Ярослав Гашек
КАК БАЛУШКА НАУЧИЛСЯ ВРАТЬ
В одном Балушка превосходил своих одноклассников: в пламенном патриотизме. Конечно, товарищи его тоже были большими патриотами: они, как истые подскальские, пылали ненавистью к смиховским. Но ни один из них не защищал честь правобережной Влтавы с таким мужеством, как Балушка. Когда наступало время славных боев, происходивших ежегодно, как только Влтава замерзала и оба народа получали возможность сойтись, когда из улицы в улицу передавался клич: «Вали!» — Балушка крал ремешки от извозчичьих кнутов и мастерил пращи. Его пращи били дальше всех. Он всегда, набив карманы камнями, с ужасными угрозами и проклятиями бросался на смиховских, а затем, истощив запас снарядов, стремглав кидался, зажав в руке ремень с большою пряжкой, на испуганные толпы врагов.
Теперь шли в ход ремни. Сам Балушка как-то раз взял в плен пятерых смиховских, и подскальские повели их, ликуя, на свой берег, на свою подскальскую родину. Привели под конвоем к деревянному забору старого Подскалья и там, в сторонке, обыскали. Пленники шли ни живы пи мертвы, зная, что от страшного противника, предводительствуемого Балушкой, пощады не жди. Добычи особенной не было: рогатки, два-три четырехкрейцеровых перочинных ножика, вставка для пера, прилипающая к пальцам (значит, ценой в один крейцер), полсигареты, монета, три шурупа, гвозди, ремень и маленькие образки, полученные этими пай-мальчиками от законоучителя, прежде чем выступить после уроков в поход. Впрочем, они вовсе не считали, что эти образки ограждают от врага, а просто брали их с собой, рассчитывая выменять в районе военных действий на резинку или краски. Теперь все это у них отняли.
Ограбленные, стояли они среди издевающихся врагов, с тоской ожидая порки, которая не заставила себя долго ждать. После экзекуции Балушка наслюнил чернильный карандаш, помазал слюной лбы пленников и вывел на лбу у каждого, со всевозможным старанием, почти неизгладимую надпись: «Смиховские — вонючки».
Потом им пришлось поцеловать подскальское знамя, сшитое из нижней юбки Балушкиной сестры (кража, обнаруженная в доме позже), после чего они получили возможность вернуться к своему народу под конвоем подскальских бойцов, которые по дороге не переставали их избивать. У моста они были отпущены и кинулись со всех ног мимо сборщика пошлины, а подскальские бойцы кричали им вслед:
— У них нет на мостовую пошлины, пан полицейский! Не пускайте их!
Смиховские обращались со своими пленниками не менее свирепо и тоже мучили их. Сам Балушка испытал это на себе, когда напоролся на неприятелей за Императорским лугом.
Они не знали его; это были просто мародеры — из тех, что тащатся по следам армии, сражаясь па свой страх и риск.
— Откуда? — грубо спросили они его.
Балушка мог бы выпутаться из этой переделки соврав; но он был герой, настоящий Муций Сцевола, и с ледяным спокойствием гордо ответил:
— Я подскальский, подлые смиховцы!
Подвергнутый унижениям, обысканный и обобранный до нитки, вернулся Балушка к своим.
У него даже рогатку отняли. Кто не имел рогатки, тот не поймет, какая это потеря.
Из рогатки можно стрелять в воробьев и в султаны полицейских. С нею охотятся на кошек, и, кроме того, ее можно в любой школе обменять по существующим ценам на большую картину, изображающую первое причастие, либо на целую серию образков наших святых патронов стоимостью в десять сигарет.
— Надо было соврать, — сказали ему товарищи, узнав от него, как было дело. — Ты дал маху, дурак. Говорил бы: «Я смиховский».
— Не умею я врать, — признался Балушка. — У меня и дома из-за этого неприятности. Недавно я взял у папы из письменного стола пятак. На меня напустились. Это ты взял, говорят. Вижу: дело плохо. Пришлось штаны снимать. И вчера тоже сознался, что последнюю булку съел, которую дедушке оставили.
— Надо научиться, — сказал долговязый Витек. — Сперва у меня тоже всегда был такой дурацкий вид и кровь в лицо бросалась — сразу можно было догадаться. А теперь вру, глазом не моргнув. Что дома ни разобью, все на сестру сваливаю — ну ей и всыплют, дуре этой, Нанке; а она ходит, ревет.
— Да у меня не выходит, — возразил Балушка. — Начну сейчас же запинаться и запутаюсь либо такую понесу околесицу, что они говорят: ты, мол, спятил. Раз нечаянно тюфяк поджег, а папе сказал, будто это мама.
Многоопытный Витек задумался.
— Не горюй. Попадешь по-настоящему в скверную историю — научишься.
Наступила весна.
Лед растаял, и оба народа лишились возможности сходиться и продолжать военные действия; поэтому подскальские, чтобы не сидеть без дела, выступили против родных своих братьев подоляков.
Балушка опять попал в плен, опять признался противнику, что он подскальский, и опять поплатился за это.
Отец Балушки держал трактир у реки. В один прекрасный день, когда так ясно светило солнышко и подскальские засели на скалах над Вышеградом, чтобы захватить врасплох подоляков, Балушка, печальный, пошел в Прагу, куда отец послал его за колбасками для трактира.
Душой он был с соратниками. Возвращаясь со свертком колбасок в руках, он заметил в узком переулке между заборами какого-то мальчишку, который нахально свистел.
Догнав дерзкого, он обнаружил, что это парень с Завадилки на Подоле. То есть ярый враг. Уловив в глазах Балушки угрозу, подольский лазутчик скорчил представителю коренного населения рожу и пустился было наутек. Но Балушка, толкнув его с криком: «Чего толкаешься?» — тут же вступил с ним в единоборство.
Сверток с колбасками упал на землю, раскрылся, и оттуда выкатились две отличные колбаски; Балушка, занятый боем, не успел поднять; он увидел только, как из калитки выбежала собака, схватила их и, радостно махая хвостом, побежала по направлению к Эмаузскому монастырю.
Балушка оставил противника, поднял сверток и побежал за собакой. Но куда там — поминай как звали! А когда он наконец догнал ее, она только удовлетворенно облизывалась.
Балушка вернулся домой совсем расстроенный и принялся усердно развешивать связки колбасок возле буфетной стойки.
— Ты все принес? — спросил отец и аккуратно пересчитал колбаски. — Двух не хватает, — сухо промолвил он и кивнул Балушке: — Идем из комнаты.
Балушка последовал за отцом, окончательно упав духом и на ходу отстегивая штаны.
— Нет, нет, милый. Скажи сперва, зачем ты их съел?
— Я не ел.
— А кто же?
— Собака.
— Не ври.
— Собака съела, когда они высыпались, — захныкал Балушка.
— Так ты научился врать! — закричал отец. — Мать, пойди-ка сюда, послушай, что этот мальчишка плетет. Я тебе всегда говорил: не пробуй врать. А раз начал выдумывать, я тебя проучу. Ты у меня сознаешься. Будешь стоять на коленях на горохе, пока не отучишься врать!
И Балушка стоял на коленях. Он чувствовал каждую горошину. А напротив сидела мать и читала «Святого Войтеха».
Время от времени она поднимала глаза на Балушку и спрашивала:
— Ты съел?
— Нет.
Когда в трактире никого не было, приходил отец и спрашивал:
— Говори правду! Ты съел?
И Балушка каждый раз отвечал со слезами:
— Нет.
Наступил вечер, подали ужин, а Балушка все стоял на коленях и по-прежнему отвечал на роковой вопрос:
— Нет.
Колбаса с кнедликом так вкусно пахнет, а Балушка все стоит коленями на горохе. Наконец он не выдержал: только дождаться бы, когда спросят опять.
И тут очень кстати отец объявил:
— Последний раз говорю: не ври. Ты съел?
— Я, — ответил Балушка, не краснея.
— Ну так и быть, снимай штаны, — благодушно промолвил отец, и Балушка поспешил радостно лечь на ласковое отцовское колено.
Вслед за чем получил колбасу с кнедликом.
А потом, ложась в постель после перенесенной порки и глядя на образ ангела-хранителя у изголовья, он прошептал:
— Слава богу, теперь я умею врать!
https://knigogid.ru/books/382245-kak-balushka-nauchilsya-vrat/toread
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
