Применение телесных наказаний в воспитании подростков - насилие или неприятная необходимость?

ПИЩА ДЛЯ ДЕМОНОВ.

Георгий нервно курил в кухне, пуская дым в форточку. Быстро затягиваясь, словно пытаясь вместе с клубами сизого дыма выдохнуть стресс и напряжение. Но ведь он прав. Поступил совершенно правильно. Давно пора было. Костя совершенно отбился от рук. Ведёт себя невыносимо. И жена ведь одобрила, согласилась, что нужно. Жалко, а нужно. А теперь она месила тесто, повернувшись к нему и спина ее источает волны неодобрения и неприязни. Теперь она не согласна с тем, что сына наконец нужно было выпороть, если уж ничего другого на него не действует. Теперь она мысленно с Костей, там, в комнате, откуда Георгий до сих слышал мальчишеские рыдания.

Правая рука немного дрожала от непривычного напряжения, вызванного маханием ремнем. Георгий потряс рукой, пытаясь сбросить напряжение в мышцах.
"Все правильно. Ну получил порку. Заслуженно. И что, что впервые в 12 лет? Я получал ее с гораздо более раннего возраста. И ничего. Не умер. И стал тем, кем стал. Косте это будет только на пользу. А жена... Ничего, передуется. Ночью помиримся. Я постараюсь."

Георгий невольно прислушивался к звукам из комнаты сына. Рыдания не затихали, а стали, напротив, не отчаянные, а какие-то горькие и обречённые. Он досадливо мотнул головой.
"Ну чего он так рыдает? Будто случилось невесть что. Прям таки... Выпорол отец... Сам должен понимать, что за дело получил. Объяснялось ему миллион раз. Просили, разговаривали. Нет же. Делал своё. Вот оно - демократичное воспитание. Плоды пожинаем. Тогда смелый был, а теперь рыдает, как девчонка. Демонстративно рыдает. Мол, несчастный... Пойти глянуть, что ли? Нет, не нужно. Подумает ещё, что я на примирение иду. Или еще того больше - жалею, что выпорол. Неправильно будет. Пусть прорыдается. Ничего с ним не случится."

- Послушай...- обратился Георгий к спине жены.
- Не хочу ничего слушать. Я не думала, что ты сможешь так. Я не на это давала согласия. Ты сказал, что будет немного. И несильно. А сам.... Ты специально закрыл изнутри двери в комнату, чтобы я не могла прекратить это. Я поняла теперь. А не вовсе забота о моей психике. Ты заранее это планировал. Вот так сильно. Костя не может успокоится. И теперь и меня не хочет видеть. Я его понимаю. Естественно, он считает, что я с тобой заодно. Хороша мама, которая позволила избить сына. Я...
- Да никто его не избивал. Избивают кулаками. -перебил спину жены Георгий. Наказал, а не избил. Ты сама была согласна, что нужно. Что уже предел в его поведении. Ничего страшного не произошло. Все через это проходят. Особенно мальчишки. На пользу пойдёт.
- По-твоему, это называется "наказал"? Это так и называется. Избил. Ты! Избил! Ребёнка! Своего! Сына! - со злостью отчеканила спина.

Георгий почувствовал, что не может достучаться до этой враждебной спины. Хороша позиция. Двойные стандарты. Сначала - сделай что-то. Невозможно ведь. Потом - зачем ты так?
А как нужно было. Пощелкать ремнем перед носом Кости и сказать, что это последнее китайское? Или стегнуть пяток раз ремнем и отпустить? А какой толк был бы? Ни-ка-ко-го!
Нет, все же он был прав.

Нужно выйти из этой квартиры, где все против него. Один рыдает до сих пор, будто обвалилось небо и случилось невесть что, другая выставила его каким-то монстром. Пойти в кафешку, на люди, накатить грамм 150 коньячка. Расслабиться и снять стресс. А когда он вернётся, все уже будет в норме. Костя успокоится, да и жена придёт в норму. Отойдет. В этой нервозной обстановке невозможно находиться.
Он поднялся, ещё раз глянул в спину жены и вышел из кухни. Проходя мимо комнаты сына, досадливо поморщился, слыша рыдания намного более отчётливо, чем из кухни.
Натянул куртку, зашнуровал ботинки, зазвенел ключами, открывая замок.
Жена молчала. Так и не крикнула из кухни привычное: «Ты куда? Когда вернёшься? "
Ну и ладно. Оставайтесь. Вдвоём.

В кафе Георгий заказал 200 грамм коньяка в графинчике и лимон. Глядя на стойку, сначала подумал, что нужно бы взять какую-то нарезку на закуску. "Нет, закусывать коньяк колбасой, пусть даже сырокопченой, дурной тон".
Хотя сам уже понимал, что он кривит душой. Не в дурном тоне дело. Ему хотелось захмелеть. Чтобы зашумело в голове и события часовой давности смазались и стали не так отчётливы.
Георгий молча пил коньяк, но захмелеть не получалось. Ну никак.
Надо повторить. Тогда точно подействует. Это от стресса меня не берет. Кстати, они даже не понимают, что у него тоже стресс. Можно подумать, что это только у них нервная система. А у него нет ее в принципе. Он, очевидно, камень. Это они так думают. Мои родные люди про меня так думают... Будто мне самому не жалко Костю. И сейчас. И когда порол, было жалко. Жалко, но надо.

" А было ли тебе его жалко, когда порол?" - вдруг вылезла откуда-то из глубин подсознания гаденькая мысль.
Георгий быстро поднялся и поспешил к стойке - повторить заказ и заглушить поскорее эту гаденькую мысль. Пошутить с молоденькой симпатичной девушкой, стоящей за баром, поулыбаться ей, пококетничать в меру, но только выгнать быстрее эту мыслишку из головы.

Он допивал уже остатки второго графинчика, и уже чувствовал хмель в голове. Мыслишка не возвращалась. Подняв глаза от рюмки, в которую он задумчиво смотрел, увидел мужчину. Понял, что мужчина спрашивает разрешения присесть за столик. Георгий кивнул. Несколько минут он, незаметно разглядывал своего невольного соседа.
Приличный вроде...
- А я сегодня сына выпорол... - вдруг, неожиданно для самого себя, ляпнул Георгий.
Мужчина неприязненно посмотрел на него.
- Ну и дурак.
Сосед по столику взял своё пиво, встал и ушёл за другой столик.
Георгию расхотелось дальше сидеть здесь. Захотелось домой, в уют и домашнее тепло. Наверное, там уже все в порядке. Да и поздно уже совсем. Спать уже пора.
Бросив недопитую рюмку, он поднялся и поспешил домой.

Георгий постарался вести себя как можно тише, когда понял, что и жена, и сын уже спят. Засиделся он, однако... Домой не хотел возвращаться? Странно. Его же всегда тянуло домой. Даже никогда не бывало желания задержаться после работы и выпить пива с коллегами. Чего это его вдруг сегодня домой тянуть перестало?
Он постоял тихонько возле закрытой двери комнаты сына. Тишина оттуда. Ему вдруг эта тишина показалась враждебной. Тишина заговора. Их заговора. Против него. Георгий дёрнул плечами. Что за бред лезет в голову? Какой заговор? О чем он? Успокоился сын давно уже. И спит. Кстати, теперь можно и с женой попытаться помириться. По-мужски. Ведь он же всегда так умел мириться, когда между ними бывали размолвки. Лаской и нежностью. И жена всегда оттаивала. И прощала, если он был виноват. И отзывалась на него.
Приняв душ, Георгий тихонько скользнул в постель.
Полежав минуту, легко дотронулся до плеча жены. Ноль. Привстав, заглянул ей в лицо.
Она лежала с открытыми глазами. Сухими, но красными.
- Ну что ты... Милая...Прости меня... Я люблю вас....
- Не трогай меня.
Вот так. Сухо и враждебно. Ничего не выйдет. Бесполезно. Примирения не будет. Может быть, через пару дней... Не может же она дуться на него вечно... Простит... И не за такое прощала... Всегда прощала...
Георгий вздохнул, натянул одеяло, повернулся на другой бок и закрыл глаза.

Из сна он вынырнул неожиданно и резко. Как всегда просыпался.
И сразу почувствовал последствия вчерашнего коньяка. Он знал за собой эту особенность. Лучше бы просто были головная боль и тошнота. Так нет же... Вылезет все чёрное из глубин души. Лезут дурные и тяжелые мысли. Чёрные. И чувство вины. За то, что выпил, хоть и нельзя. Диета.
И за все другое вина. Кругом он виноват. Раскаяние. Мучительное раскаяние. Желание искупить вину. Какую вину? Да всю. По жизни вину.
Темнота плотно и удушливо давила на него тяжёлой пеленой.
Картина порки сына отчётливо стояла перед глазами. Будто и не прошли остаток вечера и полночи, а всего несколько секунд, когда он выходил из комнаты сына, вдевая в брюки на ходу ремень.
Теперь Георгий невольно сбросил с себя личину цивилизованного человека и был самим собой. Тем, кем он из-за всех сил не позволяет себе быть. Старался задавить.

"Ведь, что кривить душой, мне же всегда этого хотелось. Давно уже. Я ведь усилием воли сдерживался. Непедагогично. Не хотел быть похожим на собственного отца. Я ведь не такой. Я не жестокий. Я люблю своего ребёнка и не смогу никогда причинить ему боли.
Но ведь в глубине души, в тёмных страшных глубинах, на дне ее - давно хотелось сделать это. Взять в руки ремень, сдернуть с сына штаны, зажать его между ног и отхлестать. Хорошенько. По беззащитной худой мальчишеской попе. До визга и соплей. Так, чтобы вся попа стала ало красной. Как меня когда-то."
Георгий ясно и пронзительно вновь ощутил те чувства, которые нахлынули на него тогда.
Когда он хлестал сына по попе, с удовольствием наблюдая, как на белой коже вспухают красные полосы. С удовлетворением слушая жалобный Костин визг, перемешивающийся с бессвязным "Папочка! Больно! Не надо! Я не буду больше! Прости!". А он продолжал, глядя на беззащитную попу сына, безуспешно пытающуюся увернуться от ремня. Давно уже пора бы остановиться. Воспитание уже давно кончилось, уже началось кормление демонов, живущих в душе. Кормление их Костиной болью, его страхом и криком.
И отдавая им это, Георгий чувствовал, что насыщаясь, они питают и его самого, а он... Сильный, всемогущий, решающий, когда хватит, а когда нет. Когда-то он сам так стоял на коленях. Беспомощный и жалкий. А теперь - его очередь карать и причинять боль. Он и так слишком долго дожидался, когда придёт его очередь. Всю жизнь. И вот пришла наконец.
Он порол сына слишком долго и сильно, даже не слыша стука жены в закрытую дверь.
И остановился лишь тогда, когда вдруг понял, что демоны сыты и ушли. На время покинули его.

" Я же специально закрыл двери. Чтобы она не смогла помешать. Я знал, что буду вести себя так. Не воспитывать Костю, а кормить своих демонов" - отчётливо понял разумом Георгий.
"Как же??? Как я мог??? Кто я??? Отец или чудовище??? Что я наделал??? Я сегодня навсегда убил любовь сына ко мне!!! И жены, очевидно, тоже!!! Скотина!!! Жестокая скотина!!! Мразь!!! Я такой же, как мой отец!!!! Догнал-таки меня!!! Из могилы догнал!!! Хоть я и убегал от него всю жизнь!!!! И затянул к себе в могилу!!! Да!!! Там мне и место!!!"

Георгия бросило в жар, мысли метались, он ощущал ужас от содеянного и отвращение к самому себе. Что же делать??? Теперь он ясно почувствовал ту боль и страх, что чувствовал его сын. Словно стал им. Страх перед ним - отцом, человеком который должен оберегать и защищать. И боль. Море боли. Обжигающей, резкой, пульсирующий по всему телу, а не только в полыхающей попе. Такой, что крик рвется из груди!
"Что я наделал? Как мог? Взрослый, сильный мужчина, я избил слабого и беззащитного. Жена права - я его избил. Ведь моя сила и вес против его, это все равно, что меня заломает гризли.Легко и играючи. Что делать теперь? Как вернуть все назад?"
Георгий ощутил мучительное желание прямо сейчас броситься в комнату сына, стать перед ним на колени и вымаливать прощение. Он уже начал откидывать одеяло, чтобы встать, когда сообразил, что глубокая ночь. Сын спит. Он только перепугает его.
"Нет. Вот что я сделаю сейчас. Это будет правильно. Око за око. Пусть мне будет так же больно, как было ему. Это будет справедливо. Может, хоть тогда я смогу хоть немного простить самого себя."
Он встал и воровато оглядываясь на спящую жену, тихонько открыл шкаф. В темноте нащупал висящие на плечиках брюки и, стараясь не звенеть пряжкой, вытащил ремень. Тот самый. Так же, крадучись, вышел из спальни и тихонько прикрыл за собой плотно двери.
Включил в ванной свет и щелкнул задвижкой двери. "Надеюсь, слышно ничего не будет."
Сложил пополам ремень, постарался извернуться и посильнее ударить себя пониже спины.
Плохо. Не больно. Не получается. Ладно, ещё попробуем.
Георгий старался, чтобы было как можно сильнее и больнее, но чувствовал, что это совсем не то, что досталось его сыну. Ну совсем не то. Минут через 5 он почувствовал, что рука совсем устала от такого неудобного положения. А искупления не было. Он заглянул в зеркало. Покраснение да и все. Чуть начинают проступать синие полосы. Только бедро сильно исцарапал зубчиком пряжки ремня, с той стороны, в которой держал ремень в руке. Минуту он тупо разглядывал капельки крови, выступившие из царапин не бедре. Не то.. Совсем не то... Что же ещё предпринять?
Он вышел из ванной, направился в кухню. Закрыв за собой двери, достал из шкафа крупную соль и рассыпал на ламинате. Опустился на колени и стал, надеясь, что жене и Косте не придёт в голову сейчас проснуться и прогуляться к холодильнику, чтобы попить чего-нибудь.

Он ощутил, как хрусталики соли впились в кожу. Но первая боль быстро отпустила, и Георгий снова почувствовал неудовлетворенность. "Ладно, подождем, посмотрим"- решил он. Минуты текли медленно, и ради полноты он заложил руки за затылок. Шли минуты, и мужчина начал уже ощущать боль в костях. Тонкая кожа, никакой жировой прослойки. И дрожание ног. И тянущую боль где-то вверху ноги, даже в бедре. " Вот, хорошо. Так хорошо. И как бедные дети это выдерживали раньше? Никогда не думал, что безобидное стояние на соли может вызывать такие ощущения."
Он попытался переминаться с ноги на ногу, но перенеся вес тела на одно колено, ощутил боль намного сильнее и поневоле стал ровно.
Время шло, в квартире было тихо. Теперь он уже чувствовал сильное жжение в коленях. Ноги дрожали от напряжения, а колени горели и пекли огнём. "Это соль проела кожу. Потому так печет. Да. Так мне и нужно. Именно так. Побольнее. Как Косте было."

Георгий стоял долго, уже шепча ругательства от сильной боли. Почувствовав, что ноги дрожат так, что сейчас он просто упадёт и не сможет встать с пола, а руки за головой вконец занемели, наконец, с трудом, шепотом матерясь, поднялся. Отряхнув соль, посмотрел на себя. Так и есть. Проело кожу, потому и пекло так. Словно наждаком шлифовальной машинки прошлось. Эпителий верхний полностью разъело.

Подмел. Все? Достаточно? Ну вроде...
Чуток полегчало на душе.
Он уже собрался вернуться в постель и доспать остаток этой бесконечной ночи, но ноги сами понесли его к шкафу. Словно сомнамбула, двигаясь на автомате, Георгий тихо оделся и вышел из квартиры.
Пройдя квартал до освещенного яркими огнями супермаркета, Георгий несколько минут вертел головой, стараясь усмотреть то, что ему нужно. Увидел и решительно направился чуть в сторону от входных стеклянных дверей. Туда, где стояла компания молодых парней лет 18-20, пили пиво из бутылок, курили и смеялись.
"Эй, соплячня, вам не кажется, что здесь не место для распития?"
Его били не так уж долго, но сильно. Георгий только закрывал лицо руками из-за оставшегося почему-то с детства страха, что ему расквасят лицо. Пусть лучше ребра ломают, и почки отбивают, только не лицо. Пусть делают, что хотят... Так ему и нужно...

Послесловие.
В больнице жена выкладывала из пакетов что-то вкусное, а сын держал его за руку и заглядывал в глаза. "Па, ты же поправишься? Правда? Нам с мамой плохо без тебя! Мы тебя любим!"
Георгий чувствовал облегчение, что сын и жена его простили. Он искупил...
Потом они ушли, поцеловав его нежно на прощание. Он лежал, глядя в потолок и улыбался. И... Пришла в голову гаденькая мысль: «Но ведь можно так и в следующий раз... Покормить демонов, а потом нарваться... И демоны сыты, и совесть чиста... И простят..."