Отправлено: 06.04.21 21:53. Заголовок: Дуглас Локвуд. "Я - абориген".

Эпизод из жизни австралийских аборигенов.

Дуглас Локвуд

Я - абориген

<...>

Вскоре я сам стал ловким охотником. Мне еще не было и десяти лет, а я уже умел
добывать пищу - находить ее, похищать, например, козье молоко, убивать животных
копьем или ловить в западню.
Мы любили выйти вместе с пастушками - пожилыми женщинами нашего племени и,
изловчившись, прокатиться на козле. Стадо разбегалось в разные стороны, старухи
кричали вне себя от ярости. Иногда мы предлагали им постеречь стадо, пока они
будут собирать корни лилий в заводи, но это была лишь уловка, помогавшая нам
как можно быстрее вскочить на козлов.
Для этого надо было как следует побегать, после чего, конечно, хотелось пить.
Воды у нас было сколько угодно, но она изрядно надоела, а здесь под рукой
молоко: и питье, и еда одновременно.
Раз или два я пытался приложиться прямо к соску козы, но в рот мне не попало ни
капли. Я никак не мог понять, как это козлята не умирают от голода. Мы, однако,
наловчились пить иначе: один из нас тянул сосок и направлял струю молока в
открытые рты приятелей.
Если бы только в рот! Шутки ради доильщик пускал струю в глаза или нос товарища,
и вскоре все мы были в молоке с головы до ног. Козы жалобно блеяли, на помощь им
прибегали женщины и разгоняли нас.
Одно время миссия имела четыреста коз, так что нам было за кем гоняться, но
поголовье животных резко падало, если пастушки позволяли им приближаться к реке.
Козы, существа любопытные и бесхитростные, легко становились добычей крокодилов,
которые любили полакомиться козлятиной. Как ни старались пастушки отогнать стадо
от воды, упрямых животных так и манила к себе зеленая травка на берегах Ропер.
Они бежали к ней с холма. Многие уже не возвращались.
Но больше всего мне нравилось ловить рыбу с лодки. При этом я не только
испытывал удовольствие и чувство опасности, но добывал еду и учился владеть
копьем, с которым управлялся довольно лихо.
Небольшая долбленка точно отвечала своему названию. Из ствола сосны или чайного
дерева ножами и топорами - а наши деды камнями - выдалбливали середину, и вот
уже примитивная лодка готова.
Круглое днище лодки, не имевшей к тому же киля, делало ее чрезвычайно
неустойчивой. Тем не менее мы со временем научились удерживать ее в равновесии,
даже когда из троих или четверых ребят, сидевших в ней, один вставал во весь
рост, чтобы метнуть копье в рыбу.
Мы, конечно, не раз переворачивались вверх дном, прежде чем достигли
совершенства, управляя лодкой. Но мысль о крокодиле, который может "пощекотать"
тебе ноги, пока ты барахтаешься в реке, помогала нам быстро поставить долбленку
на воду и взобраться на борт.
Подгоняемый страхом, каждый мальчик тянул лодку к себе или греб в свою сторону.
Труднее всего им было согласовать свои усилия, чтобы она не перевернулась снова,
пока они влезают на борт.
Река стала для нас райским уголком, долиной счастья, где не оставалось места для
скуки. Ее берега то и дело откликались эхом на наши крики и возгласы, пока мы
медленно плыли по течению, высматривая добычу. Один греб, второй вычерпывал
воду, третий стоял наготове с трезубым копьем в руке.
- С-с-с-с!
Это даже не шепот, а еле заметное движение губ.
- С-с-с-с!
Весло становится рулем, меняющим направление движения лодки.
- С-с-с-с!.. Уиш!
- Попал! Попал! Вайпулданья попал! Смотри, смотри! Брызгун! Да-да, брызгун!
Рыба, которая выпускает изо рта струю воды и сбивает ею насекомых в воду. А
Вайпулданья ее поймал! Гляди-ка! Он пронзал ее копьем. Э-э-э-э! А-а-а-а!
Пастушки, с берега наблюдавшие за рыбной ловлей, смеялись до упаду.
Глупая рыба извивалась, пытаясь сорваться с трезубого копья. Вскоре мы ее
испечем в земляной печи, устроенной в потайном месте на крутом берегу реки, на
таком расстоянии от лагеря, где нашу печь не могут увидеть старшие. Мы вовсе не
были обязаны делиться рыбой с племенем. Чтобы поощрить мальчиков охотиться с
копьем, добыча в награду доставалась им самим. Но ведь она казалась еще вкуснее,
если мы съедали ее втайне от старших!
Как скучно, наверное, было на реке в то время, когда аборигены еще не знали, что
такое проволока и тонкие стальные прутья! Белые дети космического века не могут
представить себе мир без радио и автомобилей. Мне так же непонятно, как могли
существовать мои соплеменники до изобретения копья для рыбной ловли.
Мой дед Нэд Веари-Вайшита рассказывал мне, как они в детстве ловили рыбу: из
тростника плели корзину конической формы и ставили ее в билабонг.
Предполагалось, что рыба сама туда заплывает, и она действительно заплывала.
Уловы тогда были огромные - во всяком случае, если верить рассказам деда.
- Но ведь вы, дедушка, не знали главной радости - бросать копье в серебристую
баррамунди и видеть, как она на нем бьется, - говорил я.
- У нас были свои радости, - отвечал он. - Мальчишки находили другие забавы.
Пока ловилась рыба, мы могли охотиться на кенгуру. Для этого у нас были копья с
каменными наконечниками. Корзины на рыбу мы ставили вечером, а на заре они уже
были полны. Нет, копья нам были ни к чему. Если же хотелось поразвлечься, ну что
ж, рыбу ловили и голыми руками.
- Голыми руками? - переспрашивал я недоверчиво.
- А что ж? Очень даже просто. Положим на воду рака и хлопаем по поверхности его
широким хвостом. Это для баррамунди все равно что обеденный гонг. Через
несколько минут она всплывает с широко раскрытой пастью, направляется прямо к
раку и заглатывает его, как питон кенгуру. Баррамунди хорошо слышит, но обоняние
у нее плохое, да и жадность ее губит. Заглотает она рака и принимается за руку,
доходя таким образом до самого кистевого сустава. Вот тут-то мы быстро
просовываем пальцы в жаберные щели и выбрасываем рыбу из воды.
Умей рыба выражать удивление, баррамунди превратилась бы в сплошной
восклицательный знак. Секунду назад она плотно поужинала раком, уже хотела
закусить рукой аборигена и медленно продвигалась вверх по ней, как вдруг
нежданно-негаданно очутилась, задыхаясь, на берегу! А ты говоришь, не было
радости... Но с тех пор как у нас появился первый моток проволоки, я уже никогда
не видел, чтобы мальчики ловили рыбу таким способом.
Что ж... Может быть, это и так. Но и мы тоже по-разному применяли трезубое
копье. Иногда делали запруду из кустарника, в ней оставляли один-единственный
проход для рыбы, а сами становились рядом по колено в воде. Дно илистое, мы,
бывало, взбаламутим воду, рыбы и идут наверх. Вытаскивали их десятками. Это все
равно что стрелять сидящих на реке уток.
Кроме того, мы отравляли воду корой дерева мурнганава - пресноводного
мангрового, в изобилии росшего на берегах Ропер. Сколько раз я сам обдирал кору,
лианой бунбунгари привязывал ее в земляной печи к раскаленным камням, а когда
кора начинала с шипением выделять ядовитый сок, бросал ее в воду. На следующий
день весь билабонг был покрыт дохлой рыбой.
А как-то раз мы устроили такое, что получили хорошую взбучку от миссионеров и
старейшин племени.
Это был случай с похищением карбида.
Однажды у мола разгружали судно, доставившее среди прочего груза банки с
карбидом, необходимым для освещения здания миссии. Мы, мальчишки, как обычно,
сидели на берегу и смотрели. Из трюма выгружали мешки с мукой, банки джема,
ящики чая... Вдруг слетела крышка с банки с карбидом и упала в воду. Тут же
послышалось шипение.
- Туман!
- Облако!
- Пар!
- Дым!
У каждого из нас нашлось свое объяснение облачку газа, поднявшемуся над рекой,
но дальше произошло настоящее чудо. Один из белых рабочих миссии бросил
зажженную спичку, газ ярко вспыхнул и горел несколько секунд. У нас от удивления
глаза на лоб полезли.
- Я волшебник, - сказал рабочий, - и могу заставить гореть воду.
Это произвело на меня куда более сильное впечатление, чем все виденные ранее
трюки белых людей. Водой, я знал, огонь заливают, но чтобы вода горела?
- Вот это да!
- Смотри, смотри, вода горит!
- Это, верно, дьявольская вода, прямо из преисподней, а?
Мы изощрялись в догадках, и только один наш товарищ, Джимми Юдбунджи, как ни
странно, молчал. Джимми слыл среди нас своего рода теоретиком. Он всегда находил
способ, как проще сделать копье и лучше поразить им рыбу. В тот вечер он сидел
около костра, положив голову на руки и, не отрывая глаз от огня, наблюдал, как
прогорают поленья, как они тлеют, превращаясь в угли, проходя все оттенки
цветовой гаммы.
Наконец я не выдержал.
- Что с тобой? Может, заболел?
- Нет, - ответил он. - У меня этот карбид из головы не выходит.
- Да, вот потеха была. Но ты не смеялся.
- А мне и не было смешно.
- Тогда о чем ты думаешь? И что тебе до карбида?
- Ничего, - ответил Джимми. - Ничего. Просто я подумал, что им можно глушить
рыбу.
Теоретик, мозг нашей компании, не дремал. Мы были в восторге.
- Как? Как, Джимми?
Джимми вытащил длинную узкую жестяную банку с навинчивающейся крышкой вроде
футляра от электрического фонарика.
- Мы наполним ее карбидом и водой, под давлением газа она взорвется, - пояснил
он. - Если это произойдет под водой, то взрыв убьет много рыбы. Может, рядом
окажется любопытная или голодная баррамунди, и она проглотит всю банку.
План был встречен с энтузиазмом, но Джимми поспешил охладить наш пыл.
- Нужно браться за верх банки и немедленно бросать ее в воду, иначе вместо
баррамунди взорвемся мы.
Предложение было поставлено на голосование, и совет младших решил, что следует
приступить к осуществлению проекта.
Мы наполовину наполнили банку карбидом, украденным со склада миссии, добавили
кружку воды, завинтили крышку, как ручную гранату, бросили банку в реку и,
сгорая от нетерпения, ждали, что будет дальше.
- Вот всплывает большая рыба... Хочет попасть к нам на обед, - приговаривал
Джимми.
Мы ждали. Ждали, казалось, бесконечно. Мы-то думали, что через несколько минут
от нашей банки земля вздрогнет и вода выйдет из берегов. Но раздался еле слышный
звук, крышка вылетела, а за ней на поверхности воды показалось несколько
пузырьков и тоненькая струйка газа. Оглушили мы всего лишь нескольких мальков.
Джимми не был удовлетворен.
- Надо попробовать еще раз, - сказал он. - В субботу после школы возьмем
галлонную банку карбида со свинцовой крышкой.
- Ты можешь взорвать миссию, - заметил я.
- Я и себя могу взорвать, но надо же посмотреть, что получится. - Джимми был
настоящий исследователь.
Всю эту неделю мы перешептывались, обменивались многозначительными взглядами и
знаками, которые только нам одним были понятны. Наконец наступила суббота и
взошло солнце, как пылающее предзнаменование того, что в этот день мы высвободим
в глубине реки яростную силу, сотворенную руками человека.
На этот раз мы уменьшили содержание карбида и воды, оставив достаточно места для
образования газа. Крышку не только завинтили, но и прикрутили веревкой, чтобы ее
не сорвало сразу. Затем привязали к банке камни и бросили ее в воду, замирая от
страха, что создали не менее смертоносную мину, чем те, что бросают во время
войны белые люди.
Я испытывал глубокое уважение к Джимми Юдбунджи как к изобретателю, но не был
вполне уверен, что он властен над своими изобретениями, и, пока мы напряженно
ждали, чтобы наш горшок вскипел, предусмотрительно спрятался за дерево. К моему
великому удивлению, Джимми, видимо тоже не очень уверенный в своих силах, по
моему примеру бросился за соседнее дерево.
Ожидание казалось бесконечным, тем более что мы не решались выйти из укрытий и
приблизиться к реке. Но вот фонтаном поднялась вода, словно кашалот дунул и
выплюнул грязь, осколки и рыб.
Мы кинулись к реке. Бесспорные доказательства победы были налицо.
- Глади, гляди! - кричал Джимми. - Баррамунди... Да еще какая!
- Царь-рыба! Ничего не скажешь.
- Лещ!
- Ставрида! Большая - одна, вторая, третья.
- Гроупер! Гляди-ка, гляди-ка, Джимми! - Ликование наше было беспредельным.
Еще бы! Мы изобрели новый способ ловли рыбы, который сможем передать потомкам,
как наши предки передали нам копье и бумеранг.
К сожалению, все обернулось иначе.
Джок Бакли, рабочий миссии, слышал взрыв - да и кто мог его не слышать? - и
прибежал узнать, в чем дело. Он появился в сопровождении чуть ли не всех
аборигенов, живших в миссии, в тот самый момент, когда мы вытаскивали из воды
дохлую рыбу. Нас застигли с поличным. Преступление было велико: все равно, что
контрабандный ввоз оружия. Мы оказались виновными в предумышленных разрушениях
не меньше, чем хозяева крупных оружейных заводов, более цивилизованные, чем мы.
Бакли заставил всю нашу компанию из двадцати человек предстать перед судом
миссии, в который входили и старейшины племени.
- Итак, что вы замышляли? - спросил он.
Однако Джок, человек практичный, прекрасно понимал, что произошло, и без наших
ответов.
- Кто проник на склад и украл карбид? Кто сделал бомбу? Кто убил несчастную
рыбу? - Он засыпал нас вопросами, не ожидая ответа. - А что если я наполню
карбидом четырехгалонный баллон и поставлю сегодня в ваш лагерь? Понравится вам
это, бесенята?
- О нет, сэр, нет! - Между нами не было никаких разногласий. Мы хорошо видели,
как рванула наша бомба, и вовсе не желали, чтобы она взорвалась около нас.
- Значит, вы хотите жить? - гремел Джок.
- Да, сэр! - Мы и здесь проявили полное единодушие.
- Как же вы хотите жить? Как христианские мальчики или как черные дьяволы?
- Так, чтобы есть сколько угодно рыбы, пожалуйста, мистер сэр, - промолвил
Фредди.
- Без дерзости! Не дерзи! - грохотал Джок. - Вы и так отличились! - Он
повернулся к старейшинам. - Что с ними делать?
Мы бы предпочли, чтобы Джок принял решение сам. Опыт показывал, что белые часто
наказывали менее сурово, чем старейшины. Те не колебались ни минуты.
- Выпороть всех!
- Да, выпороть!
- Задать хорошую взбучку! Могли всех нас взорвать!
- Сними ремень и дай каждому как следует. По ногам и мягкой части! И бей не
жалея!
Так и решили. Мы грустно выстроились в ряд, и Джок немедленно привел приговор в
исполнение. Обжаловать его в высшую инстанцию мы не успели.
Первый мальчик, подвергшийся экзекуции, громко завизжал. Потом он отошел в самый
конец очереди, где стоял я.
- Знаешь, ведь это больно, - сказал он.
- Жалит, - добавил следующий.
- Ноги огнем горят, - поддержал третий.
Через несколько секунд я смог лично убедиться в том, что они правы.
- Стыдись - хлоп - и - хлоп - больше - хлоп - так - хлоп - не - хлоп - делай -
хлоп! - Джок и ремень говорили в один голос. Я получил шесть полновесных ударов.
Это был конец наших карбидных бомб. После всего случившегося мы пришли к выводу,
что рыба, убитая копьем, гораздо вкуснее.

<...>

 Отправлено: 04.05.21 21:55. Заголовок: Мы вели себя, наверн..

Мы вели себя, наверное, так, как и должны вести себя шестьдесят мальчиков и
девочек, собранных в одном классе: были то ангельски послушны, то безудержно
шаловливы. Может быть, дети аборигенов даже более находчивы в изобретении
мучительств для своих учителей. Мисс Дав трудно было скрыть раздражение и страх,
когда она видела подползающего к ее стулу молодого питона или гуану. Мы часто
приносили этих пресмыкающихся в школу, усыпляя бдительность старших.
Я неизменно получал удовольствие от того, что мисс Дав бледнела, а глаза ее
округлялись от ужаса при виде ползающей по полу змеи. Ей все пресмыкающиеся
казались ядовитыми змеями, что, впрочем, вполне понятно: на реке Ропер было
сколько угодно тайпанов, черных ехидн и шипохвостов. Кто-кто, а уж я-то знал это
очень хорошо, недаром я охотился на змей и даже ел их.
Мисс Дав грозила нам суровыми карами, но стоило нам в тысячный раз объяснить,
что мы принесли змею или гуану на урок естествознания, и она моментально
смягчалась. Разве она сама не просила нас приносить образцы растений и животных,
которые мы могли бы рассматривать и изучать?
Но вот запугать ее преемницу мисс Кросс оказалось куда труднее. Первого же
питона, принесенного в класс, она схватила за хвост и выкинула за окно.
- Следующего я убью, - сообщила учительница мрачно.
Мы поверили ей на слово, а так как никто не хотел терять своих любимцев,
оставили мисс Кросс в покое. Но однажды мальчик по имени Джорум принес в
спичечной коробке трех злых ос. Они частично вознаградили нас за утраченное по
вине мисс Кросс достоинство, но и мы немало за них пострадали.
Все мы не раз видели, как оса быстрым уколом жала убивает более крупных
насекомых. Те, кто пострадал от ее укуса, старались никогда не поворачиваться к
ней спиной. Среди прочих неприятных обитателей леса осу выделяло прозвище
"нахалюга".
Окна класса были затянуты проволочными сетками, так что осы не могли вылететь.
Занятия прекратились, пока мисс Кросс бегала за ними, стараясь выгнать в дверь.
Наконец несколько мальчиков свернули из бумаги хлопушки и убили ос. Тут началось
следствие.
- Кто это сделал? - спросила мисс Кросс.
Никто не ответил и даже не поднял головы.
- Я спрашиваю, кто это сделал, и жду ответа! - повторила учительница.
Молчание. Джорум не собирался признаваться, а мы - его выдавать, хотя через
несколько минут дорого заплатили за свою верность.
- Прекрасно! Тома сюда! - приказала учительница.
Том был вовсе не мальчик, которого она считала виновным, а тяжелый кожаный
ремень. Подобно змее, он лежал свернутый в углу комнаты.
В тот день он погладил нас всех по рукам, по ногам и по ягодицам, защищенным
лишь тонкой тканью лап-лапа. После уроков Джорум уверял всех, что очень сожалеет
о причиненном нам беспокойстве. Он опоздал на час со своими извинениями: они
никак не смягчали боль от обжигающего укуса тяжелого ремня.
- Можете взять мою лодку, - говорил Джорум. - И мои стрелы. И у меня есть дикий
мед, который я вам отдам.
- Спасибо, Джорум, - отвечали мы. - Только завтра оставь ос дома. Ремень жалит
куда сильнее.
Но приходили ли мы с осами, змеями, гуанами или без них, Том все равно был тут
как тут, едва появлялась мисс Кросс. Иногда мы называли ее мисс Вери Кросс.
Она требовала Тома всякий раз, когда я не мог сложить два числа или искал ответ
в книге соседа. "Это обман", - говорила она, хотя я никак не мог понять почему;
в нашем племени знаниями делились так же, как едой.
Она терпеть не могла нашу болтовню, а для детей аборигенов, которые говорят
почти непрестанно, молчать на уроках было пыткой. Застигнув болтуна на месте
преступления, учительница надевала ему на кончик языка зажимы для белья или
скрепку для бумаги.
- Теперь болтай, сколько твоей душе угодно, - приговаривала она в таких случаях.
Другим страшным прегрешением считалось непослушание, но вот здесь нам на помощь
приходила племенная выучка. Каждый мальчик, который, как и я, прошел
очистительные церемонии инициации и два года, выполняя табу, не общался с
определенными людьми, без труда повиновался несложным правилам поведения.
Впрочем, иногда мы против них бунтовали.