Отправлено: 12.03.23 18:02. Заголовок: Сергей Мосияш. "Ваня Крылов".

Ваня Крылов

Сергей Мосияш

Повесть о детстве баснописца А. И. Крылова в Яицком городке.

Глава Семь бед

<...>

Когда Ваня пришел домой, отец лежал, отдыхая, в сенцах.

- Ваня, тут журнал "Трутень" лежал. Ведь ты ж его взял, больше некому.

- Я, папенька.

- И где же он?

Ваня замялся, опустил голову.

- Ну, я тебя спрашиваю. Куда ты его дел?

- Я думал, он не нужен, раз тут валяется... Я посмотрел картинки, а потом на
Чаган снес.

- Зачем?

- Ветки сырые, папенька, были. Никак не горят...

- Значит, сжег журнал?

- Я хотел один листик, а оно никак не горит, папенька.

- А огонь-то зачем разводил?

- Раков варили.

- Раков? - удивился Андрей Прохорович.

- Раков, папенька.

- Ну, что ж, все ясно, - сказал Андрей Прохорович и, поднявшись, пошел на кухню
к горке. Достал оттуда ножик, попробовал лезвие, подал Ване.

- Поди к Чагану, нарежь себе лозы.

- Толстой или тонкой?

- Да нет, пожиже, чтоб хорошо гнулась.

- Много?

- С десяток либо с пяток хватит. Чтоб про запас.

- А зачем она, папенька? - спросил Ваня, смутно что-то предчувствуя.

- Как зачем? Я же сказал - для тебя. Буду тебя сечь.

У Вани оборвалось сердце.

- За что, папенька?

- За злодейское обращение с книгами.

- Я больше не стану так, папенька, - взмолился Ваня.

- Ничего, сынок, - сказал Андрей Прохорович, - когда-то ж надо розог
попробовать. Иначе какой же ты мужчина без этого.

- Но я не готов, - растерянно пролепетал Ваня.

- А чего там готовиться? Скинешь штаны, ляжешь на лавку - и всего делов. Ступай,
ступай.

Ваня вышел на улицу и поплелся к зеленой пойме Чагана. Найдя огромный куст
лозняка, он придирчиво стал выбирать лозины. В другое время он мигом бы нарезал
их, но сегодня, зная, для чего они пойдут, Ваня подолгу рассматривал каждый
прут.

"Этот тонкий... в тело так и вопьется. А этот толстый, больно будет... У этого
сучья, тоже плохо".

С пятью тщательно выбранными прутиками он пришел домой. Мария Алексеевна была
дома. У Вани затеплилась надежда. Маменька никогда его не била - может, и отцу
не даст. Но она сказала вдруг, поднимаясь с лавки:

- Только уж ты, батюшка, не сильно.

- Вот еще заступница, - осерчал Андрей Прохорович. - Зачем парнишку
обнадеиваешь? Хочешь, чтобы больше всыпал?

- Молчу, молчу, - испугалась Мария Алексеевна. - Но лучше я пока на улице
побуду, не охотница я смотреть на это.

Андрей Прохорович перебрал принесенные Ваней прутья, пробурчал что-то под нос,
выбрал один и скомандовал:

- Ложись, Иван!

Ваня лег на лавку на живот. Отец, задирая ему повыше рубашку, спросил:

- Кричать будешь?

- Нет.

- Ну и правильно. Молодец. Крепкий человек, сильный никогда не закричит.

В следующее мгновение розга свистнула и больно ожгла тело. Ваня невольно
дернулся, охнул, но, вспомнив о своем обещании молчать, тут же стиснул зубы.
Розга свистела, тело вздрагивало, но Ваня молчал. А хотелось взвыть и даже
кусаться.

Вечером, когда сели ужинать, маменька подстелила Ване свою пуховую шаль, чтоб не
так больно сидеть на лавке было.

<...>

Глава Ребячья Война

<...>Ваню с Горкой "царята" нагнали уже в кустах. Завязалась рукопашная. Крепостную
"мелюзгу" Степкины "матерые" скручивали быстро. На Ваню кинулся Венька
Свилеватых. Едва Ваня замахнулся, как получил подножку сзади - и сразу повалился
под куст. Венька, вцепившись ему в грудки, навалился, тяжело дыша и злорадно
всхохатывая:

- Вот ужо тебе все припомнится, капитан!

Ваня видел, как на Горку налетел сам Степка и стал биться с ним на саблях.
Кто-то хотел услужить "царю" и подставить Горке подножку, но Степка крикнул:

- Не трожь! Я сам!

Он хотел сам лично добиться победы. Горка хоть и был слабее Степки, но на этот
раз дрался отчаянно. И вдруг, изловчившись, он удачно и сильно перетянул саблей
"царя" через лоб. У Степки мигом взбугрилась малиновая полоса на лбу. Боль была
сильной, но Степка даже не охнул. Он только рассвирепел, глаза у него
выпучились. Наконец-то он вспомнил, что он "царь", и сразу заорал бешено:

- Хватай его, ребята!

На Горку навалилась Степкина армия и мигом скрутила его. Увидев своего врага
поверженным, "царь" не смиловался, а, наоборот, почему-то озлился еще больше.

- Повесить его! - приказал "царь", показывая на развесистую ветлу. Слуги такого
приказа не ожидали и поэтому несколько замешкались.

- Вы что?! Бунтовать! - закричал Степка и замахал саблей.

И слуги сразу засуетились. Один из них мигом взлетел на ветлу, сдернул с себя
кушак и, сделав петлю, спустил ее вниз. Верхний конец он старательно завязал за
сучок.

И победители и пленные не ожидали такого оборота, поэтому все с недоверчивым
любопытством наблюдали за происходящим.

Смотрел на это и прижатый к земле Ваня. Стянув ему воротник рубашки, Венька
крепко держал его. Но когда бледного Горку поволокли к петле, Ваня закричал:

- Степка, дурак! Ты что делаешь?!

Царь-Степка лишь бровью повел.

- Всыпать капитану десять горячих.

Свилеватых только тряхнул Ваню, но "сыпать горячих" не спешил. Надо было
досмотреть повешение. Ваня напружинился, изогнулся и вцепился зубами в руку
своего мучителя. Схватил его где-то далеко выше кисти. Почувствовав во рту
привкус пота, Ваня изо всех сил, до звона в ушах, сжал зубы.

Венька дико заорал и высоко подпрыгнул. Освободившись от него, Ваня ужом юркнул
в кусты и, вскочив на ноги, бросился бежать, не разбирая дороги. Сзади несся
визг Свилеватых и крики "царя":

- Имай капитана! Держи-и-и!

Ваня выскочил к крепости с изодранной рубашкой и поцарапанным лицом и бросился к
дому:

- Папенька, Горку вешают! - закричал он, ворвавшись в горницу.

- Какого Горку? - недоуменно поднял глаза от книги Андрей Прохорович. - Кто?

- Да Чукалина же! - кричал Ваня, задыхаясь, и хватал отца за руку. - Скорее!

Андрей Прохорович потянулся было за мундиром, но Ваня затряс головой.

- Не надо... Скорее же!

Андрей Прохорович так и бежал за сыном в одной рубашке, все еще плохо понимая
случившееся.

- Ванюшка, постой... Кто его вешает?

- Но Ваня летел впереди и твердил, задыхаясь и всхлипывая, одно и то же:
"Скорей, скорей".

Шум и топот на тропе, видимо, насторожили победителей и побежденных. И когда
Андрей Прохорович появился на поляне, на ней почти никого не было. Лишь мчался к
другому краю маленький "пленный", то роняя, то снова схватывая спадающие штаны.
Ему только что всыпали горячих, вот он и замешкался.

Перепуганный насмерть Горка лежал у ветлы. Веревка затянулась на шее, и он никак
не мог освободиться от нее.

Андрей Прохорович стал ослаблять петлю.

- Вы что! Сдурели, окаянные? - спросил он.

- Нет, папенька, мы в войну играли...

- Я вам поиграю, я вам повоюю...

- Так мы что? Мы ничего. Это все царь выдумал.

- Какой царь?

- Да Степка.

- Всех велю посечь! - грозился Андрей Прохорович. - Всех. И царя вашего в первую
голову. Молчи! Не перечь! Тебе тоже причитается.

Но на этот раз Ване не попало. Обошлось. За него неожиданно и решительно
вступилась Мария Алексеевна.

- Христос с тобой, батюшка, - говорила она мужу. - За что ж дите сечь? Ведь если
б не он, мог бы и пропасть тот парнишка.

- Да оно-то так, матушка, - соглашался Андрей Прохорович, - но получается, вроде
бы наш лучше всех. Тех наказали, а он в сторонке. Это тоже не по-товарищески.
Мальчишки могут и невзлюбить за потачку.

- Нет, нет, - с несвойственной ей твердостью говорила Мария Алексеевна. - У него
еще от прошлого не сошло. Бог с ней, с любовью мальчишьей. Нет, нет.

Обошлось благополучно не только для Вани. Не тронул никто и Горку Чукалина.
Андрей Прохорович, лично распорядившийся наказать всех "воителей", чтобы наперед
воевать неповадно было, сказал о Горке:

- Этого не надо. Он и так долго воевать теперь не схочет.

На то, что капитан Крылов пожалел Горку, была и другая причина, о которой он
никому не сказал. Горка был сыном казака, отправившегося с отрядом капитана в
первую вылазку против Пугачева и погибшего тогда же. Сыном боевого товарища.

Больше всех досталось Свилеватых. Отец его, рьяный служака, явился домой
навеселе. Увидев Веньку и вспомнив приказ капитана, тут же принялся за дело,
благо жены дома не оказалось.

Будучи в подпитии, драл он Веньку с великим удовольствием. И тем сильней, чем
сильней орал наказуемый. Под свист плетки отец еще и приговаривал:

- Воевать боле не будем... Р-раз... Воевать боле не будем. Два! А если будем, то
шкуру спустим. Три!..

Венька отлеживался в траве за огородами, обложив иссеченные места подорожником.
Плакал Венька и от боли и от злости. Но злился не на отца, а на сына
капитанского.

- За все с ним посчитаюсь. И за укус и за плетку. Утоплю в Чагане... Уши
оторву... Ноги поломаю...

Так были запрещены в Яицком городке ребячьи войны.

Надолго ли?