Отправлено: 14.08.20 17:17. Заголовок: Александр Машков. "Веселые и грустные странички из новой жизни Саньки М."

Веселые и грустные странички из новой жизни Саньки М.

Александр Машков

Главному герою - мальчику из уголовной семьи - на момент событий в 1968 году
девять лет.

<...>

...- Ну что ты опять плачешь? - спрашивала меня Лиз, держа на руках. -
Не так уж и больно. Подожди, смажу чем-нибудь.

Лиска отнесла меня в нашу сарайку, положила на кровать, на живот, нашла
какую-то мазь, начала смазывать спину и попу. Папа отходил розгами, не
получалось у меня с руками, никак не получалось!

Отец видел, куда девается камешек с руки, карты не хотели прятаться,
яблоко падало. А мне уже пять лет. Рассердившись, папа отходил меня
хворостиной. Не до крови, но рубцы вздулись.

- Смотри, как надо! - Лиска встала передо мной на колени, медленно
показывала, что надо делать. Мне стыдно было перед сестрой, я
очень-очень не хотел ее огорчать. Проследив за ее движениями, я
попробовал повторить, и у меня все получилось! Лежа на животе со
спущенными штанами, намазанный мазью, я с легкостью повторял все
манипуляции с предметами и смеялся над собой: оказывается, это так просто!

Конечно, отец приписал это своей воспитательной работе. Посмотрев, как у
меня получается, он остался доволен, отыскал хворостину, которой меня
учил, и поставил замачиваться в ведре с водой, утверждая, что это
счастливая хворостина.

Лиска робко попросила отца, чтобы он доверил ей практические занятия со
мной после того, как отец проведет теоретические занятия.

У Лиски получалось быстро обучать меня всяким премудростям воровского
дела. Иногда у меня что-то не выходило, сестра меня наказывала, но боль,
которую она мне причиняла, казалась мне сладкой. Я ревел, лез к ней на
руки, но был счастлив.

- Ты маленький мазохист! - смеялась она, прижимая к себе.

Так же с плаванием. Лиска купалась со мной в ледяной воде, учила
отстраняться от холода, но ни в коем случае не доводить свое тело до
переохлаждения. Для чего это нужно было? Если хочешь выжить, надо уметь
плавать в любой воде, чтобы руки-ноги не сводило судорогой.

Лазание по деревьям входило в уроки. У Лиски были когти для рук и ног,
она взлетала по стволу с такой скоростью, что казалась мне белкой.
Иногда уступала эти когти мне, тогда я совершал чудеса акробатики на
деревьях, прыгая с ветки на ветку, пока не грохнулся с высоты трех метров.

Дыхание выбило, в боку болело. Подбежавшая Лиска сделала мне
искусственное дыхание, прощупала ребра. Потом наложила тугую повязку, и
я снова продолжил разминать кисти рук.

Лиска заковывала меня в серийные наручники и засекала время, за которое
я освобожусь. Если не успевал, то она выкручивала мне уши, с удовольствием
слушая мои вопли.

Любимая моя сестренка, где ты?

<...>

Когда начальник с мальчишкой ушли, малыши закричали в восторге и
запрыгали вокруг меня.

Я с улыбкой смотрел на них, радуясь, что хоть чем-то отблагодарил их
за гостеприимство.

Потом мой взгляд упал на сосны, и я вспомнил, что хотел осмотреть
окрестности с высоты.

Забравшись в палатку, я вынул из рюкзака кошачьи когти. Сначала так и
хотел пойти, с Лискиным рюкзачком, но потом у меня возникла хулиганская
мысль, я завернул когти в чье-то полотенце и вышел со свертком в руке,
осмотрев своих друзей, я выбрал самых старших - Вадика и Владика - и
предложил им прогуляться по лагерю. Те охотно согласились, тем более,
что Вадик целый день маялся возле палатки, отбывая дежурство.

Неторопливо прошлись вдоль главной "улицы", поравнявшись с палаткой, где
устроились девочки, я мило улыбнулся красавицам, которые нагрубили
мне давеча. Красавицы скривили в ответ свои рожицы, явно презирая
мальчишек, особенно малышей.

Помахав им ручкой, мы пошли знакомиться с территорией дальше.

Ребята предложили обойти район старших подальше, на что я только головой
покачал: у нас в детдоме старшие относились к малышам, как к младшим
братьям, по крайней мере, сейчас стали так относиться. Жаль, времени у
меня мало, не успею объяснить подросткам, как они неправы...

Обойдя весь лагерь, причем ребята показали мне столовую, которая
расположилась на открытом воздухе, только под навесом. Планировалось
возвести и стены, оструганные доски лежали штабелем, но пока столовая
выглядела так: столы с лавками под крышей. Хоть от дождя будет защита.

Тем не менее был уже официальный вход, и у входа висело расписание, по
которому было расписано время приема пищи, начиная с самых маленьких
детей, то есть, с нас, и кончая уже четырнадцатилетними подростками,
последний год остававшимися пионерами. Насколько я знал, на следующий
год им предстояло уже отправляться не в детский лагерь, а в ЛТО, лагерь
труда и отдыха. Там они уже сами будут зарабатывать деньги на свое
пропитание, проживание и другие удовольствия.

Так мы и дошли до сосен. Выбрав самую высокую, я скинул кеды, пристегнул
когти на босые ступни.

Вообще-то их можно и на обувь, но я решил испытать их на голых ногах:
мало ли, может, придется прямо с постели и в бой, голышом.

Прицепив когти на руки, я попросил ребят присмотреть за обувью, и быстро
побежал вверх по стволу, услышав лишь испуганное:

- Санька! Куда ты? - но я уже был на середине ствола и карабкался выше.

Вот и крона. Удобно разместившись в развилке, я обследовал близлежащую
местность.

Картина выглядела довольно впечатляюще: вокруг лагеря шумел лес, впереди
лежало большое спокойное озеро, отливающее синим цветом, потому что небо
уже синело. Вдалеке, за озером, синели горы, плавно переходящие, ближе к
озеру, в сопки, круто обрывающиеся скалами у берега.

Пока я любовался видом, снизу донесся знакомый голос взрослого:

- Вы что здесь делаете? А это чья обувь? А, понятно, если вы здесь,
значит, и Сашка где-то! Где он? Саша! Выборов! - Я понял, что чувствует
кошка, забравшаяся высоко на дерево, и не знающая, как слезть. Мне на
самом деле было страшновато. Но решил пошутить:

- Снимите меня отсюда, я отдам колбасу!

- Что? Какую колбасу? - Евгений Олегович поднял голову, и я увидел, с
высоты девятиэтажного дома, как стремительно бледнеет его лицо.

- Саша, сиди там, я сейчас вызову пожарных! - крикнул он мне, собираясь
бежать к телефону.

- Дядя Женя! - испугался я. - Не надо пожарных, я сам!

- Какое "сам"! - воскликнул начальник лагеря. - Сиди тихо, я сказал... -
он замолчал, когда к ему под ноги упала обломившаяся ветка с
прошлогодними пустыми шишечками.

Спускаться было гораздо тяжелее, не зря я говорил о кошках: надо сначала лапу
вверх, потом вниз, в неудобное положение, и так по очереди все четыре лапы.

Как бы то ни было, я скоро был в крепких руках Евгения Олеговича,
который начал заниматься педагогическим воспитанием, не отходя от сосны.
То есть, он приспустил мои шорты, поднял упавшую сосновую ветку и стал
стегать ею по моей многострадальной попе.

Я взвыл на радость педагогу, с трудом вывернулся из его лап, подтянул
штаны и, прыгнув на дерево, вскарабкался на четыре метра вверх.

- Куда залез?! Ну-ка слазь!! - ругался Евгений Олегович.

- Не слезу! - возмущался я. - Нет закона, чтобы по голой попе колючей веткой!

- Слазь, я тебе еще уши надеру! - бесновался начальник.

- Нет!

- Ладно, хватит, Саша, слазь, я уже успокоился.

- Правда? - не поверил я.

- Правда, правда, - ответил Евгений Олегович. Я не доверял ему, но
осторожно спустился вниз, а когда переобувался, сев на землю, он
вероломно схватил меня за ухо и больно выкрутил его. Аж затрещало.

Я отдал ему ухо, а он...

У меня даже слезы на глазах выступили:

- Дядя Женя! Больно же!

- А мне не больно? - возразил мне "дядя Женя". - Хотите до инфаркта
меня довести? Если хотите, пожалуйста! Прыгайте с деревьев, ныряйте в
озеро, бейтесь головой о камни!

- В озере я завтра искупаюсь. Утром, - баюкая красное ухо, сказал я, с
сожалением думая, что моя очередная пакость сорвалась. - У меня утром
пробежка на пять-шесть километров, плавание в озере, разминка...

- Спортсмен, значит? - усмехнулся начальник. - Скалолаз-разрядник? Пока
ты в моем лагере, будешь подчиняться моим приказам! Купаться только в
отведенных местах! Зарядка только по расписанию! Никакой самодеятельности!

- Евгений Олегович! - взмолился я.

- Ничего не знаю! - отрезал Евгений Олегович. - Марш на ужин! А вы, -
обратился он к Вадику и Владику, - не вздумайте повторять выходки этого
хулигана! Увижу, выпорю! Понял, Сашка? Не учи детей дурному!

- Понял, - буркнул я, опустив глаза.

- Не слышу! - гаркнул начальник. Я встал по стойке смирно и отсалютовал.

- Так-то лучше! - довольно сказал Евгений Олегович и лично повел нас в
столовую. Там велел девочке лет семнадцати в пионерском галстуке умыть
нас и накормить. Хорошо хоть когти не отнял, видимо, на самом деле чуть
инфаркт не заработал, забыл о них. Потирая пострадавшее ухо и почесывая
зудящий зад, я слегка раскаивался. Ну откуда я мог знать, что он
появится возле нашей сосны? Или заметил ребят?

Интересно, завтра ухо пройдет? Хотелось проучить дерзких девчонок.

Поужинав гречкой с котлетой и запив ее чаем, разошлись по палаткам.
Парня, который обложил данью моих малышей, все не было. Его, кстати,
звали Данька. Такое хорошее имя испоганил! - наливался я злобой.

Вадик с Владиком начали рассказывать про мое приключение. Сначала с
опаской поглядывая на меня, потом все больше веселясь. Скоро вся наша
компания весело хохотала, вспоминая, как меня хлестали сосновой веткой по
голой попке, а потом им показался еще забавнее эпизод, когда я препирался
с Евгением Олеговичем, вися на стволе, куда забрался от гнева начальства.

<...>