30 лет назад Давным-давно я участвовала в бесконеных спорах на тему допустимости и недопустимости шлепков. Собственно, я сама видела ситуацию так: есть родители, которые изредка бьют детей (не избивают, а именно шлепают) и одни из них раскаиваются и готовы напать на других таких же, другие - пытаются оправдаться. А есть родители, психологи и прочие взрослые люди, банально обиженные на собственных родителей и они с удовольствием обвиняют и поучают других родителей, так опосредованно мстя собственным. В то, что в этих спорах будут участовать те, кто ради собственного наслаждения или в пьном или наркотическом угаре избивает детей, я никогда не верила.
Я доказывала несколько вещей. Во-первых, шлепок - это часть отношений. По сути - выражение эмоций. Ограничение в этом плане только обедняет отношения, ничего не давая взамен. Во-вторых, ни один нормальный человек не хочет избивать своего ребенка. Даже шлепать не хочет. И если это происходит - значит, родитель сам нуждает в помощи. Помочь ребенку можно только через помощь родителю. Усиливая же чувство вины, "психолог" ни сколько не усиливает самоконтроль бедного родителя. Наконец, последний мой аргумент - ни родительские шлепки, ни даже порка не вызывают психологических травм. Это я знаю, как человек, которого и пороли, и шлепали, и которой прошел психотерапию и свои личные травмы, что откуда растет и к чему приводит, хорошо знает. :)
Сейчас я хочу рассказать о своем детском опыте, о том, как меня пороли и что стало, а что не стало психологической травмой.
Начальная школа была для меня кошмаром. Это я сейчас понимаю, почему. Дело в том, что у меня зрительно-пространственная дисграфия. Это означает только то, что мне требовалось больше, чем другим детям, времени на то, что запомнить буквы и цифры, научиться читать и писать. Неизбежны были трудности с орфографией. У меня определенный учаток мозга работает не идеально и мне приходится искать обходные пути, чтобы научиться тому, что другой человек может сходу запомнить. Ничего критичного, все это преодолимо. Некоторые ограничения по жизни. У каждого человека есть какие-то ограничения. Но тогда, в моем детстве, ни я, никто вокруг ничего не понимал. Вот, в других отношениях вполне умная, сообразительная девочка не может учиться как все. Родители не верили, что я не могу (учитель, думаю, тоже) и считали, что не хочу. Собственно, я и правда не хотела.
Если бы я тогда могла замечать, что со мной происходит, я сказала бы, что мне настолько неинтересно, мне так тяжело соредоточиться, у меня так легко все ускользает из памяти, я с таким трудом различаю буквы и цифры, что я правда не хочу всем этим заниматься.
Меня уговаривали по-хорошему. Потом - хоть как-то. Мне помогали, как могли. То мама, то папа стояли надо мной, чтобы я писала закорючки и буковки. Надо сказать, я была ребенком, который еще в раннем возрасте научился уходить в глухой отказ. Я умела молчать, не смотреть в глаза, терпеть и ждать, пока от меня отстанут. Наладить со мной контакт мало кто бы смог. Но ведь никто и не считал это нужным.
Потом у родителей лопалось терпение и они по очереди нарезали круги вокруг дома. Потом они начинали срываться и орать, что я издеваюсь. Потом меня клали на кровать и били ремнем.
Я очень хорошо помню моменты, когда меня пороли.
Все остальное вспоминаю нечетко и как через туман. А вот порку помню отлично. Думаю, что я нарочно до нее доводила. Боли я не помню. Но, если честно, я не очень-то боюсь боли. Не люблю, не получаю от нее удовольствие. Но собственно боль для меня - это только факт, один из. Чего-то душераздирающего он для меня не несет. Лет до 25 я успела пережить огромное количество разнообразных болей, считаю себя экспертом в них. ) Только родовую боль узнала позже. А из остального, у меня даже невролгия тройничного нерва была, про которую пишут, что она - частая причина спонтанных самоубийств. В общем, я не помню, как мне было больно от ремня. Зато я помню, какое было огромное облегчение - возможность орать во все горло. Все напряжение выходило из меня. Еще я чувствовала чистую злость, ярость. Я наконец-то по-настоящему злилась на родителей, ощущала себя в праве злиться. Только в эти моменты мне было безразлично, хорошая я или плохая. Я только знала: родители - не правы, происходящее - чистая жестокость ко мне и никакого оправдания для нее нет. А еще это облегчало мое постоянное чувство вины: меня наказали, значит я больше не виновата. Остальное время я чувствовала себя ужасно плохой и только ждала момента, когда меня все оставят в покое, чтобы придумать что-нибудь себе, чтобы хоть в фантазии побыть хорошей, в добром месте.
Я сейчас точно могу сказать, что именно порка мне никаких психологических трам не нанесла. Травмой было то, что родители ко мне не прикасались. А прикосновения - единственный язык любви, который я понимала и сейчас понимаю. Мама прикасалась по необходимости, например, если помогала одеваться или мыться или когда вела за руку. Соответственно, когда я сама стала одеваться, мыться и ходить по улице, она уже ко мне не прикасалась. А папа, как я сейчас понимаю, избегал любых прикосновений. Он даже рядом со мной избегал сидеть. Я не знаю и уже не узнаю, почему. Но это было так. Единственное исключение - иногда папа давал мне подзатыльники. Совершенно не злобно и не больно. Просто прохожу мимо - получаю. Отчетливо помню, как я сама же его от этого отучила. Я стала выдавать преувеличенную реакцию - втягивала голову в плечи и шарахалась в сторону. Мама с папой поговорили и папа раз и навсегда перестал меня шлепать. Если честно, у меня тогда были очень смешанные чувства по этому поводу. С одной стороны, я сама добилась того, чего хотела. С другой, я раз и навегда лишила себя любых прикосновений отца. Я не знала, как мне это важно. Но это было важно.
Я спрашивала маму, почему она ко мне не прикасалась. Она говорит, что однажды я сказала: "Все, больше меня не трогайте!". И она не трогала. Мне было года 4-5. Я этого не помню, могу только предположить, что просто была сильно обижена. И уж точно не ожидала, что вот так, несколькими словами, можно замуровать себя в одиночестве. Откуда-то оттуда растут мои страх и вина, вместе с паранойяльной уверенностью, что весь мир зависит от моих слов. И многие годы взрослой жизни с комом в горле.
Мама говорит, что какое-то время целовала меня на ночь (я не помню). Перестала, когда заметила, как я брезгливо стираю след поцелуя. Это тоже показательно: ребенок, который остро нуждается в ласке, начинает отвергать ее, даже искренно чувствует отвращение к ней.
Я уверена, что даже в 4 года меня было бы нелегко отогреть. Взрослые вокруг меня были совершенно уверены, что главное в воспитании - строгость. И я своим поведением это только подтверждала. Например, стоило родителям начать меня "баловать" - хоть как-то свое расположение ко мне выражать - я моментально слетала с катушек и начинала вести себя плохо. На самом деле, я не могу вспомнить никаких собственных злых намерений и поступков. Просто мне хотелось проявить себя. Хотелось кричать, громко говорить, двигаться, играть в шумные игры. Я могла сказать или сделать что-то необдуманное. В общем, мое поведение выглядело младше моего возраста и глупее. Это было "плохим поведением". Соответственно, в своем обычном или "хорошем" состоянии я показывала поведение чуть старше своего возраста, говорила обдуманно.
Я росла в небольшом рабочем городке и не видела вокруг семей лучше моей. Мои родители правда старались быть справедливыми, старались заботиться обо мне как можно лучше. И тем не менее, я росла с ощущением вакуума вокруг меня, холодной пустоты. Моих родителей не распирало ласкать меня, я принимала это как само собой разумеющееся. Если бы они знали, что мне, как любому ребенку, важны прикосновения - они бы прикасались. Мама, так точно. Но они ничего не знали. Если бы они знали, что ребенок становится послушным, когда он чувствует себя любимым - они бы все сделали, чтобы я чувствовала себя любимой. Но они не знали. Они думали, что дети просто должны слушаться и главное в воспитании - строгость. Я и сама много лет так думала. И мне не хотелось ласкаться к родителям. И даже сейчас часто я ласкаю своих детей не потому, что мне этого хочется. А потому, что мне это легче, чем их лечить или терпеть их плохое поведение. Потому, что я хорошо знаю, как легко управлять любящим тебя ребенком. Вот я и трачу силы не на управление детьми, а на выращивание привязанности. Но даже сейчас с моей стороны в этом гораздо больше интеллекта, чем сердца.
А что вы можете сделать с ребенком, который к вам не привязан всей душой, не пылает к вам любовью? Кажется, Платон, а может, Аристотель отправил одного своего ученика назад к родителям со словами: "Я не могу ничему его научить, потому что он меня не любит". Я не слышала слов родителей. Я не запоминала их, не могла запомнить. Все, что я понимала - надо угадать, что от меня хотят и притвориться, что я поняла. На самом деле я не только ничего не понимала, я не хотела понимать. Отдельно я себя чувствовала плохой за то, что я не люблю родителей, не чувствую к ним любви. Зависимость - да, чувствую. А любви, нежности нет. Это было довольно обычно в моем окружении, я это понимала. И взрослые, видимо, тоже чувствовали. Не случайно же детей называли "спиногрызами" и "паразитами". Любовь была или интеллектуальной фишкой, или заскоком, совершенно лишним в реальной жизни. Ну, конечно, родители любили детей. Ну, конечно, дети любили родителей. И в этом "конечно" для меня - все тот же холодный вакуум.
Родители не требовали, чтобы я хорошо училась. Они не заставляли меня делать что-то из ряда вон. Они взрывались, когда я в сотый раз делала одну и ту же ошибку. И когда я вообще отказывалась что-то делать. Могу себе представить их беспомощность. Я приносила из школы двойки. У меня даже единица в прописи была, как сейчас помню. Мне сейчас весело эту единицу вспоминать - я всегда рассказываю о ней, когда мне кто-то говорит, какой неразборчивый у меня почерк. Но тогда ни мне, ни родителям, не было весело. Ведь если бы я не смогла учиться в нормальной школе, меня надо было бы в спецшколу для умственно отсталых определять. Ладно, до спецшколы было далеко. ) Но вот на второй год я могла остаться. Это ж такой позор был бы! В мою умстенную неполноценность родители не верили и позориться не хотели. Значит, я просто непослушна, ленива и упряма. За это и наказывали. Ремнем. Им это не было в радость, я уверена. Мне, уже взрослой, отец как-то сказал: "Если мне когда-нибудь был нужен психолог, так это тогда, когда ты пошла в школу". И такое в его голосе было возмущение, что я поняла: ни тогда, ни за больше чем 25 лет после, он ни разу не задумался о том, что я переживала, что со мной происходило, почему я вела себя так, как вела. О том, что моя мама понимает и что по этому поводу чувствует, я даже гадать боюсь.
Что меня сейчас может легко разозлить, так это пассажи, вроде: "Вот, если бы у тебя не было такого детства, ты бы сейчас не была такой, какая ты есть". Имеется ввиду, что у меня хорошее образование, хорошая семья, любимый любящий муж, замечательные дети, я живу там, где хочу жить, я путешествую, я делаю много вещей, которые для большинства людей оттуда, где я выросла, возможны так же, как полет в космос. Ну, конечно, я не была бы такой, какая я есть, если у меня было другое детство. Но моя свобода жить так, как я хочу жить, началась, когда закончилась психотерапия. И не надо делать вывод: у тебя счастливая жизнь, потому что было несчастливое детство. Наступает в жизни момент, когда ты перестаешь зависеть от своего детства, когда есть выбор - быть или не быть биороботом. Этот момент не приходит сам собой, увы.
Сейчас я думаю о порке только одно: это показатель тупика в отношениях. Показатель того, что родитель не справляется с ребенком, что он полностью бессилен и беспомощен перед ним. Но это не что-то ужасное и не поправимое. Порка даже может приносить облегчение ребенку - как минимум избавить от чувства вины и позволить злиться на родителей. Но она никогда не улучшает отношения. А значит, она не облегчает родительство.
https://alpha-parenting.livejournal.com/748732.html
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
