Отправлено: 15.04.09 19:58. Заголовок: Киплинг "Сталки и компания"

Извиняюсь за слишком длинный отрывок, но "Сталки и компания" (вариант "Ловкач и компания") хочется цитировать от начала и до конца! Это история троих друзей: Сталки-Ловкача, Жука и МакТурка - учеников частной английской школы. А также неисправимых выдумщиков и прохвостов, ведущих нескончаемую войну с учителями.
Советую прочитать повесть ЦЕЛИКОМ!

***
– Нужно собраться, – сказал Сталки, поднимаясь с кровати, на которую он рухнул, войдя в спальню. – Изображаем оскорбленную невинность... как всегда. Мы понятия не имеем, зачем нас вызвали, так?
– Без объяснений. Лишили чая. Публично заклеймят позором, – сказал Мактурк, беспокойно перебегая глазами с места на место. – Черт, это все серьезно.
– Держись, пока Кинг не выйдет из себя, – сказал Жук. – Он злобный хрыч и в конце концов сорвется. Праут тоже дьявольски осторожен. Следите за Кингом и при первой же возможности жалуемся ректору. Они этого очень не любят.
Их вызвали в кабинет классного руководителя. Кинг и Фокси поддерживали Праута, а под мышкой у Фокси были три розги. Кинг торжествующее ухмылялся – он увидел слезы на щеках мальчишек, – слезы от приступов хохота еще не успели просохнуть. Потом начался допрос.
Да, они шли вдоль скал. Да, они зашли на территорию полковника Дэбни. Да, они видели предупредительные таблички (на этом месте Жук истерически фыркнул). Зачем они зашли на территорию полковника Дэбни? «Понимаете, сэр, мы ловили барсука».
Тут Кинг, ненавидевший Общество естествознания из-за своей нелюбви к Хартоппу, не смог более сдерживаться. Он сказал, что не следует усугублять свою вину откровенным враньем. Но, сэр, барсук уже у мистера Хартоппа. Сержант очень любезно отнес его сам. Упоминание о барсуке и постоянная необходимость держать себя в руках довели Кинга до точки кипения. Они слышали, как он топал ногой, пока Праут готовился продолжать свои нелепые расспросы. Теперь мальчишки играли привычную роль. Их глаза заволокло пеленой, лица ничего не выражали, руки безжизненно висели вдоль тела. Это был урок английского поведения, преподанный им соотечественниками: отбросить эмоции и поймать противника в подходящий момент.
Дальше больше. Кинг еще яростнее стал осуждать их, он был весь исполнен праведного гнева, в то время как Праут был расстроен. Они ведь знали, что это влечет за собой наказание? Прекрасно изображая нерешительность, Сталки признался, что он что-то такое слышал; про себя он подумал, что обвинение им собираются предъявить в полной степени, но Сталки пока не хотел демонстрировать противнику свои козыри. Мистер Кинг не хотел слышать никаких «но», и его не интересовали оправдания Сталки. Но, может быть, с другой стороны, им интересно, если он выразит свои скромную точку зрения. Мальчишки, которые тайком ускользают, крадутся, скрываются, нарушают даже те границы, которые допускает Общество естествознания, в которое они пробрались обманным путем, чтобы прикрывать свою распущенность, свои пороки, свои мерзкие делишки...
«Он сейчас проколется, – проговорил про себя Сталки, – тут мы его и накроем, прежде чем он сможет вывернуться».
– Такие мальчишки, отвратительные, моральные уроды, – поток слов уже нес Кинга неизвестно куда, – лжецы, злые звери, утробы ленивые ... да, начинающие пьяницы...
Он просто подошел к заключительной части своей обвинительной речи, и мальчики это знали, но тут наступившее молчание прорезал голос Мактурка, и два голоса вторили ему.
– Я должен буду обратиться к ректору, сэр.
– Я должен буду обратиться к ректору, сэр.
– Я должен буду обратиться к ректору, сэр.
Это было их неоспоримое право. Пьянство означало исключение после публичной порки. Их только что в этом обвинили. И это дело должен рассматривать ректор, и только он.
– Ты потребовал суда Кесарева, к Кесарю и отправишься, – они уже слышали такой приговор раз или два за время учебы. – Тем не менее, – взволнованно сказал Кинг, – я рекомендую вам дождаться нашего решения, мои юные друзья.
– Сэр, мы можем общаться с остальными учениками до встречи с ректором? – обратился Мактурк к своему воспитателю, не обращая внимания на Кинга. Это моментально переносило все случившееся в иную плоскость. Кроме того, это означало освобождение от занятий, поскольку обвинение в моральном уродстве подразумевало строгий карантин, а ректор всегда выносил свое решение не ранее чем через сутки.
– Ну, гм... Если вы настаиваете на своей наглости, – ответил Кинг, с любовью глядя на розги под мышкой у Фокси, – то тогда никакой альтернативы нет.
Через десять минут новости стали известны всей школе. Сталки с компанией наконец-то попались... попались на пьянстве. Они пили. Они пришли из шалаша абсолютно пьяные. Они до сих пор лежат в бесчувственном состоянии на полу спальни. Несколько смельчаков подобрались ближе, чтобы посмотреть на них, но получили взбучку от преступников.
– Мы поймали его, поймали, как римлян в Кавдинском ущелье! – воскликнул Сталки, после того как все претензии были высказаны. – Кингу придется доказывать все, что он наговорил.
– Слишком защекотали, – процитировал Жук книгу, которую он читал. – Я же говорил, что он попадется!
– И никаких занятий, слышите, вы, начинающие пьяницы, – воскликнул Мактурк, – и чтобы ночью было тихо! Приветствую! А вот и наш друг Фокси. Опять пытки, Фоксибус?
– Я принес вам еду, юные джентльмены, – ответил Фокси, неся перед собой полный поднос еды. Их войны велись беззлобно, и Фокси подозревал, что мальчишки, которые дали так легко себя заманить, вероятно, что-то имели в резерве: Фокси служил в армии во время восстания сипаев, когда своевременная и точная информация дорогого стоила.
– Я... я заметил, что еды у вас нет, а Гамбли сказал, что вас, в общем, и не лишали довольствия. Вот я и принес вам это. Это же ваш паштет из ветчины, мистер Коркран?
– Вот это да, молодец, Фоксибус, – сказал Сталки, – не знал, что вы такой... Как это слово, Жук?
– Сострадательный, – тут же подсказал Жук. – Спасибо, сержант. Правда, это ветчина юного Картера.
– Он был помечен буквой «К». Я думал, что это мистера Коркрана. Это очень серьезное дело, джентльмены. Именно так. Я, конечно, не знаю, но наверно у вас есть что-то такое... может быть, о чем вы не говорите мистеру Кингу и мистеру Прауту.
– Есть. И много чего, Фоксибус, – сказал Сталки сквозь набитый рот.
– Тогда, если так, то, мне кажется, я мог бы представить это ректору, когда он меня спросит. Я должен представить ему обвинения сегодня вечером и... выглядит это все неважно.
– Очень неважно, Фокси. Двадцать семь ударов в спортивном зале перед всей школой и публичное исключение. «Вино – глумливо, сикера – буйна», – процитировал Жук.
– Ничего смешного здесь нет, джентльмены. Я должен идти к ректору с обвинениями. А вы... вы, может быть, и не знаете, что я сегодня следил за вами.
– Вы видели таблички? – прохрипел Мактурк голосом полковника Дэбни.
– Глаза у вас есть? И не вздумайте возражать. Видели! – подхватил Жук.
– Сержант! Сержант на пенсии, занимающийся браконьерством! О, черт! – безжалостно продолжил Сталки.
– Боже мой! – проговорил сержант, тяжело опускаясь на кровать. – А где же, где же вы были, дьявол вас побери? Так я и думал, что здесь какой-то фокус...
– Вы же хитрец, – снова заговорил Сталки. – Мы же не могли знать, что вы за нами крадетесь, а? Вы же нас выследили! Да это мы вас заманили! Полковник Дэбни... Вам не кажется, Фокси, что он приятный человек? Полковник Дэбни наш большой друг. Мы ходим туда уже много недель по его приглашению. Вы и ваш долг! К черту ваш долг, сэр! Ваш долг держаться подальше от его территории.
– Да, вы уже не оправитесь от этого, Фокси. Молокососы вас засмеют, – сказал Жук.
– Подумайте о своей репутации.
Сержант погрузился в тяжелые мысли.
– Послушайте, юные джентльмены, – сказал он серьезно. – Вы ведь так и не сказали. А мистер Праут и мистер Кинг тоже были там?
– Были, были, Фоксибускулус. Это было ужасно. Попались еще чище. Мы слышали каждое слово. Вы еще легко отделались. Клянусь, на месте Дэбни я бы упрятал вас в тюрьму. Надо будет посоветовать ему это сделать завтра.
– И все это узнает ректор. О Боже!
– Каждое ваше слово, мой Чингачгук, – сказал Жук, пританцовывая. – А что такого? Мы не делали ничего плохого. Мы не браконьеры. Мы не будем губить свои несчастные, невинные души... утверждая, будто напились.
– Я этого не говорил, – ответил Фокси. – Я... я только сказал, что вы вели себя странно, когда вернулись с этим барсуком. Мистер Кинг неправильно все понял.
– Конечно, и будьте уверены, что он обвинит в этом вас, когда узнает, что был неправ. Мы-то знаем Кинга, в отличие от вас. Мне жаль. Вы не подходите для службы сержанта, – сказал Мактурк.
– Для таких сорванцов так точно не подхожу. Я влип. Вы прятались в кустарнике. Когда-то у меня была лошадь, пехота и артиллерия... а теперь даже младших классов у меня не будет. Более того, ректор пошлет меня с запиской к полковнику Дэбни выяснить, правда ли, что он приглашал вас.
– Тогда вы сразу идите к воротам, вместо того чтобы преследовать проклятых мальчишек... вот послание Кингу. Ну, Фокси? – Подпирая подбородок руками, Сталки с восторгом разглядывал жертву.
– Ти-ра-ла-ла-иту! Враг повержен! Слышите меня! – воскликнул Мактурк. – Фокси, принес нам чай, хотя мы считаемся моральными уродами. У Фокси доброе сердце. Фокси тоже служил в армии.
– Я хотел бы, чтобы вы были тогда со мной, юные джентльмены, – сказал с жаром Фокси. – Я бы мог вас научить кое-чему.
– Прошу тишины в суде, – продолжал Мактурк. – Я, адвокат заключенного, считаю, что слишком жирно метать бисер перед учениками колледжа. Они не поймут этого никогда. Они лишь играют в крикет и говорят все время «Слушаю, сэр», «О, сэр!» и «Нет, сэр!»
– Не обращайте на это внимания. Продолжайте, – сказал Сталки.
– Итак, Фокси – симпатичный и добрый человек, пока не начинает высоко оценивать себя и мудрить.
– «Не пускай гончих в сильный ветер», – вставил Сталки. – Я не возражаю, если вы его отпустите.
– Я тоже, – сказал Жук. – У меня осталась одна радость – Топтун и Кинг.
– Мне пришлось это сделать, – жалобно проговорил сержант.
– Так! Дурная компания склонила... или уговорила его манкировать службой. Вы уволены с дисциплинарным взысканием, Фокси. Но клянусь, мы никому не расскажем о вас, – заключил Мактурк. – Это очень повредит дисциплине в школе. Ужасно повредит.
– Так, – ответил сержант, собирая блюдца и чашки, – с учетом того, что я знаю о вас, юные сор... джентльмены, я рад это слышать. Но что же мне сказать ректору?
– Все, что только пожелаете, Фокси. Мы не преступники.
Сказать, что ректор был раздражен, когда сержант появился перед ним после обеда со списком провинностей, это сильно смягчить действительность.
– Коркран, Мактурк и компания. Понятно. Выход за пределы территории, как обычно. Так! А это что такое? Подозрение в пьянстве. Кто это обвиняет???
– Мистер Кинг, сэр. Я поймал их за пределами территории. По крайне мере, так это выглядело. Хотя оказалось, что тут еще много всего, – сержант явно волновался.
– Продолжайте, – сказал ректор. – Давайте послушаем вашу версию.
Они с сержантом общались уже семь лет, и ректор знал, что то, что мистер Кинг говорит, сильно зависит от того, какое у мистера Кинга настроение.
– Я думал, что они вышли за границы, когда пошли вдоль скал. Но оказалось, что это не так, сэр. Я видел, как они зашли в лес полковника Дэбни, и тут такое дело, сэр. Люди полковника Дэбни приняли нас за браконьеров – мистера Кинга, мистера Праута и меня. Ну, тут, конечно, наговорили много, и мы... и они. Юные джентльмены как-то ускользнули, и они вроде бы все смеялись, сэр. А мистера Кинга заподозрил сам полковник Дэбни... Полковник Дэбни очень строгий. Потом они решили пойти прямо к вам, сэр, после того, как... после того, как мистер Кинг сказал им в кабинете мистера Праута об их вредных привычках. Я сказал только, что они все смеялись, хохотали и хихикали, вроде как чуть-чуть не в себе... Потом они сказали мне, сэр, что полковник Дэбни разрешил им заходить в его лес... и всё смеялись.
– Понятно. И, конечно, они ничего не говорили об этом своему преподавателю?
– Они сказали мистеру Кингу, что будут обжаловать решение, как только он заговорил об их... вредных привычках. Сразу же сказали, что будут жаловаться, сэр, и просили отправить их в спальню, чтобы ждать, пока вы их примете. Я так понял, сэр, из их разговора... они всё смеялись... что они каким-то образом слышали все, что полковник Дэбни говорил мистеру Кингу и мистеру Прауту, когда он их принял за браконьеров. Я, конечно, мог бы догадаться, что у них была какая-то своя линия связи. Это... это ясно, сэр, если вы спросите меня, и они очень веселились поэтому у себя в спальне.
Ректор понял, понял все до мельчайших деталей, и его губа слегка дернулась под усами.
– Сейчас же пришлите их мне, сержант. Это дело не терпит отлагательств.
– Добрый вечер, – сказал он, когда перед ним предстала троица в сопровождении эскорта. – Мне хотелось бы на несколько минут привлечь ваше внимание. Вы знаете меня пять лет, а я знаю вас... все двадцать пять. Мне кажется, мы отлично понимаем друг друга. Я собираюсь сделать вам огромный комплимент. (Желтый сахар, пожалуйста, сержант. Спасибо. Можно нас не ждать.) Я собираюсь наказать вас, без всякого, Жук, на то основания. Я знаю, что вы ходили на территорию полковника Дэбни по его приглашению. Я даже не собираюсь отправлять туда сержанта с запиской, чтобы проверить истинность ваших слов, потому что я убежден, что в данном случае вы говорите абсолютную правду. Я знаю также, что вы не пили. (Мактурк, если вы сейчас же не прекратите изображать целомудрие, я могу начать думать, что вы меня не понимаете.) Ни в ком из вас нет ни малейшего изъяна. И именно поэтому я собираюсь совершить чудовищную несправедливость. Ваша репутация пострадала, так? Вас опозорили перед всей школой, так? Вы очень переживали за честь школы, так? А теперь я задам вам порку.
После этих слов они получили по шесть розог на каждого.
– И на этом, я думаю, – сказал ректор, положив розгу и выбрасывая письменное обвинение в мусорное ведро, – можно считать вопрос решенным. Когда вы видите, что возникает некоторое отклонение от обычной ситуации (это пригодится вам в будущем), всегда ищите необычное решение. Кстати, вот еще что. Видите эти книги в шкафу? Можете брать их при условии, что вернете на место. Думаю, что никому не повредит, если вы будете читать их, не скрываясь. Правда, от них пахнет табаком. Сегодня вечером вы можете идти на занятия как обычно, – сказал этот удивительный человек.
– Спокойной ночи и спасибо, сэр.
– Клянусь, я буду за него сегодня молиться, – сказал Жук. – Два последних удара были похожи на дружеское похлопывание. А на нижней полке у него стоит «Монте-Кристо». Я видел. Чур, я первый читаю, когда мы пойдем на Авес.
– Настоящий мужик! – воскликнул Мактурк. – Никаких ограничений! Никаких наказаний. Никаких дурацких вопросов! Все нормально!
***

 Отправлено: 17.04.09 10:15. Заголовок: Киплинг "Сталки и компания" (2)

Вот еще один отрывок из "Сталки и компания".

***
– Заходите, падре, заходите, – сказал Сталки, выдвигая лучший стул. – За последние десять дней мы встречались только официально.
– Вы были осуждены. Я не общаюсь с преступниками.
– Да, но нас восстановили в правах, – ответил Мактурк. – Мистер Праут смягчился.
– Ни единого пятна на нашей репутации, – сказал Жук. – Все это было неприятно, падре, очень неприятно.
– А теперь сосредоточьтесь и подумайте над тем, что я скажу, mes enfants. Именно ваша репутация и привела меня сюда. Выражаясь языком малышни, что вы там нафигачили в классе мистера Праута? Тут не над чем смеяться. Он говорит, что вы настолько снизили моральный уровень класса, что ему пришлось отправить вас назад в комнату. Это правда?
– Все правда до единого слова, падре.
– Не дерзи, Турк. Послушайте. Я говорил вам очень часто, что никто в школе не имеет такого влияния, хорошего или дурного, как вы. Вы знаете, я не веду разговоры о моральных и этических нормах, потому что я не верю, что молодой представитель человеческой породы не может удержаться в их рамках. Все равно, я не хочу думать, будто вы развращаете малолеток. Не перебивай, Жук. Послушайте, мистер Праут получил сигнал, что вы каким-то образом развращаете своих товарищей.
– Мистеру Прауту поступает так много сигналов, падре, – устало ответил Жук. – Этот был о чем?
– Так, он говорит, что слышал, как ты шепотом рассказывал какую-то историю в темном классе. А Оррин, приоткрыв дверь сказал: «Замолчи, Жук, это отвратительно». Ну?
– Помните книгу «Осажденный город» Маргарет Олифант, которую вы мне давали почитать в прошлом семестре? – спросил Жук.
Падре кивнул.
– Я кое-что пересказывал оттуда. Только вместо города я взял колледж, в тумане... осажденный призраками мертвых детей, которые вытаскивают учеников из кроватей. Все имена реальны. Ты произносишь их шепотом, ну, вы понимаете, с именами. Оррину это очень не понравилось. Никто не дал мне рассказать все до конца. А в конце становится просто ужасно.
– Но почему же ты не объяснил все это мистеру Прауту, чтобы у него не было впечатления...
– Падре-сахиб, – сказал Мактурк, – нет ни малейшего смысла объяснять что-либо мистеру Прауту. Если у него не сложилось одно впечатление, то тут же сложится другое.
– Он делает это из лучших побуждений. Он ведь in loco parentis, – пробормотал Сталки.
– Вот черти! – ответил преподобный Джон. – А я правильно понимаю, что... ростовщичество – это еще одно из впечатлений преподавателя?
– Ну... тут мы немножко помогли, – сказал Сталки. – Я действительно должен Жуку два шиллинга и четыре пенса, по крайней мере, Жук говорит, что я должен, но я и не собирался ему отдавать. Потом мы слегка поспорили на лестнице, а тут... тут неожиданно подскочил мистер Праут. Вот как оно было, падре. Он дал мне деньги широким жестом (хотя все равно вычел их из моих карманных расходов), а Жук дал ему долговую расписку. Я не знаю, что произошло потом.
– Я был чересчур откровенен, – сказал Жук. – У меня всегда так. Понимаете, падре, у него сложилось некоторое впечатление, и, наверное, мне следовало бы это впечатление исправить, но разве я мог быть абсолютно уверен в том, что в его корпусе никто не дает деньги взаймы? Я подумал, что старосты должны знать об этом больше, чем я. Это их дело. Они являются оплотом частных школ.
– Они и узнали... к тому времени, когда все закончили, – сказал Мактурк. – Как сознательные, добропорядочные, благонадежные, честные, чистые душой ребята, с которыми вы бы с удовольствием встретились, падре. Они перевернули весь корпус вверх дном... Харрисон и Крей... конечно, из самых лучших побуждений.
– Так они сказали. И очень громко говорили, кричали из последних сил...
– А у меня складывается впечатление, что все вы, безусловно, кончите на виселице.
– Да мы же ничего не делали, – ответил Мактурк. – Это все мистер Праут. Вы не читали книгу о японских борцах? Мой дядя... он служит во флоте, как-то показывал мне.
– Не пытайся сменить тему, Турк.
– Я не пытаюсь, сэр. Я просто пытаюсь привести пример, как в проповеди. У этих борцов есть такой трюк, когда все задуманное выполняется другим. Борцы сходятся, и тот, другой, проигрывает в результате собственных действий. Это называется «шибувичи» или «токонома», что-то в этом роде. Вот мистер Праут и есть «шибувичер». Это не наша вина.
– Вы считаете, что мы специально ходили по классам, пытаясь развратить юные умы? – спросил Жук. – Начнем с того, что он у них отсутствует, а даже если и есть, то он уже давно развращен. Я тоже учился в младшем классе, падре.
– Вообще-то мне казалось, что я знаю границы ваших выходок, но если вы прикладываете такие усилия для того, чтобы нагромоздить кучу свидетельских показаний против самих себя, то вы не можете никого винить за то...
– Мы никого не виним, падре. Мы разве сказали хоть слово против мистера Праута? – Сталки посмотрел на остальных. – Мы любим его. Он даже не знает, как мы любим его.
– Ха! Вы, видимо, хорошо скрываете свою любовь. Вы когда-нибудь задумывались о том, кто первоначально решил выселить вас из комнаты?
– Нас выселил из комнаты мистер Праут, – сказал Сталки со значением.
– Так вот, это был я. Я не хотел этого, но боюсь, что по некоторым моим словам у мистера Праута сложилось впечатление...
Пятая комната дружно рассмеялась.
– Видите, с вами происходит то же самое, падре, – сказал Мактурк. – У него моментально складывается впечатление, да? Но вы не должны думать, что мы его не любим, потому что мы любим его. Мы не держим на него абсолютно никакого зла.
В дверь два раза постучали.
– Ректор желает немедленно видеть Пятую комнату в своем кабинете, – послышался голос Фокси, школьного сержанта.
– Ого! – сказал преподобный Джон. – Мне кажется, что у некоторых будут крупные неприятности.
– Готов поспорить, Праут побежал и нажаловался ректору, – сказал Сталки. – У него раздвоение морали. Это нечестно – втягивать ректора в склоку в корпусе.
– Я бы посоветовал взять тетрадку гм... для... безопасности и записи некоторых деталей, – сказал бесстрастно преподобный Джон.
– Ха! Он ласково стелет да жестко спать, – сказал Жук. – Спокойной ночи, падре. Мы пошли.
И снова они – Билайал, Маммон и Люцифер – стояли перед ректором. Но им уже приходилось иметь дело с этим человеком, который был искушеннее всех троих, вместе взятых. До этого, после получасовой беседы с подавленным, расстроенным Праутом, ректор понял то, чего не заметил преподаватель.
– Вы побеспокоили мистера Праута, – сказал он задумчиво. – Мальчики не должны беспокоить преподавателей сверх необходимости. Мне не нравится, когда меня беспокоят подобными вещами. А вы меня побеспокоили. Это очень серьезный проступок... Понимаете?
– Да, сэр.
– Теперь я намереваюсь побеспокоить вас, индивидуально и в частном порядке, поскольку вы нарушили мой график. Вы слишком взрослые для порки, поэтому я должен выразить свое неудовольствие каким-то иным способом. Скажем, каждому написать по тысяче строк, неделя без выхода за территорию и что-нибудь еще в том же роде. Вы ведь уже слишком взрослые для порки?
– Нет, нет, сэр, что вы! – бодро воскликнул Сталки, потому что неделя без выхода во время летнего семестра – это серьезно.
– Оч-чень хорошо. Тогда сделаем то, что сможем. Желаю вам больше не беспокоить меня.
Это было честное и справедливое наказание, сопровождавшееся замечаниями, но больше всего они ощущали паузы, которые он делал между наказаниями. Например:
– Выходцев... из более младших классов я мог бы обвинить... в оскорблении. Вы недостаточно благодарны за... имеющиеся у вас привилегии. Но есть и границы... они определяется опытом, Жук... за пределами которых личная вендетта всегда опасна, потому что... не двигайся... рано или поздно сталкиваешься... с более высоким авторитетом, который изучал поведение животных. Et ego... пожалуйста, Мактурк... in Arcadia vixi. Вот вам вопиющая несправедливость, которая связана с вашим... характером. И все! Скажете своему преподавателю, что я официально наказал вас розгами.
– Вот отвечаю! – воскликнул Мактурк, все время поводя лопатками, пока они шли по коридору. – Это правильно! Наш Прусак Бейтс все видит насквозь.
– Хитро я придумал, выбрав порку, вместо того чтобы писать эти упражнения? – спросил Сталки.
– Ерунда! Мы были обречены на это с самого начала. Я видел это по глазам старика, – сказал Жук. – Чуть не подавился от смеха.
– А мне-то как раз было не до смеха, – признался Сталки. – Пойдем в туалет, посмотрим на наши раны. Один из нас может держать зеркало, а другой смотреть на себя.
В течение десяти минут они проделывали эти упражнения. Полосы от розог были очень красные и очень ровные. И ни одного из них невозможно было отличить от другого по тщательности, насыщенности и определенной четкости линий, что всегда характеризует работу настоящего художника.
– Что вы здесь делаете? – Мистер Праут, привлеченный плеском воды, появился на лестнице, ведущей в туалет.
– Мы получили порцию розог от ректора, сэр, и мы смывали кровь. Ректор сказал, что мы должны сообщить об этом вам. Мы собирались сделать это через минуту, сэр. Топтун увеличивает счет!
***