчитал сил и разревелся. И тогда это был его выбор реветь, а не жестокость родителей. Не знаю, как можно этого не понимать, для мня это загадка. Единственное объяснение, это уже не человек, а бездушное существо, зомби, лишившееся души.
Все даты в формате GMT
1 час. Хитов сегодня: 2233
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
должен Мутный но ему так не хочется. 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
